Женская магия груба, много мощи, большая площадь воздействия, как колун, которым легко можно колоть чурки. Мои же заклинания были подобны хирургическому скальпелю, наносящему точный и тонкий разрез. И работать я мог на таком уровне воздействия, который женщинам был совершенно недоступен, потому что они просто не способны оперировать столь малым потоком маны.
— Слава, не зли меня. — нахмурилась княгиня. — Я же знаю, каким ты можешь быть несносным, ещё и с этой твоей нарочитой вежливостью. Иногда я думаю: какой же чудесный у меня сын, умный, красивый, одарённый к тому же. И всё время забываю, что в приложение к этому идёт совершенно отвратительное поведение. Правду говорят, не бывает мужчин одновременно умных, красивых и с ангельским характером. Но, право слово, сын, иногда я думаю, что лучше бы ты был поглупее.
— Не в этом дело, Маша.
На пороге гостиной возник муж княгини и мой отец. Высокий, стройный, красивый, несмотря на скорый пятидесятилетний юбилей, вот что значит одарённый. Основной предмет зависти всех знакомых княгини. Мне часто говорили, что внешностью я пошёл в него. Собственно, он выглядел скорее не как мой отец, а как старший брат, лет на тридцать.
Как всегда одетый в костюм-тройку, даже несмотря на раннее утро. Образцовый муж, по меркам этого мира, конечно. Слуги его боялись куда больше, чем маман, а старостихи окрестных деревень становились по стойке смирно, когда он заявлялся туда с проверкой.
— Здравствуй, Павлуша, — маман немедленно заулыбалась, с любовью глядя на мужа.
— Дорогая, — отец подошёл, наклонился, подставляя щёку для поцелуя, затем сел в соседнее кресло и тоже пристально уставился на меня.
— Сын.
— Папа, — я кивнул.
— Разбаловала ты его просто, — после недолгого молчания произнёс он, — Потакала ему во всём. А я говорил тебе, строже надо было, строже. Меньше сюсюканья, больше твёрдости. А ты?
Княгиня смутилась, буркнула, потупив взор:
— Ну это же мой сын, я его люблю.
— Вот эта твоя любовь его и испортила. Вот посмотри на меня. Ведь я же таким не был. Меня-то в строгости и уважении воспитывали. И я родителям такого не устраивал.
— Хм… — с некоторым скепсисом покосилась на него княгиня, — Павлуш, ну ты тоже с характером был, я же помню, да и Владислав Аристархович рассказывал.
— Ага, — поддакнул я, вспомнив дедушку, — деда говорил, что папа тоже не подарок был.
— Так, — разозлился князь, — не придумывайте, а батюшке я ещё скажу, чтобы не болтал что попало. И вообще, мне совершенно не нравится, что я пытаюсь сына воспитывать, а ты вечно против. Всё время мне противоречишь. Я ему запрещаю, а ты втихую разрешаешь. Что это такое вообще? Вот он и вырос, всё что угодно, кому угодно может сказать. Не уважает ни тебя, ни меня. Вообще не слушается.
— Павлуша, не драматизируй, — поморщилась княгиня, — в конце концов, он княжич, а не простолюдин какой. Ему по праву рождения позволено чуть больше, чем остальным. К тому же одарённый, а дар, он тоже, знаешь ли, свой отпечаток накладывает.
— Опять ты его защищаешь! — папа поджал губы, гневно взирая на жену.
Та неловко поёрзала и сочла за благо прикрыться спешно развёрнутым «Статским советником».
— Чуть что, сразу самоустраняешься. Спасибо. А мне что делать?
Вопрос был риторический, поэтому княгиня, пошуршав газетой, благоразумно промолчала. Но тишина князя, казалось, только сильнее разозлила.
— Даже вчера, — не выдержал он, — ты не смогла удержать его в рамках приличий. И это на его первом балу! А что дальше будет? Нет, надо его как можно быстрее женить. А там уж нормальная жена его быстро научит уважению и послушанию. Она не ты, побьёт разок-другой строптивца, и будет тот как шёлковый, поймёт, кто в доме хозяйка. Вот я, если ты не заметил, сын, с моей глубоко уважаемой супругой, твоей матерью, так себя не веду. Не перечу ей и не спорю.
— Да? — княгиня выглянула из-за газеты, с некоторым скепсисом глядя на мужа.
— А что, не так, что ли? — вновь гневно воззрился на неё папа, немедленно разъярившись, что его слова посмели поставить под сомнение, — я что не прав, что ли? Я что, не то что-то сказал⁈
— Да то, то, Павлуша, — поспешно снова нырнула за «Статскую советницу» маман.
Когда князь был в подобном состоянии, с ним лучше было не спорить. Мог закатить скандал, который бы закончился битьём посуды. Нет, он, конечно, не стал бы хватать тарелки и кидать их об пол, не простолюдин какой, нет, просто магический всплеск на пике эмоций вполне успешно это сделал бы за него, разбив на осколки стоявший поблизости стеклянный столик, к примеру. Минус, с которым жёнам одарённых мужей приходилось мириться. Бытовала даже присказка, что мужчина с магией, как обезьяна с гранатой, никогда не угадаешь, где и когда рванёт.
