Одна секция с полками – та, что ближе к витрине, – немного выдавалась наружу и нарушала гармонию пространства. Кикуэ переживала из-за этого, но поделать ничего не могла. За выступом находилась бетонная балка, которая поддерживала монорельсовую дорогу. Монорельс Химэдзи официально закрыли в год рождения Кикуэ, хотя на самом деле он перестал работать за пару лет до этого. Кикуэ никогда не ездила на монорельсе – и тем не менее считала его неотъемлемой частью своей жизни.
Монорельсовая дорога открылась в 1960-х годах и на следующие недолгие восемь лет связала станцию Химэдзи с находившейся полутора километрами западнее Тэгараямой. Ее недолговечность была вполне объяснима. Километр с небольшим – расстояние, которое можно пройти пешком. Поскольку дистанция вполне по силам пешеходу, а билеты на монорельс стоили дорого, все шли пешком. Когда уже во взрослом возрасте Кикуэ узнала эти подробности, затея с монорельсом показалась ей нелепой шуткой. И о чем только думал мэр?
В Тэгараяме есть океанариум, ботанический сад и дом культуры, знакомый каждому местному жителю, который когда-нибудь занимался музыкой. Там проходили концерты музыкантов из Химэдзи. До перехода в среднюю школу Кикуэ занималась игрой на фортепиано и сама выступала на нескольких проводившихся там концертах. Чтобы туда добраться, достаточно было просто идти вдоль колонн, по которым шел монорельс. Трудно поверить, но даже после отключения монорельса его не демонтировали, и дорога просуществовала еще несколько десятилетий – проведение работ по сносу посчитали слишком затратным. Если бы Виллина из страны Оз обитала именно в Химэдзи, то отправляла бы людей в путь не по желтой брусчатой дороге, а вдоль заброшенного монорельса. С этими торчащими колоннами заблудиться было невозможно.
Ближе к совершеннолетию Кикуэ поступила в университет и перебралась в другую часть страны, а позже нашла работу в Осаке. Родительский дом находился в северной части Химэдзи, так что даже когда она время от времени приезжала в город, то редко оказывалась в той части, где проходил монорельс – а теперь и ее магазин.
Раньше здесь находилась небольшая лавка с косметикой, которую держала мать Кикуэ. Такие часто можно обнаружить на торговых улочках в провинциальных городах – местные женщины заходили туда купить что-нибудь для себя или посоветоваться. По воспоминаниям Кикуэ в салоне всегда было много женщин среднего возраста.
Когда однажды мать позвонила и рассказала ей, что собирается закрывать салон, Кикуэ не сомневалась ни секунды. Накоплений у нее было не так много, но она знала, что это помещение арендовать очень дешево. И если она вернется жить в материнский дом, то даже сэкономит: снимать это помещение под магазин было дешевле, чем ее квартиру в Осаке.
Так Кикуэ уволилась с работы, провела в лавке ремонт – по возможности делая все своими силами – и запустила свой магазинчик с подарками. Работать на огромные корпорации ей уже поднадоело. Кикуэ хотела ощущать себя в центре своей собственной жизни. А если что-то пойдет не так – ну что ж, ей и разбираться, что с этим делать.
Кикуэ не была в лавке матери несколько лет, и когда приехала смотреть помещение – не поверила своим глазам: колонна от монорельса протыкала его как шампур. «Это еще что за?..» – растерянно бормотала она. Магазин оказался даже более странным, чем в ее воспоминаниях. Дело усугублялось тем, что здание еще и изрядно состарилось.
Весь квартал, к которому относился и магазинчик Кикуэ – все эти видавшие виды лавки, а еще лапшичная и парикмахерская – все одинаковой формы и размера – испещряли столбы монорельсовых колонн, торчащие из-за зданий, словно высокие трубы. На другой стороне улицы появился новенький жилой квартал с автоматическими дверями на домах – но на этой время словно остановилось.
К западу от квартальчика находился многоэтажный дом Такао, на одном из нижних этажей которого располагалась монорельсовая платформа Дайсёган. В квартирах никто не жил, и дом приходил в запустение. Стены покрывались побегами, а заросшие колонны напоминали теперь конечности огромного чудовища.
Если же перейти улицу и пройти мимо супермаркета и строящихся жилых домов, то за ними располагался берег реки Сэмба. Колонны и рельсы рассекали ландшафт и здесь. В этой части города, через которую проходила линия синкансэна, жители обходились с остатками монорельса как хотели: вешали таблички «выброс мусора запрещен», сажали вдоль рельс цветы, клумбы и грядки с овощами. Превращение, конечно, шло постепенно – в течение долгого времени. Впечатление оно производило странное – а самым странным Кикуэ показалось то, что в детстве ей и в голову не приходило, как необычно выглядели эти остатки монорельса. Она предположила, что некоторые вещи начинаешь замечать только когда возвращаешься в знакомые места повзрослевшим.
Вскоре после возвращения Кикуэ в Химэдзи ее приехал навестить ее бывший, который жил в Осаке – он взял выходной и они пошли гулять в сторону океанариума, вдоль тех самых рельс. Хотя они уже расстались, во время этой недолгой прогулки они держались за руки.
