2.1. Теория геополитического и исторического оптимизма: анализ событий 1917 года и Гражданской войны. Формирование основ пореволюционной идеологии
В работах, посвященных творчеству П. Н. Савицкого в доэмигрантский период, не принято выделять 1917 год как важную веху в формировании его взглядов. Подобный подход представляется неверным, поскольку после Октябрьских событий, о чем свидетельствуют письма и опубликованные работы Петра Николаевича в годы гражданской войны, стала проявляться его политическая позиция, во многом, отличная от «струвистской». А это, в свою очередь, повлияло и на его научное мировоззрение, на осмысление исторических событий первой трети ХХ века. Этот фактор очень важен при рассмотрении формирования евразийской исторической концепции П. Н. Савицкого.
В одном из писем П. Б. Струве времен Гражданской войны Савицкий охарактеризовал пореволюционный период так: «Сатанинская, но захватывающая наша современность»[213]. В этой фразе отражалась его позиция и отношение к событиям того времени. Понимая, что «России, которая была, уже нет», не приемля революции, ненавидя большевиков, он не собирался уезжать из страны, «не прикоснувшись и не узнав, будет ли Россия и какова она будет»[214].
Он уехал на Украину, свою малую родину, где «силою слова и оружия» защищал черниговский хутор от «большевистских банд». «Видел немецкий режим, (сражался в рядах русского корпуса «как нижний чин»[215]), отстаивавшего Киев от Петлюры, пережил падение Киева и вместе с отцом не то уехал, не то бежал из него, видел и касался французов в Одессе и дождался «славного» конца occupation française»[216]. Позже скитался по разным городам Юга: Полтава, Харьков, Ростов и другим.
Затем вступил в Добровольческую армию А. И. Деникина, где занимал должность помощника начальника управления торговли и промышленности в Особом Совещании, был начальником экономического отделения в Управлении иностранных дел правительства А. И. Деникина. В 1919–1920 гг. находился в заграничных командировках в качестве представителя администрации Деникина в Париже. В правительстве П. Н. Врангеля был помощником начальника отдела Управления иностранных дел П. Б. Струве, начальником экономического отделения Управления иностранных дел при Главнокомандующем ВСЮР, помощником Уполномоченного по устройству русских беженцев при Временном комитете Всероссийского Земского Союза.
Оказавшись в гуще динамичных событий, постоянно изменяющихся перспектив для будущей России, П. Н. Савицкий, как ученый, постоянно размышлял над историко-философской проблемой о геополитическом будущем России. Это нашло отражение в его переписке со Струве, со своими родственниками, но системно было изложено в его работе 1919 г., опубликованной в Екатеринодаре – «Очерки международных отношений». Проанализировав эту брошюру, можно утверждать, что к 1919 г. у Савицкого имелся целостный, концептуальный взгляд на события революции 1917-го и Гражданской войны.
Савицкий рассматривал революцию как проявление «гражданской смуты», ведущей к «погибели национальной силы»: «она означает полный национальный разброд, отсутствие власти и распадение государства на множество грызущихся между собой территориальных единиц и партий, настоящих злых шавок государственной действительности»[217]. В Гражданской же войне через борьбу «двух великих полюсов» «живой силы былой Российской Империи» проявляется созидательное начало: «И разве мы не замечаем, как постепенно исчезают с исторической арены шавки Российской революции, непримиримые белорусские и украинские “самостийности”, сепаратизмы a la Одесский сепаратизм господ Андро и Рутенберга и ублюдочные образования вроде Уфимской Директории»[218].
Рассматривая феномен «идейных» гражданских войн в мировой истории, Савицкий пришел к выводу, что они «предуказывают» великую историческую судьбу народа. Например, после гражданских войн времен О. Кромвеля Британия установила мировое океаническое господство; США после гражданской войны превратились в одну из сильнейших мировых держав и т. д.
Основания для оптимистических прогнозов на итог гражданской войны в России П. Н. Савицкий находил не только в области мировой истории, но и в сфере геополитики.
