Виленские стрелки проделали этот путь, как было доложено потом, «без происшествий», то есть не было отставших дороге, утрат казённого имущества, случаев неповиновения младших, «дурного» общения с местными жителями.
В городе Мукдене, маньчжурской столице, 18-й стрелковый полк был встречен с оркестром. Полковник Юденич перед строем стрелков доложил царскому наместнику на Дальнем Востоке, главнокомандующему сухопутными и морскими силами адмиралу Алексееву о благополучном прибытии вверенного ему полка на театр военных действий.
Полный адмирал, о чём свидетельствовали золотые погони с тремя чёрными орлами и вензелем Николая II на чёрном морском кителе, после обычной церемониальной встречи и рукопожатиями с каждым полковым офицером, объявил им:
— Стрелкам даю два дня отдыха в Мукдене.
— Премного благодарны, ваше превосходительство.
— За эти дни получите у тыловиков патроны и провиант и тогда пешим ходом отправитесь на войну.
— Каким маршрутом и в чьё подчинение, извольте спросить?
— Об этом вам будет доведено особым пакетом из армейского штаба. О вас там позаботятся...
Царский наместник чувствовал, что полковые офицеры, их командир ждут от него ещё что-то важное. Приосаниваясь, адмирал Алексеев заключил:
— Японцы хотят захватить построенную нами на Квантуне морскую крепость, Порт-Артур. Надо отбить у них к тому охоту...
На том церемония встречи вновь прибывшего полка завершилась. Роты развели на временное житье в пристанционные бараки. Уже к вечеру в полк доставили патроны и походные солдатские кухни, недельный запас провианта, в основном сухарей. На мясные порции выделили две дюжины овец, которые вольнонаёмный гуртовщик погнал за полком.
Рота за ротой Виленские стрелки пылили по дороге на юг от Мукдена. Скоро перелески закончились и потянулись поля. То там, то здесь виднелись небольшие сопки и китайские деревни, окружённые со всех сторон кирпичными стенами выше роста человека.
Солдаты шли бодро, жуя на ходу сухари. Между собой переговаривались:
— Смотри, что ни деревня — то крепость. Пробей бойницу в стене — и веди бой. И чего китайцы здесь живут боязливо? А?
— А ты разве не знаешь?
— Нет, не знаю. А с чего мне знать-то?
— А то боятся, что разбойников у них здесь много развелось. Хунгузами называются.
— Откуда такое знаешь? Сам без году третий день в Китае.
— Ротный поручик сказывал. Про то он в штабе мукденском сведал, про хунгузов-то.
— А нам чего хунгузов бояться. Попадётся — на штык мой нарвётся.
— Китайский разбойник тем опасен, что много их теперь на японцев работают. Те им платят серебром, как поручик сказывал.
— Коль такое вышло дело, то нам надо быть поосмотрительнее с местными деревенскими.
— Да, здесь, пожалуй, ворон нам считать не придётся...
Так стрелки отмахивали одну дорожную версту за другой.
Порой приходилось проходить походным маршем через большие селения. Перед входом в них офицеры приказывали:
— Подтянитесь, братцы! Строй держите, ровнее ряды.
Случались казусы. Полковник Юденич, проезжая впереди полковой колонны на лошади по улице одной из деревень, приметил сидящего в пыли на обочине дороги китайца в оборванном халате. Тот тыкал пальцем в строй русских солдат и, казалось, считал их. Николай Николаевич, покосившись на «ходи» (так русские солдаты прозвали китайцев), проехал мимо него.
Когда голова походной колонны выходила уже из деревни, к полковому командиру подбежал фельдфебель шестой роты Прохор Мезенцев. Откозырнув, он доложил:
— Ваше благородие! Надо арестовать шпиона.
— Какого шпиона, Мезенцев?
— А того ходи, что пересчитал наш полк. И всю мою 6-ю роту по взводам.
— Ты уверен, что он нас считал?
— Как не уверен — ведь он перед моим носом пальцы загибал и всё считал губами.
— Ну считать он мог всё, что ему угодно. А как мы его допросим, фельдфебель?
— Тряхнём его за душу, так он всё и расскажет нам про своё шпионство и про то, что он у нас в полку считал.
— Кто ж его допрашивать будет? У нас нет знающих язык китайцев. И переводчика нет.
— Жаль тогда. Всё же не нравятся мне, кто нас считает по пальцам.
— И мне не нравится, Мезенцев. Но на сей счёт у меня от Начальства никаких инструкций нет.
— Тогда надо сказать ротным унтер-офицерам, пусть просматривают за такими ходи, чтоб те среди солдат не болтались почём зря.
— Это ты верно заметил. Кликни-ка полкового адъютанта. Я ему приказ велю написать...
18-й стрелковый полк по прибытии в Маньчжурскую армию был включён в состав 6-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. Сибирской она была только по названию, так как предназначалась для Восточной Сибири. Её стрелковые вояки формировались в центральных губерниях России и там же были расквартированы до 1904 года.
