Сталинград в 1942 году оказался, как Москва в 1941 году, таким объектом, в котором сошлись главные стратегические, политические, экономические и престижные цели и задачи всей войны. Накал боев на Волге дошел до такой степени, что осенью 1942 года весь мир замер. Все зависело от того, удержат ли советские войска Сталинград».
Стремление Чуйкова чаще находиться не передовой было по сути своей верным, но таило в себе постоянный риск, особенно в условиях, когда передвигаться приходилось по степи в условиях полного господства немецкой авиации и невозможности порой найти хоть какое-то укрытие. Но к смертельной опасности привыкали, стараясь не обращать на это внимание. В трудные минуты выручали фронтовой опыт, разумная осторожность и взаимопомощь. Но и вдали от передовой, под непрерывным огнем врага в те дни никто, включая армейское командование, не мог ощущать себя даже в относительной безопасности.
Третьего сентября на КП 64-й армии обрушились немецкие снаряды и бомбы. Чуйков и другие офицеры продолжали работать, сидя в пыли и духоте под жиденьким навесом из жердей и земли. Они не имели права покинуть свои места – отсюда велось управление войсками. То, что произошло далее, В. И. Чуйков описал так: «Вдруг наш блиндаж будто подбросило кверху. Раздался оглушительный взрыв. Я не помню, как мы с Абрамовым[39] очутились на земле, а столы и табуретки оказались перевернутыми. Над нами было небо, затянутое пылью… кругом раздавались крики и стоны.
Когда пыль несколько рассеялась, мы увидели в шести – восьми метрах от нашего блиндажа огромную воронку диаметром метров 12–15. Вокруг лежало несколько изуродованных трупов, валялись перевернутые автомашины, выведенная из строя радиостанция; проводная связь тоже оказалась нарушенной». При переезде на запасной КП за автомашиной Чуйкова начал охоту «Юнкерс», который на бреющем полете высыпал на них дюжину бомб. Однако на этот раз Чуйкова с его водителем и адъютантом спас не слепой случай, а выдержка и расчет.
Противник продвигался вперед благодаря многократному превосходству над войсками Юго-Восточного фронта. Наиболее значительным оно было в полосе 62-й армии: в живой силе – в 1,8 раза, в танках – почти вчетверо, в крупнокалиберной артиллерии – в шесть раз. Некоторые советские дивизии в обеих армиях, защищавших Сталинград, имели в своем составе всего по 500–1000 человек, а в десяти танковых бригадах оставалось 146 танков. Предпринятые в помощь защитникам города по приказу Ставки удары с северо-восточного направления армий Сталинградского фронта не достигли желаемого результата. К 12 сентября войска 62-й и 64-й армий были вынуждены отойти на городской оборонительный обвод. Вместе с войсками уходили, торопясь к переправам, люди, угоняя скот, захватив с собой остатки своего имущества. В этот день в районе Купоросное немцы вышли к Волге и разорвали фронт, изолировав 62-ю армию от остальных войск. На следующий день бои уже шли на улицах города.
За день до этих событий Чуйкова вызвали в штаб фронта. Он не выезжал в тыл уже более месяца. То, что он увидел по дороге в город, потрясло его. В своих воспоминаниях он описал ту драму, которая разворачивалась на его глазах: «Проселки забиты или отходящими войсками, или беженцами. Фашистские самолеты совершали разбойничьи налеты на мирных жителей… На переправах создавались пробки. Паромы через протоки Волги работали с перебоями. На берегу скопились повозки и машины с ранеными. От этой картины щемило сердце, но я ничем им помочь не мог. Увидя мои генеральские знаки различия, меня обступили с расспросами: “Как дела в городе?”, “Сдадим ли Сталинград?”, “Когда остановится отступление?”
– Сталинград не сдадим! – заверил я раненых. – Этого не может быть! Дальше отступать некуда!
Ну, а когда меня спрашивали, когда подойдет за ними транспорт, я ничего ответить не мог. Раненые лежали под открытым небом… Перебои с едой. Врачи и медсестры валились с ног от усталости…
В темноте мне удалось переправиться через Волгу. Западный берег в огне. Зарево пожара освещает и Волгу, и восточный берег. Можно не зажигать фар. Не искушенному в боях человеку показалось бы, что в пылающем городе уже нет места для жизни, что там все разрушено, все сгорело. Но я знал: на том берегу продолжается бой…»
Утром 12 сентября Чуйков явился в штаб Юго-Восточного фронта. Командующий А. И. Еременко в присутствии члена Военного совета Н. С. Хрущева объявил Чуйкову о назначении его командующим 62-й армией. Задачи были обозначены коротко и ясно: немцы решили любой ценой взять город, отдать Сталинград фашистам невозможно, отступать дальше нельзя и некуда. Командарм 62-й армии генерал Лопатин[40] считает, что его армия город не удержит. На вопрос Еременко, как он понимает задачу, Чуйков ответил: «Я приму все меры к удержанию города и клянусь, оттуда не уйду. Мы отстоим город или там погибнем». Вечером того же дня Чуйков вернулся на правый берег. Найти КП армии оказалось очень непросто. В указанном месте у реки Царица, которое ему сообщили в штабе фронта, его не оказалось. Блуждать в надвигавшейся темноте по разрушенному городу было небезопасно. Случайно повстречавшийся офицер сообщил, что искать надо на Мамаевом кургане.