Продолжая исследование феномена Российской империи, уже в складывающихся условиях нового Версальского миропорядка, Савицкий не мог не обратить внимания на Германию, как и Россию, выброшенную за борт с корабля мировых держав решениями Парижской мирной конференции. Критикуя такой вердикт, П. Н. Савицкий пророчески заметил, что страны-участники этого «международного судилища» «горестно ошибутся в своих ожиданиях и в исторической перспективе уготовят себе несколько смешное положение»[219]. Кроме похожего униженного состояния, эти две страны сближало такое историческое свойство государственности, как великодержавность, существо которого, заключается, по мнению, Петра Николаевича – в том, «что они остаются великодержавными при всех поворотах своей истории»[220]. А это означало, что центростремительные силы снова проявятся в государственном организме и возродят империю. Это утверждалось Савицким как закон «исторической необходимости», который не в силах отменить никакая политическая сила.
Победит ли в России национальный лагерь Колчака и Деникина с лозунгом Единой Великой России или же большевики, геополитический итог будет тот же самый – собирание пространства России-Евразии. Еще в письме к П. Б. Струве от 2/15 марта 1919 г. Савицкий впервые употребил термин Евразия применительно к пространству бывшей Российской империи: «За политическое же величие России я ни капельки не боюсь: не мытьем, так катаньем, не добровольцам, так большевикам, а Россия останется властителем во всем круге наших «евразийских» земель, а может быть и не только в нем, и никакие самостийности, в том числе и финляндско-польские, в исторической перспективе не изменят этого положения» (выделено мной – А. М.)[221].
Уже в 1919 году Савицкий замечал, что «воинствующий интернационализм российской Советской власти перерождается и неизбежно должен переродиться в воинствующий российский империализм»[222]. Эта позиция была принципиальной. Позже, в письме к Струве от 21 января /4 февраля/ 1920 г., Савицкий подчеркивал, что категорически не согласен с убеждениями некоторых представителей антибольшевистского движения, вроде барона Б. Э. Нольде и Б. В. Савинкова, считавших, что большевики могут пойти на заключение мира с Антантой, «симпатизирующей расчленению России», и тогда «Совдепия войдет скромным сочленом в мировое сообщество», как, например, Абиссиния или Персия»[223]. Как только Советской власти перестал угрожать «бронированный кулак» Германской империи, она стала воссоединять Белоруссию, Украину, прибалтийские области бывшей Российской империи. Более того, Савицкий считал, что «если бы Советская власть одолела Колчака и Деникина, то она «воссоединила» бы все пространство бывшей Российской империи и, весьма вероятно, в своих завоеваниях перешла бы прежние ее границы»[224].
Получалось, что пространство «метафизически» само моделирует свою политику и даже хозяйственное развитие, а политические силы как бы надстраиваются, или перестраиваются, в соответствии с его (пространства) «исторической необходимостью».
Так, Савицкий считал, что одной из исторически необходимых потребностей державного организма России является создание крепкого собственника. Отсюда делался вывод, что в случае победы приверженцев «историко-индивидуалистического» пути развития будет идти процесс признания и реформирования собственности; в случае же прихода к власти проводников «абстрактно-коллективистской» линии – результат будет такой же: от «ненависти к собственности» – к ее признанию. Савицкий был уверен, что большевики, в случае их победы, неизбежно придут к осознанию этой внутренней геополитической данности и признают имущественные права среднего собственнического крестьянства. Начала такой эволюции он просматривал уже в 1919 г. в «заискивающих фразах Ленина о крестьянах-середняках»[225].
Причем, шанс победить у большевиков, как бы это не было больно признавать Савицкому, был большой, поскольку у них был перевес в организационном отношении. Он писал Струве: «Насколько добровольцы превосходят большевиков воинской своей доблестью – настолько же большевики превосходят добровольцев в творчестве по части гражданского управления вообще и финансовой «решительности» в частности. Имея за собой все преимущества разума, навыков и современных крестьянских настроений, Добровольческая власть даже приступить не может к разрешению такого вопроса, как аграрный, отданная в узы сохранения безусловного status quo и связанная неправильным пониманием права собственности для ее политиков, perpetuel et absolu»[226].
