Разумеется, мы не могли оставаться на месте, чтобы быть схваченными прямо здесь. На помощь нам пришли хладнокровие и изобретательность нашего умного советчика и верного друга. Он сказал нам, чтобы мы не беспокоились, потому что он знает такое место, где нас никто не сможет найти, но перебраться туда нужно так, чтобы не видела девочка-служанка, иначе она может испугаться и выдать нас. Убедившись после проверки, что в коридоре никого нет, наш проводник незаметно привел нас в подвал дачи и там изложил нам свой план…»
А план был очень прост: гости должны укрыться в подвале, а точнее — в расположенной в нем тесной; влажной, пустой цементной каморке, под потолком которой переплетались какие-то трубы. Здесь гости должны были скрываться до тех пор, пока господин Вакарельский не перестанет бесноваться. Эмил заверил, что здесь их не найти ни за что. Он оставил одеяло и быстро выбрался наружу, наказав им не шевелиться, если услышат поблизости какой-нибудь шум. Предупредил, что на люк, служащий входом, поставит пустые керосиновые бидоны, чтобы не было заметно, что там есть убежище.
— Тогда даже я не смогу вас найти! — сказал он им, закончив свое дело, и бесшумно выбрался наверх по цементным ступеням.
«…В нашем подземелье, — вспоминает Коларов, — было темно. Лишь через маленькое отверстие проникал снаружи светлый луч, под которым мы едва могли различать стрелки на наших часах. Пол подвала был грязный, и мы, положив поленья, уселись на них и стали ждать. Если бы нас здесь обнаружили, мы бы, конечно, отстреливались, но выйти отсюда живыми нам бы не удалось».
7
Но до этого дело не дошло. Возможно, сработала легенда, разработанная майором, который направил полицию по ложному пути к Лопушне. Полицейским показалось логичным, что мы не остались в Выршеце, а выехали в Лопушну или, может быть, в Гушанцы, где родился другой «отъявленный» коммунист Замфир Попов. Неразумной, с их точки зрения, была бы наша ночевка на даче известных коммунистов Станчевых, и они это полностью исключали… Но так господин Вакарельский рассуждал до вечера, пока не возвратились мотоциклисты из Лопушны и Гушанцев и не доложили, что ничего не обнаружили. Он решил внимательнее осмотреть село и приказал произвести новые обыски.
Спустя много лет Эмил, ставший уже известным врачом, вспоминал:
«…Полиция предприняла обыск дачи лишь в три-четыре часа дня. Она или располагала сведениями, что у нас кто-то скрывается, или подозревала, что такое не исключено. До тех пор, пока полицейские ищейки открывали дверь за дверью в доме и на чердаке, мы были спокойны. Но положение изменилось, когда мы вышли во двор. Женщины и полицейские остались во дворе, а я и начальник полиции спустились в подвал. Как я ни старался выглядеть спокойным, ноги у меня дрожали. В двух шагах от нас находились те, кто руководил Болгарской коммунистической партией.
Проходя в подвале мимо люка, заваленного жестяными бидонами, Вакарельский пнул один из них ногой и обратился ко мне:
— Слушай, молокосос, ты чего это разложил их здесь?
Я, собрав последние силы, почти вызывающе ответил ему:
— А куда их девать? В комнату, что ли?
— Ты слишком много говоришь, как и твой дядя. А ну-ка пошли отсюда! — прорычал он и направился к выходу.
Чтобы он не повернул назад, я поспешил выйти впереди него. Сердце мое радостно забилось. Полицаи не смогли найти наших товарищей.
Потом мы установили с Димитровым и Коларовым пароль «Витоша» для связи со своими людьми. Я им принес сведения об обстановке в Выршеце. Восстание было назначено на следующий день. Вечером сказал скрывавшимся в подвале, что пойду немного поспать, но они мне приказали:
— Этой ночью спать не полагается, а завтра — сколько хочешь!
Пока мои младшие сестры и брат спали, мы с тетей не сомкнули глаз до назначенного часа…»
А на это были серьезные причины. Люди Вакарельского, несмотря на тщательно проведенный обыск, не переставали вертеться около дачи. Около восьми часов вечера едва не случилось непоправимое. Девочка-служанка по какому-то делу вошла в подвал и в испуге выбежала обратно, зовя на помощь, потому что ей послышался какой-то шум.
— Эмил, там воры! — кричала она.
Не менее испуганный парнишка схватил ее за косы и насильно втянул в летнюю кухню. Там он поручил ей почистить картошку и при этом строго приказал:
— Запрещаю тебе впредь выходить во двор и на улицу. Ты сегодня весь день шляешься туда-сюда и ничего не делаешь. Только и знаешь, что ходишь по подвалам да кричишь! Люди сюда приехали, чтобы лечиться, а не слушать твои вопли! Поняла?
После этого Эмил вышел из кухоньки и быстро спустился опять в подвал. Произнес пароль и услышал, как его спросили:
— Есть какие-нибудь новости?
— Все спокойно. Отнес еду партизанам.
— Ну и как там у них?
— Завтра в четыре часа взорвут гранату. Сигнал к восстанию получен. Все в порядке.
— А Вакарельский?
— Что-то поутих. Служанка сейчас чистит картошку. Вы пока оставайтесь здесь я сидите тихо! Я скоро снова приду, если будет нужно.
