Вот они скопом и растоптали аргумент об «иностранном авантюристе и наемнике» — даже те, кто не особо симпатизировал бородатому аргентинцу. Тема эта прошла мимо Васи, но в Латинской Америке «иностранный авантюризм» был не то, что в порядке вещей, а прямо-таки делом доблести, чести и геройства. Еще с XVIII века пошло, континент весь под Испанией был — за исключением Бразилии и ма-а-аленького кусочка у англичан. При таких раскладах образованному сословию не было разницы, где осесть — в Байресе[9] или Маракайбо.
— У всех один корень, выросли из испанцев, причем не так давно, вон прадед того же Че был вице-королем испанского Перу.
— Королем???
— Вице. Что-то вроде губернатора.
Потомки вице-короля, как выяснилось, ныне граждане не только Аргентины, но и Перу, Колумбии, Венесуэлы, Панамы и Эквадора. Точно так же дело обстояло и двести лет тому назад, когда мулаты принялись резать испанцев. Почти все «генералы-освободители» мотались не по одной стране, а по нескольким. Тот же Боливар почитался национальным героем не только одноименной Боливии, но также Венесуэлы, Колумбии, Эквадора и Перу. Сан-Мартин и О’Хиггис (нормальная фамилия для латиноамериканца, да?) бились за независимость Чили, Перу, Уругвая и Аргентины. Да и после Войны за независимость латиноамериканцы, включая даже с некоторыми оговорками Бразилию, продолжали считать себя единым целым. А уж на Кубе, помимо аргентинца Че, в разные времена повоевали и вошли в национальный пантеон испанец Хосе Марти, венесуэлец Антонио Масео и доминиканец Максимо Гомес. Собрать экспедицию в стране А, к которой примкнут граждане стран Б и В, чтобы вторгнутся/освободить страну Г — это в Латинской Америке как здрасьте, не говоря уж о постоянных переездах между государствами в «мирное время».
Руководитель группы посторонился, пропуская симпатичную боливийскую стюардессу с тележкой напитков.
— Латиноамериканцы континент рассматривают как единое пространство, вроде как у нас с Уралом, Сибирью и Дальним Востоком, и потому «иностранные граждане» — это, с их точки зрения, формальность. Сегодня у тебя аргентинский паспорт, а завтра может быть чилийский или перуанский, ты все равно латиноамериканец, житель единого континуума.
К их разговорам прислушивался сухощавый старик-индеец в хорошем европейском костюме — дубленая кожа лица, прорезанная глубокими морщинами, седина, выцветшие глаза… Возраст так сразу и не определишь — может, семьдесят лет, а может и все девяносто. Уже в аэропорту Эль Альто, на погранконтроле, он подошел к Васе:
— Простите, молодой человек, мне показалось или в самолете вы разговаривали о Че Геваре?
— Да, был такой разговор… — удивленно ответил Вася.
— Вы ученый?
— Ну… вроде как да, участник экспедиции ЮНЕСКО.
— Вы аргентинец?
— Нет, русский.
— Русо? Странно, у вас аргентинский или кастильский акцент. Впрочем, это неважно, я, знаете ли, давно хотел поведать миру одну историю из моей молодости, возможно вам, русским, она будет даже более интересна…
Вася напрягся — старики любят длинные и пустые рассказы о несущественных мелочах, которые кажутся им под конец жизни необычайно важными, — но дед был краток:
— …именно наш отряд рейнджеров взял тогда в плен Че Гевару. Если вам или вашим коллегам интересны подробности, о которых еще никто не писал, вот моя карточка.
Аэропорт особого впечатления не произвел — десятки таких Вася успел увидеть за свою недолгую жизнь. Окна во всю высоту, крыша на криволинейных фермах, алюминиевые панели, евростандарт. Даже забегаловки-едальни такие же, как по всему свету. Немножко колорита добавляли стриженые шарами и конусами деревья, но рассматривать их было некогда — сразу на выходе их встретил человек из экспедиции, шустро распорядился погрузкой, а затем легко и непринужденно затолкал в автобус прилетевших. Города в тот раз Вася не увидел — их довезли до пансиона, развели по комнатам, выдали по две таблетки от горной болезни и посоветовали спать до утра. Спать не хотелось, но стоило прилечь на кровать с планшетом, как организм вырубился самостоятельно.
Проснулся Вася около полудня, отец и дядя Миша уже не спали и сразу же скормили младшему следующую пару таблеток от горняшки, еще две от джетлага и потащили обедать — завтрак в пансионате они, разумеется, пропустили.
Первый день в Ла Пасе спали, ели, гуляли по городу и ни в коем случае не напрягались, как требовал наблюдавший врач. Сходили на плаза Мурильо, покатались на канатной дороге, где подтвердилось, что Вася сильно не любит высоту, поглазели на остатки колониальной архитектуры — вели себя как обычные туристы, разве что дядя Миша в паузах штудировал описание к одному из привезенных с собой приборов. Город особого впечатления не произвел, как говорили знающие люди, совсем не Байрес, не Гавана, и даже не Мехико. Понравились только оркестрики андской музыки — обычно четыре человека в традиционных шапочках и пончо, игравшие всемирно известные мелодии вроде «Пролетающего кондора». Состав инструментов тоже не баловал разнообразием — большая и маленькая гитары, флейта и барабаны. Правда, качество музыки заметно отличалось у обычных уличных лабухов и серьезных музыкантов, игравших в «солидных» туристских местах. Вася даже пожалел, что нет времени посмотреть на технику — на гитаре он, что называется, бренчал, но никогда не упускал случая научиться новому. В конце концов, слух есть, пальцы гнутся, а любое знание и умение рано или поздно пригодится.