Но пополнение фронтовым потерям приходило уже из сибиряков, в своём большинстве таёжников, людей немногословных. И к концу Русско-японской войны полк Юденича действительно стал наполовину сибирским по составу людей. Даже убыль из офицеров пополнялась запасниками то из Иркутска и Канска, то из Красноярска и Новониколаевска.
В Мукдене стрелкам пришлось распрощаться с удобным следованием на войну по железной дороге в вагонах-теплушках. Теперь им предстояло идти своим ходом по размытым частыми дождями просёлочным дорогам.
Полковые тяжести перевозились на обозных повозках. Стрелки и их командиры были немало удивлены тем, что в японской пехоте для таких целей обычно использовались носильщики, которые за свой действительно каторжный труд получали больше рядового солдата и повышенный по калорийности суточный паек. По этому поводу русские солдаты шутили:
— Лошадей им на островах надо разводить, а не рис сажать.
— Как можно за японскими стрелками в бою угнаться? За него все тяжести другой носит на себе.
— Разве это армия? Ни тебе обозных телег, ни сидора с казённым грузом за плечами.
— Да, вид у японца-солдата прогулочный. Сразу видно издалека — не русский солдат. Не наш...
Через неделю стрелковый полк, в котором не было ни одного участника минувшей Русско-турецкой войны 1877- 1878 годов, оказался на театре военных действий. Наступил месяц май с его страшной для здешних мест жарой.
Первый увиденный Юденичем японец оказался, как ни странно, вражеский лазутчик. Случилось это в небольшой деревушке Лизаньцухе, в окрестностях которой полк остановился на днёвку. Были разбиты палатки, задымили костры. Полевой бивуак и деревню окружили на всякий случай дозорами.
Всё было как на полевых учениях под Вильно, если бы не появление в палатке полкового командира дежурного офицера поручика Осипова с взволнованным лицом:
— Господин полковник, наш дозор японского шпиона поймал. Под простого китайца был одет. Стрелки Вагин и Докучаев.
— Шпиона? С чего дозорные взяли, что это шпион?
— Точно так. Он заговорил с ними у деревенской лавки на русском, правда, говорил скверно. Спрашивал, откуда прибыли в Маньчжурию.
— Интересно. Продолжайте, поручик.
— Стрелкам он не понравился — больно чисто был одет для китайца. Вагин и Докучаев его стали задерживать, за косу схватили, а она оказалась фальшивой, прикреплённой к шапочке. Тут уже дозорные не растерялись: под ружьём привели задержанного в дежурную роту.
— Молодцы.
— Точно так, господин полковник. Молодцы, да ещё какие.
— Прикажите привести этого человека ко мне и смотрите, чтоб не скрылся по случаю.
— Не беспокойтесь: его наши молодцы стерегут. От них он никуда не денется.
Вскоре пойманный шпион стоял перед Юденичем. Это был человек монгольской расы, чисто одетый и даже в белых носках, которые краешком выглядывали из-под синих шаровар. Костюм его очень напоминал одежду китайского священника. Голою была обрита наголо, в руках он нервно мял китайскую шапочку с прикреплённой к ней длинной чёрной косой.
Рядом с лазутчиком стоял поручик Осипов, по бокам — стрелки Вагин и Докучаев, гордые тем, что им удалось схватить вражеского шпиона.
Зная, что пойманный говорит на русском языке, полковник Юденич начал самолично вести допрос. Он уже знал о том, что обычно пойманные с поличным японские шпионы не изворачиваются и не врут. Они знают, что по законам военного времени их в неприятельском стане ждёт казнь через повешение. Русским же лазутчикам из числа местных китайцев японцы рубили головы саблями сразу же после допроса.
— Как ваша фамилия?
— Ван Цзя Дун.
— Вы японец или китаец?
— Я урождённый китаец, но одиннадцать лет тому назад принял японское подданство.
— Выходит, вы служили у японцев, занимали у них какую-нибудь должность?
— Да. Я состоял до войны в японской полиции, затем был в ней переводчиком.
— Откуда вы знаете русский язык?
— Два года назад меня послали в Россию. Жил сперва на станции железной дороги Раздольное, затем переехал во Владивосток, снимал там комнату на улице Светлановской.
— Чем занимались во Владивостоке?
— Работал на Китайской улице парикмахером у своего дальнего родственника.
— Вы были в России японским шпионом? Отвечайте.
— Я выполнял то, что мне приказывали.
— Вы можете ответить мне на вопрос: где сейчас находится ваш начальник, который заслал вас к нам и кто был ещё имеете с вами?
Лазутчик опустил глаза и ничего не ответил, отрицательно покачав головой. Ожидание ответа затянулось. После Продолжительного молчания полковник Юденич продолжил допрос:
— Зачем вы переоделись в костюм китайского священника-бонзы? А не в костюм нищего или погонщика скота?
— Для того чтобы легче достигнуть того, зачем я был послан.
— Куда же и зачем вы были посланы?
— Я был послан разведать о силах и расположении русских по дороге на Ляоян и севернее его.