Владимир Черкасов-Георгиевский
Генерал Деникин
«РУСИЧ» Смоленск 1999
УДК 947+957 ББК63.3 (2) 612.8 Ч 45
Серия основана в 1998 году
Черкасов-Георгиевский В.
Ч 45 Генерал Деникин. — Смоленск: Русич, 1999. — 576 с., ил. («Человек-легенда»),
15ВК 5-88590-989-Х
В историографии XX века генерал А. И. Деникин наиболее известен выдающимся полководцем Белой армии, в то время как он являлся и замечательным военным деятелем императорской России, заслуженным офицером на фронтах русско-японской и Первой мировой войн. Эта книга также раскрывает образ Деникина-публициста и писателя. Благодаря архивным исследованиям, личной встрече автора этой биографии с дочерью генерала М. А. Деникиной во Франции, читатель может познакомиться с совершенно новыми фактами из жизни бывшего белогвардейского главкома в эмиграции.
УДК 929947+957 ББК 63.3 (2) 612.8
Посвящается памяти моего дяди Александра Акимовича Черкасова, фронтового офицера Первой мировой войны и воина Белой гвардии.
Автор
Пролог. ФРАНЦУЗСКИЕ ВСТРЕЧИ (1998 г.)
«Белая» парижанка. Дочь генерала Деникина. Отец Вениамин.
После санкт-петербургских похорон в июле 1998 года останков, найденных под Екатеринбургом, я позвонил из Москвы 79-летней дочери генерала Деникина Марине Антоновне, отдыхавшей в семье сына в Аркашоне на французском побережье Атлантики. В августе она должна была возвратиться домой в Версаль, и мы договаривались о будущей там встрече.
Когда коснулись минувших царских торжеств в Петербурге, Марина Антоновна сообщила, что французское телевидение пригласило ее в это время выступить с рассказом о государе императоре Николае II, но она отказалась. Среди причин отказа госпожа Деникина многозначительно выделила такой:
— После известия о расстреле царя папа во главе Добровольческой армии приказал отслужить панихиду по нему как по Верховному Главнокомандующему Русской армией, а не как по императору. Вы понимаете?..
В связи с двурушным отношением Московской патриархии к похоронам екатеринбургских останков я вышел из ее прихожан, и заявление в таком же ключе дочери белогвардейского вождя меня смутило. В петербургских торжествах, когда российский президент пожал руку главе Дома Романовых князю Николаю Романовичу, я видел высокое отдание чести старой императорской России, независимо от того, царственные ли останки наконец упокоились.
«Вы понимаете?» — спросила меня дочь легендарного генерала. Я не очень понимал.
По приезду в августе в Париж мне довелось увидеть до М. А. Деникиной одну из русских парижанок, чей отец дрался в Белой армии. Даме было за шестьдесят, но стройность ее фигуры и оживленно-любезное выражение красивого породистого лица привлекали в лучших традициях этой истинной столицы мира.
Я уже видел белоэмигрантов и их потомков в США, в разных странах Западной Европы, но в Париже, Мекке отступивших белогвардейцев, они ожидались особенными. Поэтому с почтительностью выслушал замечание дамы о том, что белые генералы мели в Париже улицы и жили на чердаках.
Дама закончила Сорбонну по славистике и хорошо знала русскую и советскую литературу. Она невольно подчеркнула ее отношение к нам, бывшим «совкам», упомянув о своем знакомстве с популярным нашим литератором Булатом Окуджавой. Он в его последний визит в Париж направил ей приглашение на свое здешнее выступление, но неожиданно заболел и скончался в местном госпитале. Дама сказала:
— Окуджава пытался казаться значительнее того, что из себя представлял. Он вел себя так, будто б окружающие не существовали.
Это я отнес к «необходимому» белогвардейскому
высокомерию. Потом сообщил: собираюсь в Брюссель, чтобы встретиться с внуком генерала Корнилова. (Этого пожилого господина, сына дочери генерала, в честь деда зовут Лавр, хотя фамилия по отцу, бывшему адъютантом генерала Алексеева, потом Деникина, - Шапрон дю Ларре.)
Дама в ответ небрежно повела великолепными бровями и произнесла:
— Да, некоторые еще ездят к нему на поклон...
Я осекся, о предстоящей встрече с Деникиной не захотелось упоминать. Перешли на «узко» парижские темы. Опытным гидом дама поведала, что в Музей эротики рядом со знаменитым кабаре «Мулен Руж» на площади Пигаль не стоит заходить:
— Я там не обнаружила для себя ничего выдающегося.
Опять я свернул на родное и поинтересовался патриотизмом русских парижан из «бывших». Дама ответила с ударением, но неопределенно:
— Все русские — страшные националисты. .
Впрочем, некоторая определенность была: она-то уж,
вроде, и не русская. И я спросил, в каких частях Белой армии сражался ее отец.
— Он был поручиком, — рассеянно сказала она, — кажется, корниловцем. Об этом — все вопросы к моему брату.
Дама светила с королевского лица элегантной парижской улыбкой, но мне не захотелось знакомиться с ее братом, хотя тот все же удосужился быть в курсе боевого прошлого их отца. Я хорошо знал, что такое поручик ударного Корниловского полка...