Еще запомнились сотни голубей на плаза Мурильо и уличные торговцы, сидевшие вдоль стен с немудрящим товаром на лотках или положенных прямо на землю картонках. Вася такого вообще никогда не видел, а вот отец и дядя Миша помянули «святые девяностые» недобрым словом.
К вечеру пришли машины, утром на них погрузили оборудование и отправили в лагерь экспедиции. Людям же предстояло назавтра, если разрешит врач, лететь в город Сукре, который внезапно оказался официальной столицей Боливии, и уже оттуда добираться на джипах — так что за завтраком решали, чем заполнить целый день.
— А вот… — вытащил Вася из кармана визитку.
— Кто такое, что такой? — взял ее отец, повертел и передал дяде.
— Карлос Уанка Суксо, специалист по безопасности, — прочитал тот вслух. — И чем он интересен?
Дом «старика Карлоса» указали местные мальчишки — даже не дом, а скорее виллу.
— Casa muy grande y bonita[10], непрост твой дедушка, — заметил отец, когда они, позвонив в калитку, двинулись по вымощенной плитами дорожке.
Сеньор Уанка встретил их в гостинной, усадил в кресла и велел служанке приготовить кофе. Судя по всему, кроме нее и хозяина больше в доме никого не было. Гости поначалу рассматривали стены, увешанные индейскими коврами, поверх которых располагалась коллекция индейского же оружия.
Среди дубинок и палиц, утыканных острыми шипами из вулканического стекла, висели луки, пращи и даже болас, про которые Вася читал в «Мартине Фьерро».
— Нравится? — улыбнулся дедушка, показав сияющие ровные зубы, наверняка искусственные. — Сам собирал, по всем странам. Много я тогда поездил…
Так и начали, с этнографии, Васиной специальности, но понемногу старик разговорился и начал рассказывать свою жизнь с самого начала. Вопреки опасениям студента, это оказалось весьма интересно.
Сеньор Уанка родился в индейской семье, недалеко от Вальегранде, на западе департамента Санта-Крус, в сорок седьмом году. Там и вырос, там и в школу пошел, что было нечастым делом для индейцев кечуа в те времена — они как бы были, но как бы и нет, не считались гражданами и жили сами по себе. Это бесправное положение и побудило рассказчика пойти в армию — отслужившие получали настоящие удостоверения личности, а с ними и полноправие. Служба была, с точки зрения слушателей, странная — солдаты строили дороги и ездили «на картошку». Все изменилось в 1967 году, когда в Боливии появился Че, а в Боливийской армии — инструктора с севера, начавшие обучение батальона рейнджеров.
— Да… помню, как они приехали в первый раз — майор-американец и с ним два лейтенанта-гринго…
— Гринго — это же американцы? — не утерпел Вася.
— Можно и так, — согласился старик, — но мы чаще называем этим словом блондинов. Вот ты, например, тоже гринго.
Лингвистическая новость изрядно поразила Васю и он, обдумывая свой новый статус, пропустил несколько фраз и спохватился только когда Карлос достал с полки папочку с бумагами и принялся показывать на небольшой карте точки — партизанские склады. Устроили их задолго до появления Че, некоторые команданте успел вскрыть и воспользоваться, другие нашли рейнджеры, когда гонялись за его отрядом. Но один склад, обозначенный в бумагах как gran principal, то есть «большой основной», так и остался необнаруженным, несмотря на подробное описание в протоколах допросов.
— Попробуйте, если получится, вы прославитесь на весь свет.
— Простите, сеньор Уанка, а зачем вы все это рассказываете нам? Почему не своим детям или внукам, пусть прославятся они?
Бывший рейнджер помрачнел и подрагивающей старческой рукой собрал бумаги обратно в папку.
— Я пережил всех своих детей и почти всех внуков. На мне, с того дня, как в Ла-Игере расстреляли сеньора Гевару, проклятье. А вот ты, — он уставил палец на Васю, — можешь найти склад и снять с моего рода эту кару, я чую в тебе истинный андский дух.
Старшие иронично переглянулись, пользуясь тем, что старик неотрывно смотрел на младшего. Ну да, дедушка из ума выжил, понес пургу…
— Не смейтесь, даже если я ошибаюсь, найдите склад.
— Почему же его не нашли тогда, тем более если он так хорошо описан? — недоверчиво спросил дядя Миша.
— Те, кого допрашивали — чужаки, чилиец и перуанец. И те, кто допрашивал, тоже — американец и кубинец. Я-то здешний и точно знаю, о каком месте идет речь, а они ошиблись километров на пять, в горах многие места выглядят похоже. Вот тут мои заметки, как найти это место… Возьмите…