— Представь себе, сделал!
— Ну, он же говорил, что после Катьки-заразы ни на ком больше никогда не женится!
— Это он раньше так говорил, а теперь говорит, что… ну, короче, он просит меня выйти за него замуж.
— А ты что?
Она опять вздохнула:
— А я не знаю. Вот тебе звоню. Чтобы посоветоваться.
— Да чего советоваться, — грубо сказал Хохлов. — Ну если хочешь, выходи за него замуж, да и все. Подумаешь, бином Ньютона!..
— Да я сама не знаю, хочу я или нет!
— Ариш, — сменив грубый тон на проникновенный, произнес Хохлов. — Ну, мы же все знаем, что он сумасшедший. Ну хочешь замуж — выходи, но чтобы никаких иллюзий, поняла?!
— Каких иллюзий, Митя?
— А никаких! Выбрала психа, значит, будет у тебя муж-псих! Все равно ты его никогда не перевоспитаешь и нормальным не сделаешь! Превратишь свою квартиру в дурдом и будешь в нем жить со своим мужем-психом. Вот так. И никаких иллюзий.
Тут она вдруг заплакала, и Хохлов совершенно не понял, из-за чего. Ничего такого он ведь не сказал!..
— Все вы, мужики, сволочи и придурки, — всхлипывала она.
— Да это понятно, — подтвердил Хохлов, и она положила трубку.
Ничего. До завтра авось замуж еще не выйдет, а с утра он ей перезвонит, и они все обсудят.
Кузя сделал ей предложение, поди ж ты!.. Поднимаясь по лестнице, где третья ступень была отколота, а последняя торчала вверх, как неправильно выросший зуб первоклассника, Хохлов даже головой покрутил. Эк его разобрало, Кузю-то!.. Впрочем, удивляться нечему. Катька-зараза бросила его уже лет восемь назад, но жизнь идет, нужно как-то устраиваться, так почему бы и не жениться ему на Арине Родиной?! Никакая «новая» женщина за него уж наверняка не пойдет, а Аришка своя и замуж никогда не ходила, самая подходящая для него партия!..
Рассуждая таким образом, Хохлов довел себя прямо-таки до белого каления и, когда Лавровский открыл дверь, уже пребывал в состоянии быка, который роет копытом землю и готов боднуть первого, кто попадется ему на рога, хоть своего собрата-быка, хоть матадора, хоть забор.
Лавровский на пути был первым.
— А ты чего, спать, что ль, в полвосьмого ложишься?! Как в голландском городе бюргеров?!
— Мить, ты чего?
— И двор ни хрена не чищен! Или у жильцов денег не хватает дворника нанять?!
— Митя!
— Если не хватает, так я могу ссудить! Только на дворника и по карманам не тырить! Машину некуда поставить, твою мать…
— Дмитрий, — громко перебила его излияния жена Лавровского Света, появляясь в тесной прихожей. — Я прошу тебя не выражаться. У нас дети.
— Ах, пардон, пардон! — вскричал Хохлов. — Прощения просим! Недоглядел! Ошибся! Больше не повторится!
— Митька, — миролюбиво сказал Лавровский. — Ну чего ты ерепенишься? Поругался со своей, и ладно!.. Мы-то ни в чем не виноваты!
Виноваты были все — и Лавровские с их детьми, и родители с их машиной, и Арина с Кузей.
— Ты останешься ночевать? — спросила Света. Голос был недовольный, и это тоже понятно.
Кому охота суетиться, организовывать «спальное место», до полшестого прислушиваться к кухонным разговорам и звону стаканов, до полседьмого старательно зажмуривать глаза, когда гость лезет через «большую комнату», где спят хозяева, в туалет! А утром встать помятой, невыспавшейся, разбитой, быстренько ликвидировать на тесной кухне последствия возлияний, быстренько собрать детей в школу, всучить одежду муженьку, который сидит на краю тахтюшки в трусах, таращит мутные глаза и невыносимо воняет перегаром! Да и неизвестно, насколько гость прибыл, может, на три дня, а может, на неделю! По молодости бывало и так, что они по месяцам друг у друга ночевали, когда ссорились с женами и начинали «жизнь заново»!
— Светик! — провозгласил Хохлов. — Я все понимаю, но деваться тебе некуда. Твой муж работает на меня, и поэтому я тиран и самодур и с подчиненными веду себя как хочу. Сегодня я изволю у тебя ночевать, и ничего ты с этим поделать не можешь!
— Какой я тебе подчиненный! — себе под нос пробормотал Лавровский.
У него была «особенная гордость», и этой гордости трудно было смириться с тем, что Хохлов платит ему деньги. Вот трудно, и все тут!..
— Наш Кузя сделал Арине Родионовне предложение, — сказал Хохлов, нагнулся и стал искать тапки под обувной полкой. Вытащил серые от пыли и не стал надевать.
— Да ты что? — изумилась повеселевшая Света. — Ну… и отлично! Они хорошая пара, и, в конце концов, ей замуж давно пора!..
Тут Лавровский и Хохлов одновременно вскрикнули, но разное. Лавровский укоризненно вскрикнул:
— Света!
А Хохлов:
— Ну, не за Кузю же!..
Света же, напротив, ответила обоим сразу:
— А что — Света? И почему не за Кузю? Ну, если разобраться, он ведь совершенно нормальный мужик! Очень даже хороший! — И она отправилась на кухню.
— И если очень приглядеться, он отличный пацан, — блеснул Хохлов знаниями русской поп-культуры. — Жениха хотела, вот и залетела, лай-лай-ла-ла-лай!