Я помнил своего старого дядю перед смертью, его седые кудри, выцветшие васильки глаз, все словно слиняло после десятилетий советского укрывища офицерского ' прошлого. Тогда, в 1960-х годах, даже на уединенных с ним прогулках по заросшей окраине Харькова, в центре которого когда-то осыпали цветами белогвардейцев-освободителей, я не осмелился спросить его, в каких белых частях он воевал. Это ведь был не Париж с Музеем эротики и «Мулен Ружем»!
Зато при мне, мальчишке, когда дядя появлялся у нас в Москве, мой отец напоминал ему о том бое в Ташкенте в 1919 году при офицерском Осиповском восстании:
— Да как же ты один на пулемете держал красных!
Отец был таким же, как я, мальчиком, когда дядя Саня уходил в этот бой. Дядя пилил дрова на запас семье во дворе, когда туда вошли за ним двое офицеров из подпольной белогвардейской организации. Дядя отложил пилу, вынес из дома запрятанную старую фронтовую фуражку, надел ее и молча ушел с ними.
Мой отец тоже офицером воевал всю Великую Отечественную, несмотря на то, что перед ней дважды арестовывался за антисоветизм: два года отсидел во Владимирском политизоляторе и три — в Воркутинских лагерях, где в 1937-м был под расстрелом. Последний раз его взяли после войны на шесть лет в Кайские лагеря. Но он самоотверженно нес свои бои, может быть, потому что всегда помнил старшего брата одиноким пулеметчиком на ташкентской церковной колокольне.
Носил офицерские погоны и я. Поэтому странен мне был в белообетованной стране такой разговор с неувядающей дочкой поручика. Я с надеждой ждал встречи с дочерью генерала, хотя уже начал кое-что понимать, пусть Марина Антоновна и совершенно риторически осведомилась по телефону на этот счет.
Дочь генерала Деникина, несмотря на еще более преклонные года, нежели первая встреченная мной русская парижанка, не уступала той изяществом фигуры и движений, а чертами лица превзошла.
Пробыв с Мариной Антоновной у нее дома полдня, я так и не смог увериться, что этой голубоглазой природной блондинке под восемьдесят лет. Ее внешность потомственной дворянки и по матери выдерживала сравнения с лучшими обликами русских светских женщин XIX века. Антон Иванович Деникин был жгучим брюнетом с несколько закругленным носом, хотя и отличной формы. Дочь унаследовала от красавиц по материнской линии чарующий распах глаз, милый точеный нос.
— Мой нос короче папиного! — весело восклицала она, перебирая тонкими пальцами в кольцах дымящуюся сигарету, от которых Марина Антоновна не отказывается по сей день.
Начать курить Деникиной для солидности пришлось, когда в 24 года она начала работать в газетах Шарля де Голля. На посту главного редактора одной из них ей подчинялось пятнадцать журналистов-мужчин. Тогда-то Мари стала носить ненужные очки и закурила. С большим одобрением относится Марина Антоновна к русским папиросам, которые пробовала в нескольких своих поездках в Россию.
Во вкусе жизни госпожа Деникина понимает. Подали бутылку шампанского, и она, отпив вина, с гордостью заявила, что этот сорт «Брют» они с мужем месье Жаном Франсуа Кьяппом уже более трех десятков лет берут из одного редкостного французского виноградника.
Мадам .Деникина — известная во Франции писательница, издала по-французски с полтора десятка книг под именем Марины Грей. Это фамилия потомков знаменитого лорда Грея, семейству которых Марина Антоновна во время жизни в Англии многим обязана. Ее она решила ставить на титулах, потому что «Деникина» показалась издателям слишком длинной.
Марина Антоновна закончила исторический факультет Сорбонны, и главные ее писательские пристрастия — в судьбе династии Романовых и эпохе русской революции. У нее есть трилогия романов о белой эмиграции на автобиографическом материале, действие которых начинается в России, Константинополе, происходит й Англии, Франции, вплоть до французского «старческого» дома. Интересны книги о Ледяном походе белогвардейцев, о парижском похищении агентами ОГПУ генерала Кутепова.
Предпоследнее исследование Марины Антоновны посвящено Григорию Распутину, а в октябре 1998 года ожидалось поступление в парижские магазины ее последней книги — о Павле I. Имеется у Деникиной и книга воспоминаний об отце, переводить и издавать которую на русском она отдала лет семь назад ловким людям в Москву. С тех пор, хотя имеет договор на руках, ничего об этом не слыхала.
В общем, лучшей собеседницы мне, как белогвардейскому биографу, было не сыскать. Живейший ум и отличная русская грассирующая речь Марины Антоновны сделали наш разговор кладезем для моей книги о генерале Деникине. А из окна ее многокомнатной квартиры, уставленной антикварной мебелью, виднелся Версальский замок. Королевская резиденция Людовика XIV палево-карминным орнаментом горела под тогдашним тридцатиградусным во Франции августовским светилом. В его лучах сам Король-Солнце величаво простирал руку на позеленевшем от времени коне.