Сказав это, Эмил вышел из подвала и возвратился на кухню, чтобы проверить, чистит ли девочка картошку. Она действительно была занята делом и лучезарно ему улыбалась.
— Ты чего улыбаешься? — хмуро спросил ее Эмил.
— Да так, смешинка в рот попала.
— Могла бы и не улыбаться!
— Смешно, и все.
Он наполнил водой кружку и начал плескать себе в лицо.
— Тебе хочется спать? — с улыбкой спросила девочка.
— Нет. Нисколько.
— А почему умываешься?
— Потому что мне жарко.
— Ну и что, и мне жарко, но я не плескаю на себя воду.
— Это мое дело.
— Ты думаешь, что я не знаю…
— Что ты знаешь? — Он приподнялся и внимательно посмотрел на нее.
— А вот знаю.
Он схватил ее за косы и опять спросил:
— Что ты знаешь?
— Не скажу! Пусти меня.
— Тогда зачем болтаешь глупости?
— Потому что мне хочется поболтать. Тебе-то какое дело?
— Я запрещаю тебе болтать. Одна такая, как ты, болтала, болтала и стала жестяным бидоном.
— Ну и стану, что из этого?
— Давай чисти картошку и помолчи!
Пока в летней кухоньке продолжался этот диалог, находящиеся в подвале уже потеряли счет минутам.
«Не знаю, сколько времени прошло, — вспоминал Коларов, — но вот поленья задвигались и в отверстии показалась голова нашего бодрого сторожа. Он был чем-то встревожен. Оказалось, что служанка зачем-то заходила в подвал, но, услышав, что кто-то храпит, выбежала на улицу, стала кричать, что кто-то сидит в подвале. Ее успокаивали, убеждали, что ей это послышалось, но она продолжала твердить свое. Действительно, Георгий, который страдал хроническим бронхитом, начинал храпеть, как только засыпал. Я время от времени толкал его локтем, чтобы он не задремал, но все-таки он раза два забылся в дреме и всхрапнул. Это случилось именно тогда, когда служанка спустилась в подвал…
Поленья снова раздвинулись, и опять показался наш ангел-хранитель. На этот раз он выглядел довольным и веселым. «Выдержали экзамен, — торжествующе прошептал он нам. — Полиция приходила, снова везде обыскивала, в подвале тоже, но ничего не заметила. Вакарельскому было страшно оставаться в подвале, он дошел только до его середины, огляделся вокруг и вышел. Мы с тетей ничем себя не выдали, выдержали экзамен…» Экзамен они действительно сдали блестяще, но именно поэтому после поражения восстания разъяренный фашист-полицейский выместил свою злобу: он приказал взорвать динамитом дом нашего самоотверженного товарища Станчевой…».
А ночь на 23 сентября тянулась так, как будто ей не будет конца. Высоко в небе светила луна. На лугах было пустынно. В каком-то дворе заплакал ребенок. Девочка с длинными русыми косами продолжала чистить картошку. Три глубокие кастрюли уже были полны. Эмил велел ей идти спать, но она не уходила.
— Мне не хочется спать! — говорила она. — И мне хочется услышать звон колокола, а не только тебе.
— Какого колокола?
Он сел на низенький трехногий стульчик, вздохнул и сказал:
— Если ты столько знаешь, так подежурь-ка вместо меня. А я посплю хоть полчасика…
— Почему бы и нет? Спи сколько хочешь.
— Спасибо тебе! — сказал он.
Эмил прислонился головой к кастрюле, стоявшей на столе, и сразу же заснул. Девочка долго смотрела на его побледневшее, покрытое юношеским пушком лицо и грустно улыбалась. Потом встала и накинула ему на спину свой платок, чтобы не простудился. Мальчик крепко спал, а она через открытое окно все смотрела на улицу в ожидании колокольного звона.
«…Около четырех часов, раздался какой-то взрыв… Потом послышались выстрелы. И наконец донесся звук колокола. Звонили в двух церквах. Но ты все еще спал, и мне было жалко тебя будить…» — рассказывала потом Эмилу девочка.
А вот что говорит Коларов:
«…Прогремело несколько ружейных выстрелов, и вскоре после этого в подвале появились секретарь партийной организации и командир отряда. Они отрапортовали нам, что село Выршец взято и создан военно-революционный комитет. Благодаря внезапному нападению на полицейский участок находившиеся там жандармы и мобилизованные «добровольцы», не оказав сопротивления, сдались, но фашистский изверг — инспектор полиции Вакарельский успел сбежать».
Когда Эмил проснулся, на кухне никого не было. Сгорая от стыда, он быстро выскочил на улицу. Во дворе дачи собралось много народу. В толпе людей он увидел Ангела Златкова — секретаря партийной организации из Выршеца. Тут же находились и двое его друзей. Над их головами развевалось красное знамя с серпом и молотом. Эмил подошел к знамени. Коларов заметил Эмила и знакам подозвал к себе. Эмил заколебался, но Коларов повторил приглашение, и юноша не мог отказаться. Он чувствовал себя виноватым, что заснул, и жалел, что пропустил исторический миг.
Коларов и Димитров обняли его. От смущения Эмил не знал, что делать. Искал взглядом свою тетю и служанку, но перед глазами вертелась пестрая вереница ликующих людей.