Света моментально вернулась из кухни. Вид у нее был совершенно счастливый:
— Залетела?! Арина залетела от Кузи?!
— Это песня, — объяснил Хохлов. — Я пою, ты что, не слышишь? Лай-лай-ла-ла-лай!
— Не залетела? — переспросила разочарованная Света, по хохловскому лицу она поняла, что ее надежды не сбылись, и вернулась обратно на кухню.
— А откуда ты узнал? — шепотом спросил Лавровский. — Ну, что Кузя предложение сделал?
— От Родионовны, откуда же еще!..
Памятуя о няне великого поэта Пушкина, свою подругу Арину Родину они звали, разумеется, Ариной Родионовной. Звали так уже лет, ну, восемнадцать, и все это время сия шутка их смешила.
— Он мне тоже звонил, — сообщил Лавровский.
— Он — это кто? — уточнил Хохлов. — Тебе тоже «звонил» Арина? Наш «девочка» звонил тебе?
— Кузя звонил. С полчаса назад. Говорил загадками, наверное, из-за того, что жениться собрался.
Хохлов сел на диван. За тонкой дверкой из крашенной под мореный дуб фанеры раздавались голоса. Девочка верещала: «Отдай!», а мальчик монотонно повторял: «Не отдам, не ной!» На кухне Света гремела посудой, и слышимость была такая, как будто она накрывала стол прямо тут, на диване.
Вот интересно, можно накрывать стол на диване?!
Лавровский походил по комнате, зачем-то выглянул в окно, поправил занавеску, вернулся и примостился рядом с Хохловым.
— А откуда у него могут быть деньги, а? — спросил он, и беспокойство, самое настоящее, словно выпавший снег, вдруг покрыло все его лицо и даже длинный нос. — Или он гранты какие-то добыл?
— Кто добыл гранты? — спросил Хохлов и зевнул.
— Я имею в виду Кузю.
— Да какие у него гранты, Дим! Ты же знаешь! Чтобы гранты были, нужно на конференции ездить, в научных журналах печататься, умные речи произносить, с нужными людьми сходиться! А Кузя сидит всю жизнь на одной теме да все толкует про то, что кооператоры родину продали! А раньше толковал, что коммунисты ее продали! Ты чего? Забыл?
— Да я помню, — согласился Лавровский, — но тогда откуда у него деньги?!
— Какие деньги? Полтинник к зарплате прибавили?! Госдума приняла закон о поддержке молодых дарований вместе с поправкой, что отныне молодым дарованием считается каждый научный работник младше восьмидесяти пяти?!
— Ты не ори, — попросил Лавровский и показал головой на кухонную дверь, за которой орудовала Света. — Ты же знаешь, как она… болезненно относится…
Света Лавровская очень переживала из-за того, что ее муж не выбился в олигархи или, на худой конец, в управляющие небольшой нефтяной или алмазодобывающей компании.
— А чего ты пристал, — покорно зашептал Хохлов. — Какие у Кузи деньги, откуда?
— Да я и сам не знаю, — признался Лавровский. — Он мне сегодня сорок минут мозги парил, что у него теперь будет много денег. Может, он на Аринины рассчитывает!
— Приваловские миллионы! — провозгласил Хохлов, позабыв о конспирации. — Миллионер женится на миллионерше, и состояния объединяются!
Света выглянула из кухни.
— Какие миллионы? Вы о чем?
Лавровский отвернулся.
— Я! — сказал Хохлов. — Я никак не могу сосчитать свои миллионы. Что-то много их стало, беда прямо!..
— Вот-вот, — согласилась Света и скорбно поджала губы. — Некоторые зарабатывают, а мой муж только на посылках бегает!..
— Светик!
— Да ладно тебе! Вон Хохлов как устроился, сам себе хозяин, и наниматель, и начальник. А ты!.. Ведь какие надежды подавал, какие надежды!
Хохлов уж был не рад, что затеял этот разговор, не рад, что помянул дурацкие «приваловские миллионы», не рад, что приехал и бросил на помойке машину, а еще ведь придется здесь ночевать.
Может, к матери поехать?.. Или к Родионовне?.. Небось примет, не выгонит же! В конце концов, он в кресле-кровати может спать, а она на диване или на раскладушке на кухне.
Пожалуй… пожалуй, это мысль.
За псевдодеревянной дверкой послышался звук плюхи, потом была некоторая пауза, а после нее трубный рев:
— Ма-ама! Ма-ама!
И еще голос, несколько встревоженный:
— А я сколько раз тебе говорил — не лезь! Сколько раз я говорил?! А ты все лезешь и лезешь!
Растрепанная девочка в фиолетовой юбочке и спущенных колготках вылетела из «детской», как шикарно называлась в этой семье боковая комнатушка, и пролетела мимо Хохлова с Лавровским.
— Ма-ама! Владик дерется! Он меня ударил!
— А я сколько раз тебе говорил, чтобы ты к нему не лезла!
— А я и не лезла!
— За что же тогда он тебя ударил?
— Я поиграть хочу, а он мне не дае-е-ет!..
— Владик! — закричала из кухни Света. — Владик, пойди сюда немедленно!
— Ну чего, чего надо? Сказал, не дам, значит, не дам! И вообще, это мой компьютер!
— Владик, вы должны играть вместе!
— А зачем тогда мне компьютер купили?! Зачем, а? Чтобы она играла?! Это мой комп, и я на нем играю, когда хочу, а ей не дам!
— Я его выброшу, этот ваш комп! — загремел Лавровский и поднялся с дивана. Хохлов потер лицо. — Это что за война на ночь глядя?! Всем немедленно спать!