Юра кивнул головой. Молчун взял табуретку, Попов нагнулся, и табуретка с силой ударила его в зад. Ощущение было такое, что позвоночник вылетит наружу через рот.
Юра выдержал только пять таких ударов, а потом отскочил, и закружился на месте от боли.
«Дембеля» заржали. Юра так и не понял, засчитали ему переход в «черпаки» или нет.
Зато как обидно было смотреть, как его одноклассник получил всего один щадящий удар, и с обалденно — обрадованным видом отошел в сторону. Попов подумал, что хотя раньше он почти дружил с этим парнем, теперь между ними пролегла пропасть — он никогда не забудет этой глупой, (а может, и не такой уж глупой), радости на его лице.
Прием окончился. «Дембеля» заменили сержантов, и повели «духов» и «черпаков» на занятия. «Духи» бегали, «черпаки» отжимались и подтягивались. Потом они менялись местами, и все начиналось снова.
Потом занимались строевой подготовкой, проходя парадным маршем перед каждым «дембелем» отдельно.
Это было слегка унизительным, но еще не самым страшным. Самое страшное, как чувствовал Юра, будет вечером и ночью в расположении. Увы, он не ошибся.
Сержанты и все прочее руководство испарилось, — до конца сборов оставалась одна ночь, и они, очевидно, собирались напоследок, как следует оторваться в поселке. Водка, самогон, бабы и прочие прелести. А потом возвращение домой — многим к семьям… И все — с женой не очень-то выпьешь, и к шлюхам не сбегаешь.
А чего? «Дембелей» они назначили, пусть оправдывают доверие, и личный состав в руках держат.
Они и держали.
Было еще светло, когда «первичные дембеля» начали воспроизводить «вторичных». Сами выбирали, кого считали нужным, и «производили». Процедура была простой: один из «первичных» называл фамилию, окосевший от восторга товарищ должен был выйти из строя, встать на табуретку, и громко назвать свои фамилию, имя и отчество. Очень громко — потому что, по правилам, «черпаки» должны были называть «дембелей» только по имени — отчеству. Приказ «дембеля» — закон для «черпака», а «дух» — это даже и не человек.
Тут и началось. Вылетел какой-то окосевший от счастья и наглости «дембель» — казах, позыркал своими узкими глазами по строю, и остановился на Юре.
— Ты! — заорал он, указав на него грязным пальцем. — Ты! Быстро! Принеси мне… (Он забыл, или не мог сообразить, чего хочет). Принеси мне сигареты! Они лежат на моей кровати, под подушкой. Быстро!!!
Неведомая сила подхватила Юру Попова, и бросила выполнять приказ этого тупого, узкоглазого ублюдка, вся сила которого в этот момент был только в том, что он оказался, непонятно по какому праву, частью единой силы, против которой Юра пойти не посмел. Он остро чувствовал, что мир сошел с ума. Что сейчас здесь есть одна сила — это Тьма. И что эти «дембеля» просто слетели с катушек, потеряли вообще представление о реальности, и сейчас любого, кто выступит против, начнут бить, ломать, стирать в порошок, не думая о последствиях, или считая, что могут противостоять всему упорядоченному миру — их же много.
Неожиданно «дембеля» объявили отбой. Все «черпаки» и «духи» тут же попрыгали на раскладушки, и замерли. А потом… А потом Юре очень захотелось убежать куда-нибудь в ближайший лесок, или в степь, или еще куда… Спрятаться, залечь… И это, наверное, было бы самым правильным. Но он был «дисциплинированным» мальчиком. Он не осмелился это сделать. А зря! Ох, зря…
Потом, уже много позже, он считал, что если его предало государство — в лице командиров, (ведь не он сам их себе выбирал), то он этому государству уже ничего не должен. Плевать на него! Выживать надо самому! Любым способом… А потом, спустя еще какое-то время, все-таки решил, что любым способом нельзя. Нельзя! Потому что есть такие способы, от которых всю оставшуюся жизнь будет стыдно…
Его словно что-то толкнуло. Он открыл глаза, и увидел, как через три раскладушки от него, «дембеля», ухватив «черпака» за руки и ноги, потащили его куда-то к выходу. Тот обреченно молчал, потому что еще два «дембеля» держали в руках по дубинке, и им явно не терпелось пустить их в ход.
Юре крайне захотелось залезть под одеяло с головой, уснуть, проснуться, и чтобы все уже кончилось… Но такое только в сказках бывает.
Не прошло и часа, как подошли два пэтэушника, сдернули одеяло, сказали — «Вставай!» — и потянули Попова за собой. Они были так деловиты, так уверены в себе… Юра встал, чувствуя, как в животе все обрывается, и ухает со страшной силой куда-то вниз, и побрел за ними. В голове билось одно — «Это не со мной! Этого не может быть! За что? За каким чертом? Что я им сделал? Почему?».
Они зашли за угол здания, там уже был еще один парень — высокий, нескладный. Из какой-то другой школы. Юра раньше в городе его не встречал. Здесь только в первый раз и увидел.
— Электрический стул! — сказал один из двоих мучителей.
И Юра, и долговязый прекрасно знали, что это такое. Они подошли к стенке, оперлись на нее спинами, и согнули ноги, как будто и правда, сидели на стуле. Это нехитрое упражнение приводило к тому, что через какое-то время ноги так уставали, что начинали ходить ходуном, словно через них действительно пропускали электрический ток.
