Роман
1
Они уже достигли постоялого двора «Гинци» и чешмы[14] с двумя фонтанчиками. Вспомнили свой разговор с хорошо одетым господином, который осматривал машину и пассажиров в ней. Посмеялись над шофером, который назвал их важными лицами и государственной комиссией, и попросили его повторить им всю историю от начала до конца. Парень рассказал им ее во второй и в третий раз, но теперь они уже не слушали его, так натянуты были нервы.
— Говорю ему: «Кофе с ними не пить, — продолжал шофер, — что прикажут, то и буду делать. А вы подвиньтесь в сторонку, господин, а то оболью ваши лаковые остроносики».
Машина едва ползла но старому, покрытому щебенкой шоссе, которое — придет время — назовут историческим. Она протискивалась между голыми ребрами гор, продиралась вперед, к военной заставе. Встреча с хорошо одетым господином, который деликатно попытался расспросить их, кто они такие и куда едут, представлялась им сейчас игрой. Вот как напишет об этом майор:
«Машина поднялась на восемьсот метров над Софийской долиной. Оставалось еще сто метров, чтобы добраться до горного хребта, где и находился Петроханский перевал. К счастью, с вершины Ком спустились облака, упали крупные капли дождя. Я высунулся из машины и помахал «письмом генерала Русева». Начальник заставы счел для себя излишним появляться под проливным дождем. Он сделал знак рукой, и наша машина свободно покатила от перевала вниз. Самое опасное место мы миновали».
А было это так. Четверо настороженно сидели под брезентовым тентом, внимательно следя за группой военных, которая находилась в нескольких метрах от них. Малейшая попытка с их стороны задержать машину — и в ход пошли бы пистолеты. Но «письмо генерала Русева» сделало свое доброе дело. Все облегченно вздохнули. Самое опасное место миновали. Сейчас они могли спокойно смотреть на небо, на освещенные солнцем и гонимые ветром облака, которые тянулись и исчезали за вершинами Стара-Планины. Майор позволил снова открыть брезентовый тент на машине. Спустя годы, вспоминая об этом, он напишет, что застава была предупреждена по телефону об отъезде из Софии видных коммунистов Васила Коларова, Георгия Димитрова и Гаврила Генова:
«Эта машина во что бы то ни стало должна быть задержана, пассажиры арестованы и под строжайшей охраной доставлены в Софию; при попытке к бегству — расстрелять».
Но все это уже в прошлом. А сейчас машина стремительно неслась вниз по старому Берковскому шоссе среди высокого букового леса. Синие скалы виднелись между стволами деревьев, какая-то пенистая речушка, пересекая дорогу, тоже стремилась к равнине. Пожелтевшие опавшие листья лежали в канавах. Со стороны оврагов налетал холодный ветер, напоминая об осени. Но это не пугало пассажиров, которые стремились как можно скорее добраться до Выршеца, установить связи с партийными организациями и начать борьбу, к которой они готовились все лето.
До этого момента сведения, поступавшие к ним, были ободряющими. Так говорил и Гаврил Генов, военный специалист и организатор масс в этом крае. Они ему верили. Правда, многое было еще не известно им, поэтому Димитров, которому в машине были доверены функции коменданта, распорядился остановиться на короткое время, чтобы отдохнуть и обдумать дальнейший маршрут. До Выршеца было всего несколько километров. В такое время вряд ли разумно въезжать в это курортное местечко без предварительной разведки.
— Мы рискуем! — говорил Димитров. — Даже если полиция еще и не предупреждена, все равно рискуем!
— Она уже предупреждена, — сказал Коларов, — в этом я абсолютно уверен! Вопрос в том, как ее перехитрить, чтобы добраться до «Незабудки». Что думает Гаврил?
Гаврил не ожидал, что так быстро от него потребуется высказывать свое мнение, как местному руководителю.
— Действительно, — сказал он, — я знаю здесь каждый камень, так что будьте уверены в успехе дела. Правда, есть одно «но»…
— Что именно?.
— И меня здесь все знают.
— Да, — сказал Димитров, — это очень важно. Я предлагаю следующий вариант: майор идет в село, мы ждем его за околицей до тех пор, пока будет установлена связь, а затем, когда за нами придет связной, остановимся у Станчевых, если, конечно, условия позволят.
— Дачный сезон еще не закончился, — сказал Коларов, — так что у господина Вакарельского нет никаких оснований для тревоги, если только генерал Русев уже не намылил ему шею!
— Полностью согласен с вами, — сказал майор, еще раз проверяя фальшивые документы в своем портфеле. — Мы въезжаем на машине и легально устраиваемся в гостинице.
— Гостиница называется «Зеленое дерево», — пояснил Гаврил, — и расположена она на главной улице.
— Двухэтажное здание, — улыбнулся майор, — выкрашенное охрой, с двумя железными балкончиками на втором этаже. Слуховое окно чердачных комнат. Чешма с корытом во дворе, где по утрам умываются постояльцы.
— Все правильно, майор!
Когда приближались к селу, показалась двигавшаяся навстречу запряженная черным конем двуколка с двумя пассажирами. Увидев автомобиль, конь замедлил свой бег. Пассажиры в двуколке вежливо поприветствовали «инженеров».
