Чиа зажмурилась и решила, наконец, войти в дом 66 на Лилли-Пилли-Лейн. Что или кого она здесь встретит?
3Джереми
Чиа дрожала всем телом – от пальцев ног до кончиков всклокоченных волос. Почему она сомневается? Девочка повернулась назад к лестнице, собираясь перепрыгнуть одним махом все девять ступеней и помчаться домой. К сестре. К злобной мачехе Присцилле, которая вышла замуж за их отца и свела его в могилу. Которая обращалась с Виолой как с принцессой, а с Чиа как с рабыней.
Но Чиа не знала дороги домой.
Проблеск надежды затеплился у неё в груди и поднялся к глазам. Теперь она видела надежду. Способ помочь Виоле.
Чиа задрала подбородок, повернулась обратно к двери и решилась войти. Другого пути у неё не было.
– Ну так что, ты собираешься стоять там весь день или войдёшь? Надеюсь, эта утка мне на обед?
Чиа застыла, потрясённая. Голос звучал сурово и важно, точно принадлежал королю. И как будто раздавался с земли. Поэтому девочка подумала, что это гном. Ничто не казалось невозможным, учитывая то, как она сюда попала.
– Ты что, замечталась там? Входи! Я голодный, а утятина – моя любимая еда.
Чиа нахмурилась и повернулась к голосу боком. Присев, она нащупала Пипа – тот прижался к её левой ноге и дрожал, как будто понимал, о чём речь. Чиа подхватила его на руки, чувствуя, что закипает.
– Пип не для обеда. Он – мой друг. Если такое здесь происходит с бедными животными, то я не останусь! – Чиа сделала два решительных шага в сторону двери, гольфы снова провалились в сапоги.
– Как можно не любить вкуснейшую утятину? Могу есть её весь день. Жареную, печёную, варёную, приготовленную на вертеле. Если что, могу съесть сырой. Ты, надеюсь, не вегетарианка? Ненавижу вегетарианцев!
– Извини, но мне придётся тебя расстроить. Я не ем мяса. Это жестоко, подло, бесчеловечно причинять вред другим живым существам. – Чиа в гневе сделала ещё один шаг назад. Чтобы не упасть, ей пришлось отпустить Пипа. Тот крякал и трясся, словно действительно страшно боялся, что его приготовят на обед.
– Не волнуйся, Пип. Я не позволю этому ужасному прожорливому невоспитанному мальчишке съесть тебя. Не позволю! – Чиа подтянула гольфы, выпрямилась и в негодовании топнула красным сапожком. Потом сделала несколько осторожных шагов вперёд. Она не видела ничего вокруг, а гнев притупил остальные чувства.
– Ты кого называешь мальчишкой? Ты что слепая и глупая? – произнёс голос, испытывая её терпение.
Чиа захотелось прыгнуть и закрыть ему рот, чтобы он замолк. Но она не стала. Вместо этого девочка решила держать чувства под контролем. Она была здесь ради Виолы, а не себя. Чиа прикусила язык и плотно сжала губы, чтобы не сказать чего-нибудь, о чём потом пожалеет. В конце концов, она не хотела, чтобы её выгнали.
– Джереми, прекрати раздражать наших гостей, – прозвучал новый голос. Он был властным и в то же время добрым. – Входите. Входите. Не обращайте внимания на этого малого.
Чиа почувствовала, что её обдало теплом и нежностью, как от солнца в осенний день. Голос был мягким, ласковым, глубоким и задумчивым. Совсем не такой, как у грубого мальчишки. Девочка подумала, что он должен принадлежать полному человеку простой внешности, одетого в просторные белые штаны с таким же верхом и с длинной белой бородой, которой мог бы позавидовать любой волшебник. Но она всё ещё была рассержена на мальчишку, который грозился съесть Пипа.
– Я требую оставить мою утку в покое и сейчас же вернуть мне!
Как только слова слетели с губ, она ощутила мягкие утиные перья на своей щеке. Кто-то поднял Пипа и протянул его ей. Девочка взяла его на руки, и напряжение в плечах ту же спало, а гнев утих.
– Спасибо.
– Входите. Пожалуйста, входите. Мы с Джереми не кусаемся. Даю честное слово, – посмеивался добрый голос. – Ты, наверное, пришла повидаться с Клэриэль?
Чиа почувствовала слабость, дрожь прошла по телу.
– Я не знаю, зачем я здесь. Какая-то леди перенесла меня сюда.
– А, да! – произнёс глубокий приятный голос. – Ты Чиа. Мисс Роберта перенесла тебя. Входи, входи, мы ждали тебя, правда, Джереми?
Чиа почувствовала, что наконец-то расслабляется. Её тело жаждало тёплой ванны, желудок требовал еды, а душа – дружеского общения. Она была совершенно одинока в шахтах, если не считать её питомца. Пип постоянно утешал её, но он не мог сказать ничего в ответ. Поэтому девочке всегда казалось, что она разговаривает сама с собой.
– Я на это не соглашался. Считаю, это дурная затея притащить её сюда. И совсем уж подло дразнить меня этой аппетитной соблазнительной уткой. Вы когда-нибудь пробовали утиное суфле? – не унимался Джереми.
– Кряк-кряк-КРЯК! – Пип спрятал голову под мышку Чиа и весь задрожал от слов Джереми.
– Слушай, ты, противный мальчишка! – Чиа захотелось начать пинаться во все стороны. Чтобы отшвырнуть Джереми подальше. Это отучило бы его говорить такие мерзкие вещи. После всего, через что она прошла, после всех мучений. Но она не стала. Девочка сдержала гнев.