Для верности истязатели вручили Юре и второму бедолаге в вытянутые руки по школьному стулу: легкому — из алюминия и фанеры. Но вместе с неудобной позой ног это доставляло дополнительные мучения.
Где-то с другого конца этого же здания слышались гогот, крики, треск. Там тоже царило «веселье» — только народу там было явно больше.
Долговязый не выдержал первым. Он закричал: «Я не могу больше!». Бросил стул, и сполз по стенке. Юра стоял.
На долговязом начали отрабатывать удары. Видимо, парни из ПТУ занимались чем-то вроде каратэ, потому что били они с ноги и в грудь, и в голову, и в живот. Долговязый скоро засипел, и отключился, перестав даже дергаться.
— Э-э… — недовольно протянул один из пэтэушников другому. — Ты чего, дурак, перестарался! Убьешь ведь!
— А-а… Херня это все. Ничего нам не будет! Если что, поймаем его еще раз в городе, и точно на перо посадим.
— Эй, ты, Мурзилка! — Внезапно повернулся «отмороженный» к Юре. — Усек? Молчи обо всем, что здесь было. А то мы тебя найдем, и тебе мало не покажется. Понял!!
Юра кивнул головой, и тут же получил ногой в челюсть. Ощущение было такое, что голова лопнула. О повалился на землю, и уже, наверное, получил бы еще один удар куда-нибудь, но тут появились еще двое «отмороженных».
— Кидайте этого урода! — закричали они. — Там Кашалота вафлят! Просто цирк! Пошли быстрее!
Еще один пинок он все-таки получил, но вскользь. Мучители ушли.
Юра поднялся на ноги, они были как ватные. Челюсть горела огнем.
Как оказалось впоследствии, перелома все-таки не было, но недели две ничего жевать он не мог. А родителям сказал, что сорвался с турника. Отец все порывался пойти разобраться с этими организаторами лагеря, но Юра отговорил, убедив, что одноклассники засмеют.
(Потом, несколько лет спустя, эти два друга — мучителя, которых Юра запомнил на всю оставшуюся жизнь намертво, все-таки влипли. И очень крупно. Они изнасиловали — будучи в состоянии полного алкогольного умата — какую-то первую попавшуюся им по дороге девчонку. Но она оказалась, на их несчастье, дочкой замначальника милиции.
Так как они были в таком состоянии, что могли трахнуть даже дерево, то этот факт, который бедная девчонка до самого конца пыталась довести до их мутного сознания, так и не дошел.
Разъяренный отец сумел добиться, чтобы им дали приличные сроки, и, приложив некоторые усилия, сделал так, что на «зоне» их моментально «опетушили». Девочка долго лечилась у психиатра, а крайне злопамятный отец контролировал, чтобы производством сексуальных утех для партнеров два насильника занимались как можно чаще — почти непрерывно. И добился-таки своего. Оба ублюдка повесились).
Кашалота таки завафлили… Чем он так прогневил судьбу, непонятно, но хуже всех весь этот ужас закончился именно для него.
Мама — уборщица, и отчим — алкоголик, в общем-то, надежд на возмездие не оставляли. По большому счету, мальчику надо было бы попасть в «трудные», но… Чтобы быть «трудным», нужно иметь какой-никакой, а характер. У Кашалота такого не оказалось. Бесхарактерный юноша, да еще попал под такой пресс…
На следующий день приехали автобусы, начальник лагеря объявил всем «юнармейцам» благодарность за хорошее проведение сборов, и отчалили по домам.
Только осадок от всего этого остался навсегда. Что-то пропало в отношениях между одноклассниками. Теперь каждый смотрел друг на друга, а про себя думал — «а что ты делал в лагере»? Те, кто попал в «дембеля», уже не могли нормально общаться с теми, кто остался в «черпаках», не говоря уже о «духах».
Девочки почувствовали это очень быстро. Раньше класс был дружным, атмосфера была теплой, веселой.
В десятом классе повеяло холодом. Нет, и улыбки, и шутки были. И веселье было… Но уже не то. Чувствовалась натянутость, напряженность… Недоверие.
Девчонки пытались выяснить причину, но как на стену натолкнулись. «Черпаки» и «духи» не очень-то хотели, чтобы все знали об их «униженном» положении, а вот «дембеля», на удивление мудро, сообразили, что не всем девочкам понравится их «выдающийся» успех. Женское поведение непредсказуемо… Мало ли…
И самое главное — все до одного помнили, что перед окончанием десятого класса военные сборы для старшеклассников обязательны. Чтобы получить хорошую оценку по НВП, сборы нужно было посетить обязательно. А хорошую оценку хотели все.
И что? Весь тот кошмар, который пришлось пережить в последнюю ночь сборов, будет с самой первой ночи? Все именно так и думали. И именно это отравляло всю школьную атмосферу в течение десятого класса. Словно посреди веселого бала зловещий звон старинных готических часов напоминает всем о неминуемой смерти.
Готовится к сборам начали заранее — кто как мог. Кто начал движения в сторону медицины — как бы получить освобождение. Кто подстраиваться под «правильных» пацанов. Кто-то начал ходить на каратэ — благо таких секций в этот год появилось много.