Было облачно, – вспоминала Кикуэ. Ее бывший прочитал в Интернете про монорельс и заинтересовался, а увидев дорогу, наснимал кучу фотографий. Когда утром в день приезда Кикуэ спросила, что он хочет посмотреть в городе – он не раздумывая ответил: монорельс. Именно его, а не замок Химэдзи – общепризнанную достопримечательность.
Отключенный монорельс, конечно, пользовался некоторой популярностью фанатов поездов и любителей заброшенных объектов. Периодически Кикуэ наблюдала через витрину за людьми, которые приезжали с большими фотоаппаратами на шее. Некоторые из них жадно заглядывали внутрь через витрину. Кикуэ быстро поняла, что их интересует не ассортимент ее лавки, аккуратно расставленный на полках, а выдававшаяся из стены и саморучно заделанная ею колонна. В последние десятилетия рельсы мало-помалу демонтировали, а теперь наконец официально начали работы по сносу, и многие люди приезжали сюда, чтобы попрощаться с монорельсом. Вполне вероятно было, что в будущем квартал с лавкой Кикуэ и вовсе снесут. Так же высока была и вероятность того, что бывший Кикуэ приехал сюда не ради нее, а ради того, чтобы посмотреть монорельс, пока он еще существует.
С бывшим Кикуэ впервые за пару десятилетий посетила океанариум. Здание было приподнято относительно уровня земли, и бывший рассказал ей, что раньше здесь располагалась конечная станция монорельса. Кикуэ удивилась: она этого не знала.
Поднявшись по ведшей к океанариуму дорожке, они осмотрели сверху рельсы, которые только что прошли, и место, где колонны наконец-то обрывались. Легко было представить себе направление путей монорельса, когда он еще существовал. Конечная по-прежнему сохранилась, чего нельзя было сказать о средней части – Кикуэ находила в этом нечто грустное. В своем нынешнем виде монорельс был для города как конечность, вызывающая фантомные боли. Он должен был исчезнуть окончательно, чтобы по нему перестали скучать.
Тем, кто привык к крупным городским океанариумам вроде осакского Кайюкана – как Кикуэ с ее бывшим – океанариум Тэгараямы мог бы показаться скучным, но некоторые виды в нем производили сильное впечатление. А по-настоящему заворожил их уголок с препарированными образцами. Экземпляр под вывеской «Обезглавленная огромная саламандра» действительно представлял собой огромную саламандру в формальдегиде без головы. По соседству с ней выставлялась «Объеденная огромная саламандра» – ей отгрызли половину туловища. Табличка под ней сообщала следующее:
«В 1996 году крупная саламандра длиной 117 см проглотила другую саламандру длиной 35 см, а затем срыгнула ее обратно».
Когда они закончили осматривать экспозицию образцов, впечатленный бывший прокомментировал:
– Ну и жуть. До конца жизни впечатлений хватит.
Кикуэ хмуро покивала головой. Она испытывала то же самое. На месте, где раньше был живой уголок – маленькая Кикуэ там трогала морскую звезду и каких-то мелких рыбешек – теперь находился большой бассейн с мелкими акулами и камбалами. «МЫ КУСАЕМСЯ!» – гласила красная надпись на вывеске.
После этого они посетили ботанический сад, необычайно большую долю которого занимали насекомоядные растения. Нарисованные от руки иллюстрации сопровождались пугающими объяснениями. Кикуэ помнила, как в ее детстве здесь росли такие нежные растения, что от касания пальцами у них сворачивались листья. Сад оказался гораздо более запустевшим, чем в ее воспоминаниях.
– Странный у вас городок, – хихикнул бывший, когда они возвращались обратно на станцию. Кикуэ согласилась. Город словно вложил все светлое и высокое в замок Химэдзи, а вот остальное… немного не дотягивало. Кикуэ порадовалась тому, что бывший разделял ее ощущения от города. Впрочем, они так и не сошлись снова, хотя от Осаки до Химэдзи было не так уж далеко.
В лавку вошла женщина, и Кикуэ кивнула ей головой в знак приветствия. Она вдруг обратила внимание на стоявшую внутри гробовую тишину и поспешила взять айпод, на котором включила приятную мелодию от Blossom Dearie. Кикуэ обнаружила, что рано или поздно все владельцы магазинов включают у себя нейтральный фоновый плейлист, даже если в жизни предпочитают другую музыку.
Резко, без всякой деликатности, женщина взяла с полки деревянную ложку и пару кружек, рассмотрела их и вышла. Кикуэ передернуло. Она много наблюдала за работой матери, но только теперь поняла, как хорошо та умела общаться с людьми, и в частности с покупателями. Теперь ее мать целыми днями смотрела иностранные сериалы.
Кикуэ же никак не могла смириться с тем, что первый встречный с улицы может вот так взять и зайти в ее священное пространство. Она, конечно, понимала, что смысл магазина в этом и заключается. Само собой, надо было стоять с душой нараспашку и вещать: «Рада вас видеть! Заходите, пожалуйста! Посмотрите, что у нас есть!» Но понимала она и то, что ей понадобится время привыкнуть к этому. Если разобраться, среди владельцев кофеен и книжных немало людей откровенно недружелюбных или по крайней мере не очень умеющих общаться. Кикуэ догадалась, что они решили открыть свое дело, потому что не хотели работать в офисах с другими людьми. Вполне логично. Сама Кикуэ считала себя вполне способной функционировать в обществе, но по природе была скорее интровертом.