– В чём дело? Уже передумала ругаться? – засмеялся Джереми. Его голос был полон ехидства.
Чиа возненавидела его больше, чем Хитченса. Она не представляла, что можно кого-то ненавидеть больше.
Джереми продолжил:
– Сомневаюсь, что Клэриэль захочет видеть эту девчонку. Она не сильнее мыши. Думаю, дом ошибся, впустив её.
Чиа тяжело задышала. Ей хотелось прикрикнуть на этого вздорного, «правильного», нахального мальчишку. Чтобы он увидел, что дом не ошибся. Но вместо этого она сосредоточилась на ласковом, мягком «ц-ц-ц» от второго добряка, который пытался угомонить крикливого Джереми и не дать ему сказать ещё что-то.
– Не обращай внимания на Джереми. Он охраняет дом. Он не имел в виду ничего плохого. Меня зовут Артемий.
Похоже, Джереми не раздражал его так, как тот раздражал Чиа.
– Приятно познакомиться.
Чиа немного успокоилась, услышав заверения Артемия. Его тихий смешок напомнил ей отца. Как же она скучала по его сильным рукам, когда он подбрасывал её в воздух. Он притворялся будто роняет её, а сам ловил. А потом они вместе падали и катились, катились по мягкой траве Лавандового холма, на котором стоял их прекрасный дом. Как бы ей хотелось оказаться сейчас там!
Чиа резко сглотнула, когда что-то твёрдое коснулось её левой ладони. Оно было сухим и ломким. Как ветка. Девочка обхватила его пальцами.
– Пойдём, мне надо многое тебе показать, – голос Артемия прозвучал ближе.
Была ли это его трость? Палка? Сначала холодная твёрдая рука мисс Роберты, теперь это. Что это, волшебство? Кем были эти люди на самом деле?
Чиа кивнула, крепко схватилась за дерево и позволила вести себя, двигаясь маленькими неуверенными шажками. Звуки вокруг не оставляли после себя эха, и она представила, что находится в гигантской белой комнате.
– Артемий, умоляю тебя подумать хорошенько, прежде чем пускать эту грязную девчонку на Лилли-Пилли-Лейн, 66. Мы можем справиться без неё. И я считаю, жестоко притащить сюда ещё и утку, чтобы вот так меня дразнить!
Артемий засмеялся, но голос прозвучал более сурово:
– Джереми, успокойся. Решение принято. А теперь выйди и позови Хайди. Чиа нужна ванна. И утке, которую ты не получишь сегодня на ужин, тоже. Вернее, никогда не получишь.
Чиа слышала, как Джереми возмущённо фыркнул. Она не знала, вышел ли он из комнаты. Шагов не было слышно. Девочка подняла голову, и ещё шире расправила плечи. Она надеялась, что Джереми, наконец, ушёл. Пип тоже расслабился у неё в руках. Девочке ничего так сильно не хотелось, как принять горячую ванну. И надеть чистую одежду. И выспаться в мягкой постели. Но сначала ей нужно было узнать, где она оказалась и зачем. А главное, понять, могут и захотят ли эти люди помочь ей спасти сестру. Только Виола имела для неё значение.
– Мистер Артемий, сэр, зачем я здесь? И как я сюда попала? Всё произошло так быстро. Я закружилась и потом вдруг… То есть я хочу сказать… мне интересно, не сплю ли я… и вы – это прекрасный сон… но мне нужно будет проснуться. Я должна спасти сестру. А кто такая Клэриэль? – У Чиа сбилось дыхание, что вынудило её прервать поток вопросов. Тем более она не об этом хотела спросить. Но у неё была ужасная привычка говорить совсем не то, что собиралась.
– Ни о чём не беспокойся, дитя. Я объясню всё, что тебе нужно знать, но по порядку. Ты сможешь видеть!
Чиа не поняла, что Артемий имеет в виду. Как по команде зазвучала музыка. Она была величественной, героической и сразу напомнила девочке отца, который играл на пианино. О, как ей нравилось ощущение танцующей мелодии в ушах.
Одновременно с музыкой что-то неожиданно и мощно ударило ей по глазам, как будто в зрачках вспыхнул электрический разряд. Или солнце взорвалось. Сердце Чиа сильно заколотилось, точно она сбежала с самой крутой горы. В животе похолодело, как если б её перевернули вниз гловой и тут же снова поставили на ноги. Она упала навзничь на что-то мягкое как мох, закрыла рот обеими руками. И широко раскрыла глаза.
Она видела.
Подумать только! Она видела!
И то, что Чиа увидела, не шло ни в какое сравнение с тем, что она себе представляла.
Картина была такой великолепной, захватывающей, потрясающей, насыщенной, что она сделала то, что сделала бы любая девочка, которая впервые с младенческих лет увидела свет, цвет, линии и формы. Она выпустила Пипа, зажмурилась изо всех сил, снова погружаясь в темноту, повернулась к двери и помчалась из дома насколько позволяли быстро её красные сапожки.
4Артемий
Чиа не стала открывать глаза. Вместо этого она задержала дыхание и начала считать, пытаясь успокоиться. Привычка, которую девочка выработала в детстве. Она задерживала дыхание, когда сильно волновалась, тревожилась о чём-то или боялась. А такое бывало постоянно. С ней обращались только плохо. Чиа уже давно не ждала ничего хорошего. Она задержала дыхание и начала считать: «Один… два… три». Она собиралась считать, пока не пройдёт страх. Испуг. Недоверие. Ей нужно было убежать из этого дома. Она не просила возвращать ей зрения. Оно пугало, смущало, потрясало и восхищало. Но дом, Артемий… и так много всего, чего она не ожидала и не понимала.