Савицкий не мог не замечать и последствий «мелкого» хозяйничанья интервентов, и «отсутствие воли» у правительства Деникина в «борьбе с советской валютой». Все это порождало и подогревало социалистические настроения среди интеллигенции Юга. «Стихийное “полевение” приходится наблюдать даже в тех кругах, где его никак нельзя было ожидать. Кто только не изображает теперь собой пророка грядущей всемирной социалистической революции?!», – негодовал он в письме к «Наставнику» от 2 марта 1919 г.[227] Наблюдая эти процессы, и сам Петр Николаевич потерял веру в возрождение России силами Добровольческой армии[228]. Поэтому он чаще писал о возможности победы красных.
Савицкий был уверен, что в случае победы большевиков, сила «праведников» Белого Дела перейдет, «как сила умирающего богатыря в русской былине – к их победоносному врагу. Красный факел запылает в Европе и Азии, и безумием масс, как и безумием раскаленных национализмом не только малых, но и больших наций (Германия!) не будет ли сопротивление сломлено на многих участках» (выделено мной – А. М.)[229] Несмотря на свою ненависть к «большевистской тирании», он отмечал: «”Цепи” большевистских полков идут в атаку, как шли ”цепи” под Эрзерумом» (выделено мной – А. М.)[230].
Эта идея – намек на историческую связь между Советской Россией и Россией имперской, прозвучавшая из уст сторонника белого движения, чтившего «святые имена Каледина и Корнилова» в 1920 г., отражала стремление к объективному научному анализу событий после 1917. Важно отметить, что эти воззрения во многом предвосхитили появление пореволюционной идеологии будущих евразийцев. Геополитическое мышление Савицкого прозревало эту связь в идее сохранения цельной России как геополитического феномена.
Не менее важен здесь и другой момент. При рассмотрении Савицким имперского пространства как некого живого организма, государства как процесса в его истории, проявился подход, характерный для классической западной геополитики.
Принципы географического детерминизма (географической обусловленности политической жизни) и органицизм или органические теории империй (представление о государстве-организме, «жизненном пространстве» у К. Хаусхофера или «Большом пространстве» у К. Шмитта.) особенно активно разрабатывались немецкой школой геополитики, начиная с работ ее основоположника Ф. Ратцеля (конца ХIХ – начала ХХ вв.)[231]. С произведениями этого автора Савицкий был знаком[232]. Но говорить о каких-либо заимствованиях представляется лишенным оснований. Здесь необходимо обратить внимание на то, что органицистские теории в западной империалистической геополитике служили обоснованием для экспансии, были направлены вовне. При рассмотрении же теории Савицкого, видно, что «историческая необходимость» собирает и созидает внутреннее пространство российской империи, она направлена вовнутрь.
Преемственность внешнеполитических форм Российской империи обусловливала и преемственность внутриполитической и экономической ее организации. Таким образом, прогнозировался возврат к принципам хозяйственно-экономической жизни страны, воплощенным, по мнению Савицкого, в столыпинской России.
Здесь сказалось влияние русской геополитической традиции, в большей степени, славянофильской и почвеннической, направленной на изучение «телосложения» империи. Представление об определяющей роли пространства в хозяйственно-общественном развитии государства послужило основой в формировании центральной категории евразийской геополитики П. Н. Савицкого – «месторазвитие».
С другой стороны, прослеживаются параллели с концепцией известного представителя англо-саксонской геополитики Х. Маккиндера, изложенной им в работе «Географическая ось истории» (1904). Отметим, что в 1919–1920 гг. Маккиндер был представителем Великобритании в Белой армии при Колчаке, а затем у Врангеля. А. Г. Дугин не исключает, что «Савицкий, занимавший высокий чин в правительстве Врангеля, был с ним лично знаком (хотя документально подтверждающих это сведений нет)»[233].
Классик атлантистской геополитики выстраивал стратегию мирового господства, ключом к которой являлся «хартленд» («срединная земля»), сердце Евразии. В пространственном отношении большая часть хартленда располагалась на территории Российской империи (плюс Балканы). Именно по русским землям он проводил «географическую ось истории», полагая, что геополитика Российской империи есть концептуализация стратегических интересов этой оси[234].