Тоже, кстати, пример тонкого воздействия. Любое, даже самое слабое заклинание, сотворённое женщиной, этот столик просто бы уничтожило в пыль вместе с парой квадратных метров пола в придачу.
Но тут до меня внезапно дошло. Я прищурился, глядя в глаза князю. Сложить два и два оказалось не сложно, и услышанное прекрасно дополнило появившиеся у меня вчера подозрения.
— Так это ваша, папА, была идея⁈ — я с осуждением покачал головой, — вот так на первом же балу спихнуть меня какой-то женщине⁈ Не ожидал от вас.
— Не какой-то, — буркнул князь, — среди наших гостей не было, как ты выразился, «каких-то», а исключительно достойные представительницы благородного дворянского общества. Любая из них была бы тебе прекрасной парой.
— Это-то понятно, — я хмыкнул, вспоминая кандидаток в невесты, — но сразу в восемнадцать?
— Чем раньше, тем лучше — насупившись, буркнул он.
— Гм…
Я посмотрел на «Статскую советницу», которой княгиня упорно от нас отгораживалась, делая вид, что её здесь нет, и спросил:
— Мама, а когда вы поженились, папе сколько было?
— Двадцать пять, — после небольшой паузы коротко донеслось оттуда.
И уже я, приподняв бровь, скептически посмотрел на отца, который опять, вспыхнув, зло поджал губы. Вокруг него ощутимо заклубилась мана — верный признак скорого выброса, и маман, которой, похоже, столик был дорог, как память, тут же, бросая газету, подскочила к мужу, принимаясь его гладить, нежно приговаривая:
— Павлуша, ну успокойся, ну не надо, ну не обращай внимания.
Почти насильно вытянула его из кресла, повела к выходу из гостиной, напоследок бросив на меня укоризненный взгляд.
— Опять он меня довёл, Маша, — послышался чуть надтреснутый голос князя, покорно дававшего себя увести, — сил моих уже нет. Когда же это всё закончится…
Мир, в котором я переродился, а вернее, переродилась моя суть — фактически энергоинформационный слепок, иногда называемый душой, к которому накрепко были привязаны воспоминания — был совсем не похож на прежний.
Другие материки, другие созвездия на небе, даже светило было жёлтым, а не голубовато-белым. Но не это самое главное. Главное, что все абсолютно уголки этого мира под названием Земля занимали исключительно люди. Единственный вид разумной жизни. Правда, рас этот вид наплодил столько, что в их многообразии можно было потеряться. Как и государств. Под двести стран от больших и очень больших, до крошечных, которые пешком за полчаса пересечь можно.
В моём прошлом мире было по-другому. И хотя глобально вся территория была поделена между всего двумя противоборствующими сторонами, тёмными и светлыми, внутри каждое было целой семьёй видов. Условно светлые включали в себя эльфов, дворфов, гномов, полуросликов и зверолюдей, а условно тёмные: орков, тёмных эльфов, гоблинов, троллей и рептилоидов. Что касается людей, то они были и там, и там, так как не обладали врождённой приверженностью к одной из сторон и могли применять любую магию, хоть светлую, хоть тёмную. Уникальная особенность, позволявшая проявлять гибкость как мышления, так и действия. Я, до того, как стать генералом Госпожи, тоже был человеком.
Вот поэтому вопрос, как на Земле остался один единственный разумный вид, и интересовал меня достаточно долго. Особенно с учётом, что различные легенды и мифы о других разумных существах упоминали.
Дыма без огня не бывает, а значит в глубине веков что-то такое произошло, стерев с лица Земли всех остальных. И да, вспоминая проклятых полуросликов, я отчасти даже радовался такому исходу. Без этих тварей мир однозначно стал куда чище.
Но не только это отличало наши миры. Магия тоже отличалась. Заклинания и манипуляции моего прошлого мира в этом не работали, различаясь на фундаментальном уровне, словно сама мана, генерируемая внутренним источником, была другой. Либо немного отличались какие-то константы магического поля планеты. Поэтому магии мне приходилось учиться с нуля. А с учётом, что буквально вся она предназначалась для женщин, то и создавать свою собственную систему заклинаний. Ведь для мужчин имелась только бытовая магия.
Политическое устройство в разных странах тоже было разным, особенно меня рассмешила демократия. Называется, оставь людей одних, и они каких только извращений не напридумывают. Хорошо ещё повезло родиться в стране, где была привычная система управления — абсолютная монархия с Императором, а вернее Императрицей во главе. Российская Империя занимала одну шестую часть суши, и это немного подогревало мою гордость, а то, что недруги называли её Империей Зла, даже заставляло иронично улыбаться, ведь именно так светлые именовали нас.
Впрочем, придумали здесь не только ерунду. Я оценил сеть железных дорог с паровозами, которые позволяли быстро перевозить огромное количество вооружения и войск на большие расстояния, автомобили с паровыми двигателями, куда меньше требовавшие забот, чем лошадь, и способные покрывать огромные расстояния за день, дирижабли, с которых можно было вести воздушную разведку и атаковать противника сверху.
А ещё огнестрельное оружие. Вот это было самым интересным изобретением. Правда, только револьверы и ружья, которыми вооружали армейских солдаток и официр, да городскую полицию, п