— Могу со всей серьезностью заверить вас, господа «инженеры», — сказал майор, когда они разъехались, — что пассажиры двуколки — представители местной лимонадной фабрики…
— И полиции, господин майор! — усмехнулся Гаврил, вытирая вспотевший лоб.
Все посмотрели назад. Двуколка уже исчезла за поворотом, оставив после себя клубы пыли.
— Один из них — полицейский пристав врачанского окружного управления, — пояснил Гаврил, — другой — господин Вакарельский, местный головорез. Нужно ли еще дополнять, господин, майор?
— Хорошо, что мы не испугали их коня! — улыбнулся побледневший майор. — Иди оправдывайся потом.
После долгого молчания Коларов сказал:
— Раз ходят в гражданском, значит, горит земля у них под ногами!
— Да здесь и дети могут их забросать камнями! — подхватил Гаврил.
— Едут, наверное, на заставу, — добавил Димитров. — Не только мы конспирируемся, ней они.
Никто из собеседников не откликнулся на его слова. Всем было ясно, что полиция уже поднята на ноги. Поэтому каждый подумал об испытаниях, которые их ожидали.
Незаметно добрались до речушки Покевицы и въехали в густой орешник. Следовательно, они находились уже у подножия горы и до Выршеца оставалось всего два километра. Рисковать дальше не было смысла. Уточнили еще раз свой план: «Зеленое дерево», «Незабудка», луг…
— Запомни, майор! Мы будем ждать, пока не пришлешь человека из местной партийной организации. Пусть с тобой пойдут ребята из нашей охраны. В случае провала — мы никогда не видели и не знали друг друга.
— Давай не думать о самом плохом, Георгий! Впрочем, у меня есть «письмо генерала Русева» и заряженный револьвер на всякий случай. У меня, как у офицера запаса, есть разрешение… В конце концов, я еще не скомпрометировал себя в глазах его величества…
— Верим тебе, майор!
Пожали друг другу руки и пожелали удачи, Машина медленно тронулась вниз по щебенке, поднимая пыль, и скрылась из вида, а Генов, Коларов и Димитров вошли в орешник, сплошь затянутый паутиной и заросший кустами малины.
Солнце стояло в зените. Было 21 сентября 1923 года.
2
Именно 21 сентября профессор созвал узкий состав кабинета министров — самых энергичных, непримиримых, тех, кто, как говорили, играют ва-банк. Он вызвал их, чтобы выслушать рапорты относительно согласованных действий полиции и армии и узнать последние новости о положении дел в провинции. Тревожили его мятежники из Мыглижа, но не потому, что захватили какую-то там сельскую общину. Скорее всего, его беспокоил тот факт, что они скрылись в горах. Семь дней — с 14 по 21 сентября — вполне достаточный срок, чтобы умереть с голоду, а они не умирали! Напротив, они угрожали захватить Казанлык и связаться с Нова-Загорой и Стара-Загорой. Если добавить к ним и чирпанских мятежников, напряженность обстановки в Южной Болгарии, вопреки оптимизму двух генералов, становилась очевидной. Выйдет, как сказал поэт: мы только гневаемся на тирана, а тот разжигает пожарища на юге и севере, на востоке и западе. Попробуй потом справься с ним в «мягких перчатках».
12 сентября «мягкие перчатки» уже были сняты. В результате арестов в подвалах и полицейских участках набралось две тысячи коммунистов. Такой цифрой могут хвалиться только генералы. Но политики считали, что «голова гидры не отсечена, упустили ее на Петроханском перевале, а сейчас бахвалятся своей победой». Глупости! Он, Цанков, не для того пришел к власти, чтобы обеспечивать прибыли каких-то там бездельников, которые постоянно защищают интересы своих лоскутных партий, забывших про 10 августа, когда они поклялись вместе сотрудничать и тем самым заложили основы Демократического сговора. С такой коалицией трудно одолеть коммунистов и земледельцев. Хорошо, что во главе армии и полиции встали два генерала, хотя и их приходится постоянно подгонять и читать им письмо Муссолини, в котором тот поздравлял их всех с наступившей новой эрой… Эти генералы, так же как и третий, Лазаров, который постоянно рвался выступать и срывать овации кубратистов, были все-таки самой надежной опорой, несмотря на его сдержанное к ним отношение. Знает ли он, о чем думают они вечером, читая молитву перед тем, как лечь в постель?
Профессор оглядел кабинет и увидел у двери советника по гражданским делам. Тот стоял, почтительно склонив голову.
— Генералы здесь, господин премьер!
— Пусть войдут! — приказал профессор и поспешил сесть в кресло, чтобы выглядеть посолиднее. Пусть знают генералы, что он — первая скрипка в этом государстве, а не они! «После его величества, конечно», — мысленно поправил он себя.
Профессор был вконец раздосадован. Возможно, причиной этому были мысли, от которых он никак не мог отделаться с самого августа. В первые дни после 9 июня, пока не стабилизировалось положение, пока не подавили многочисленные мятежи, пока ему не поднесли голову Стамболийского, напряжение было оправданным. Но чтобы спустя три месяца после этого вновь возвратились его старые тревоги о власти (в ноябре предстояли выборы!), этого он не мог простить своим сотрудникам, особенно тем, в чьих руках были ключевые министерства. Ведь их предупредили о мятеже еще в июле, к