На КП Чуйкова встретил начальник штаба армии Н. И. Крылов[41]. Поздоровавшись, Крылов продолжил начатый ранее телефонный разговор, показывая Чуйкову на карте, участки, о которых шла речь, и подробно объясняя задачу какому-то командиру. Чуйков понимал, что таким образом он постепенно вводил его в курс дела, поскольку времени на подробный доклад у него не было. Они словно общались на понятном обоим языке, отлично понимая друг друга уже в первые минуты совместной работы. Чуйков почувствовал, что с этим человеком он быстро сработается. Именно так и произошло впоследствии. Они не только прекрасно дополняли друг друга как военачальники, но и крепко сдружились, сохранив эти отношения на всю жизнь.
Помещение КП армии трудно было даже назвать блиндажом. Это была широкая щель, прикрытая хворостом и соломой и присыпанная небольшим слоем земли. Внутри на земляном полу возвышались предметы «интерьера», сделанные тоже из земли: лавка, кровать и стол с разложенной на нем картой. В этом же пространстве оборудовано место для связистов. В первые часы пребывания на своем КП Чуйкову представился случай показать и ближайшему окружению, и подчиненным свой характер командарма и понимание боевой задачи. Узнав, что командир танкового корпуса без разрешения перенес свой КП на самый берег Волги, оказавшись позади КП армии, Чуйков приказал ему вместе с комиссаром срочно явиться с докладом. Когда вызванные товарищи прибыли, в блиндаже уже находились офицеры штаба армии и дивизионный комиссар К. А. Гуров. В их присутствии Чуйков в категоричной форме объявил генералу – командиру танкового корпуса и его комиссару, что расценивает их поведение как грубейшее нарушение приказа № 227, а следовательно, как дезертирство с поля боя. Оба провинившихся готовы были провалиться сквозь землю от стыда. Чуйков строго предупредил их и приказал немедленно вернуть КП на прежнее место. Вне всякого сомнения, весть об этом разговоре и о крутом нраве нового командующего мгновенно разлетелась по армии.
Когда Чуйков принял командование 62-й, она по своей сути мало чем напоминала полноценную армию, от этого грозного военного понятия оставалось лишь название. Просто сказать, что она была ослаблена в предыдущих сражениях, означало бы только полуправду, потому, что многие соединения фактически перестали существовать в изначальном виде и не могли самостоятельно выполнять положенные им боевые задачи. Так же ошибочно определять ее силу по количеству дивизий, танковых и других частей, входивших в нее. В некоторых дивизиях оставалось по 100–200 бойцов, а в танковых бригадах по одному-два танка. Армия оказалась полностью отрезанной от соседей, ее фланги упирались в Волгу. У Чуйкова было около 50 тысяч человек, тогда как наступающий на него противник имел 170 тысяч солдат, 500 танков, 3 тысячи орудий. В воздухе господствовала немецкая авиация, совершавшая до трех тысяч вылетов в сутки. Поддержка нашей авиации была раз в десять меньшей.
Задача этой мощной группировки противника была очевидной для нашего командования, а немцам казалась простой, решаемой в несколько дней: разгромить оставшиеся советские войска и сбросить остатки 62-й армии в Волгу. Перестроив свои силы, противник повел наступление на центральную часть Сталинграда. Что же делать командующему в такой ситуации, на что опереться, как отстоять город?
Первым конкретным шагом Чуйкова, при отсутствии резервов и в ожидании подкреплений, обещанных командованием фронта, стала одобренная Военным советом армии раздача оружия коллективам предприятий города и создания вооруженных рабочих отрядов. Чуйков запретил любой самовольный отход с занимаемых позиций без ведома его и начальника штаба. Введение этой меры сопровождалось принятием решения о том, что командующий и штаб армии должны оставаться в Сталинграде и на левый берег или на острова ни в коем случае не отходить. Чуйкову оказалось достаточно одного дня боев, чтобы понять, что в условиях постоянных бомбежек, обстрелов и беспрерывного нарушения связи управлять войсками с командного пункта на Мамаевом кургане невозможно. КП армии с разрешения штаба фронта был перенесен в балку реки Царица. Положение 62-й армии в эти дни стало критическим. Сил противостоять сильному противнику не хватало, требовалось срочное усиление свежими дивизиями.
С этого дня – 13 сентября 1942 года – все предыдущие представления Чуйкова о ведении боевых действий и построении обороны и даже накопленный им опыт сражений с немецкими войсками не имели почти никакого значения. Для него и для его подчиненных началась новая война. Она называлась – сражение в условиях города. В этой войне не существовали, в том понимании и в тех параметрах, как это принято военной наукой, такие определения, как линия фронта, передний край, глубина обороны, оперативное построение, тыл. Ни бойцы, ни командиры, ни сам Чуйков и ни вышестоящие генералы – от командования фронта до Ставки, не имели опыта столь масштабных боев в огромном городе. Единственным положительным моментом в этой ситуации являлось отсутствие аналогичного опыта и у противника. Более того, немцы не собирались вести длительное сражение в городе и были к нему совершенно не готовы. Вот как понимал перемену в ходе битвы сам В. И. Чуйков: «13 сентября 1942 года было началом периода самого кровопролитного, самого упорного сражения, которое вошло в историю как “оборона Сталинграда”, длившаяся до 19 ноября, то есть до перехода советских войск в контрнаступление. Это сражение для войск, оборонявших Сталинград, особенно для войск 62-й армии, было непрерывной смертельной схваткой, без оперативных пауз и без ночных затиший как с той, так и с другой стороны. Обо