Похожие взгляды представлены и в одной из глав «Очерка международных отношений» П. Н. Савицкого, которая называется «Сердце мировой истории». Лейтмотивом этой главы являлось утверждение, что от итогов Гражданской войны в России зависит историческое будущее всей Европы: или ее охватит «пожар всемирной революции» – или же победа Белого движения утвердит на Западе «национально-индивидуалистический строй»[235]. Из этого делался вывод о миссианской роли России в мире: «Тем самым русский народ в определенном смысле оказывается впереди Запада и кристаллизует в себе силы как коллективистского, так равно и индивидуалистского лагеря в таких масштабах, в каких Запад их еще не кристаллизовал»[236]. О схожих выводах двух геополитиков часто упоминают в историографии, но применительно к евразийскому периоду творчества П. Н. Савицкого[237].
Еще раз подчеркнем, что теория о ключевой геополитической роли России-Евразии на пространстве Старого Света была рождена Савицким еще в России до окончания Гражданской войны, до встречи с Западом и «пессимистическими» историческими концепциями постверсальской Европы. Позже представление о России-Евразии как о «сердце мира» стало ключевым звеном в евразийской геополитике «научного россиеведения».
2.2. Формирование методологических основ геополитического подхода. Разработка геостратегии для России в условиях Версальского миропорядка
В годы гражданской войны Савицкий продолжал непрерывно заниматься наукой, но жаловался в письме к Струве (Одесса, 2/15 марта 1919) «зимой и весной 1917–1918 гг. мешало то, что я был помещиком и солдатом собственного хуторского гарнизона. Летом 1918 был предпринимателем и вел 4 или 5 промышленных предприятий; ноябрь-декабрь – германским солдатом «особого корпуса и участвовал в сражениях в Киеве»[238]. При этом Петр Николаевич ухитрялся еще заниматься педагогической деятельностью. Так в Киеве, в 1919 гг. он читал лекции на женских курсах, в коммерческом институте и Народном университете[239]. В течение 1918–1919 гг. он написал докторскую диссертацию: «Метафизика хозяйства и опытное его познание», посвященную методологическим проблемам экономической науки[240]. Работа была основана на критическом переосмыслении обширной базы экономической литературы с середины ХIХ века по начало ХХ, как отечественных, так и зарубежных авторов. Большая часть работы была посвящена критике теории К. Маркса (через вопрос о содержании категорий: «труд», «эксплуатация», «прибавочная стоимость» и т. д.), с работами которого Савицкий был хорошо знаком. В дальнейшем это сыграет свою роль при формировании евразийской исторической концепции, построенной как бы на отталкивании от марксизма. При этом, как будет показано ниже, во многих своих суждениях П. Н. Савицкий будет приходить к аналогичным выводам, что и последователи исторического материализма.
Ссылки на Маркса будут присутствовать во многих концептуальных работах Савицкого – они будут играть роль своеобразной компасной стрелки, указывающей угол отклонения для «самобытного» направления евразийской концепции.
В этой диссертации были заложены важные методологические основы будущей евразийской концепции «россиеведения». Заменив термином «метафизика хозяйства» политическую экономию, Савицкий отошел от традиционного определения содержания последней. Политическая экономия – как наука, всецело основанная на эмпирических данных, по его мнению, ограничена в «свободе научного познания». Содержание же «метафизики хозяйства», как «офилософленной» политической экономики, включало в себя элементы и «хозяйственной веры», что расширяло границы познания, поскольку «свобода философского убеждения не знает пределов»[241]. В дальнейшем, идея о метафизической (философской) сути хозяйства, будет лежать в обосновании геополитической (вытекающей из свойств «одухотворенного ландшафта») обусловленности экономической организации государства.
Неприятие как позитивистских, так и марксистских установок, выразилось в стремлении выработать универсальный метод в критико-методологическом исследовании экономического познания, где политическую экономию можно было бы сопоставить с естественными и точными науками, а также с философией[242]. В дальнейшем эта задача, уже в усложненном виде, будет занимать центральное место в евразийских исканиях «синтезной науки» П. Н. Савицкого.
Другое направление интересов молодого ученого лежало в области геополитического анализа международной обстановки послевоенного мира и поисков геостратегически верного выхода для его Родины из «демократических» объятий Версальской системы[243].
Продолжая размышления над причинами Первой мировой войны[244], Савицкий пришел к выводам, во многом совпадающим с положениями теории неравномерности в экономическом и политическом развитии империалистических государств, развитой В. И. Лениным в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» (1916). Так, он, вслед за Лениным, считал, что участие Германии, как главного зачинщика войны, было связано со слишком поздним появлением ее на арене «международного великодержавия», когда «мир был разделен по кусочкам без ее участия»[245]. Как отмечалось выше, Савицкий полагал, что великие державы способны к восстановлению. Версальский же договор еще более подогревал Германию в этом намерении, которая, несмотря на тяжелые территориальные и экономические потери, сохранила производительные силы, как свою хозяйственную основу. Поэтому, по мнению П. Н. Савицкого, все попытки воспрепятствовать ее политическому расширению не только в прежних пределах, но и за старые границы, тщетны[246].
Двойственность географического положения Германии предопределяла два варианта расширения: западное и восточное. Предвидя угрозу расширения Германии в восточном направлении (еще в 1919 году!) за счет территории России, Петр Николаевич разработал превентивный геостратегический план «континентальных гарантий и океанического равновесия», в соответствии с которым: во-первых, Россия (при этом не имело значение со стороны белых или красных), должна заключить с Германией «соглашение расчета», по которому первая получает гарантии от покушения на нее Германии, заключающиеся в возможности «полного осуществления славянской идеи», а именно: «в укреплении западных и юго-западных славянских государств и союзе с ними России, усилении ее влияния на Балканах и в ненемецких областях бывшей Австро-Венгрии»1. Взамен Россия должна отказаться от интересов в Европе западнее линии Познань – Богемские горы – Триест, в результате чего Германия «бескровно добьется преобладания» в Западной Европе[247]. Савицкий полагал, что в этом случае, Германия может обойтись без войны, создав под своей эгидой вместе с «континентальными странами крайнего Запада и их колониями» (фактически навязав) «западноевропейский таможенный союз», в рамках которого протекционистская политика Франции и Италии была бы ликвидирована, а Германия получила бы доступ к «линии океана, более близкой ко многим центрам ее хозяйственной жизни, чем Любек и Гамбург»[248].
Во-вторых, для устойчивости системы «континентальных гарантий» необходимо ее подкрепить «океаническим равновесием», а именно, поддержкой России Англией, ибо «одоление Германии над одной из этих сторон грозило бы повлечь установление всеевропейской, если не всемирной гегемонии Германии»[249].
По мнению Савицкого, развитие событий вне данного геополитического сценария, то есть, если Германия начнет искать своего «исторического удела» на Востоке Европы, приведет к «новому обескровлению Европы, перед которым побледнели бы даже нынешние бедствия»[250] (т. е. Вторая мировая война – А. М.).
Но основная заслуга П. Н.Савицкого не в том, что он на основе научного анализа еще на заре Версальско-Вашингтонской геополитической эпохи спрогнозировал начало Второй мировой, а в разработанной им геостратегии. Несколько утопичный проект по реализации континентальных панславянской и пангерманской идей при посредничестве «океанической» Британии в основе своей имел очень важное рациональное практическое геополитическое начало. Это идея о необходимости и возможности заключения соглашения между двумя аутсайдерами мировой политики и в то же время политическими врагами. Но Савицкий был уверен, что «народы российский и германский совместно оказались побежденными весьма вероятно, только для того, чтобы в следующий момент совместно же оказаться победителями»[251].
Значение этой концепции наиболее четко проявляется в сравнении с геополитическими планами англосаксонских и немецких геополитиков межвоенного периода.
Так, в 1919 году классик англосаксонской геополитики Х. Маккиндер указывал на то, что возможный союз Германии и России, разумеется, при подключении к нему стран Восточной Европы, создаст мощнейшую континентальную конфигурацию, которая в силах вытеснить с территории материка Евразии любую геополитическую силу, что, прежде всего, касалось «океанической» Британии[252]. Контрстратегия такой геополитической линии должна была заключаться в создании разделительного «срединного пояса» из государств Восточной Европы. Ведь согласно планетарной схеме Маккиндера, «тот, кто правит Восточной Европой, владеет Сердцем Земли» («хартлендом»)[253]. Как известно, такой подход нашел отражение и в «14 пунктах» американского президента В. Вильсона, и, что самое важное, в политической практике – в принципах организации Версальско-Вашингтонского миропорядка.