— Не угадал, милый братец! — довольно воскликнул Дмитрий. — Об этом я думал вчера, когда они драпали. Неужели и мы так выглядели в девятнадцатом?
— Объективности ради следует заметить, что мы — хуже, — сказал Николай.
— Но мы драпали с чемоданами, а они с пустыми руками. Им нечего положить в чемоданы, этим нищим энтузиастам, — ворчливо проговорил самый младший из братьев, Юрий Кирсанов — розовощекий блондин с гладко зачесанными на пробор волосами.
— Неужели за двадцать два года ты не забыл об этих чемоданах? — обернулся к нему Дмитрий.
Юрий побагровел.
— В них заключалось все наше будущее, — раздраженно отозвался он. — До сих пор не пойму, как ты мог их бросить в последний момент? Ведь из-за этого мы не смогли уехать.
— Ты знаешь, что у меня не было другого выхода, — спокойно сказал Дмитрий. — Тогда на пристани они налетели слишком внезапно. Бр-р, я не люблю об этом вспоминать... У меня оставался простой выбор: жизнь или эти дурацкие чемоданы. А ты никак не можешь простить мне, что я не захотел пожертвовать жизнью ради двух дюжин золотых браслетов, портсигаров и прочей дребедени...
— Дребедени? — Голос Юрия повысился, лицо рассерженно запылало. — Ты называешь это дребеденью? От этой дребедени зависела вся наша жизнь.
Николай примирительно похлопал по столу узкой длинной ладонью.
— Тише, дорогие братья, — сказал он. — Сейчас не время ссориться.
— Разве я не прав? — возмущенно обратился к нему Юрий. — Из-за этого мы прожили двадцать два года здесь... А как мы жили? Единственное, что у нас осталось, — это комната со старой рухлядью...
— Сейчас не время ворошить прошлое, — сказал Николай. — Подумаем о настоящем.
— Успокойся, Юра, — вмешался в разговор молчавший до сих пор четвертый брат, Алексей. Он удобно откинулся назад в кожаном кресле, далеко вытянув длинные ноги в старомодных штиблетах со штрипками. — Неужели ты думаешь, что, оставив тебе жизнь, большевики оставили бы и твое золото? Николай прав: пора кончать бесполезные разговоры и подумать о настоящем. Я считаю, что нам сегодня же следует обратиться к немецким властям. Думаю, что для русских дворян у них всегда найдется работа. Вряд ли они рассчитывают установить в России новый порядок без нашей помощи.
— Ты уверен, что мы им понадобимся? — перебил его Николай. Он нервно хрустнул пальцами.
Алексей передернул плечами.
— Двадцать с лишним лет мы ждали этого момента, — торжественно сказал он. — У нас уже не было никакой надежды. Но вот этот момент настал. Наконец-то мы можем что-то сделать для России — для нашей России. Не понимаю, в чем ты сомневаешься. Ты не веришь немцам? Ты не веришь в их освободительную миссию?
Тонкие пальцы Николая забарабанили по столу. Серые водянистые глаза его обратились на брата с едва заметной усмешкой.
— Просто я последовательней тебя, — сказал он. — Помнится, в семнадцатом году ты был самым ярым сторонником войны до победного конца. С теми же немцами.
Алексей приподнялся в кресле, резко подтянул ноги в старомодных штиблетах.
— Тогда нам было что защищать! — почти крикнул он. — Сегодня немецкие армии призваны пройти по России очистительной волной. Они вернут нам то, что было отнято и испоганено большевиками. Это болезненная, но необходимая операция возрождения истинной России.
— А тебе не кажется, что немцы начали эту войну не ради истинной России и благополучия братьев Кирсановых, а ради самих себя и ради собственного немецкого благополучия?
— Поздравляю! — Губы Алексея брезгливо искривились. — Уж не стал ли ты большевиком за эти годы?
— Нет, не стал, — угрюмо сказал Николай. — Я просто не хочу стать жертвой иллюзий. Я не люблю немцев и не верю им. — Он усмехнулся. — Но большевиков я не люблю еще больше.
В прихожей раздался громкий звонок.
— Я открою, — сказал Юрий, вскакивая из-за стола. Настороженная тишина воцарилась в комнате. Лица братьев Кирсановых обратились к двери.
— Петров, — сказал Юрий, возвращаясь в комнату.
В дверях показался высокий мужчина с хмуроватым волевым лицом и тщательно прилизанными назад волосами. По его твердой прямой походке, по вскинутой голове угадывалась военная выправка.
— Здравствуйте, господа! — сказал он, проходя к столу. — Рад видеть вас в полном здравии. От души поздравляю с долгожданным днем. — Он вздохнул и перекрестился. — Я с такой завистью смотрел сейчас на автоматы немецких солдат, — продолжал он, здороваясь за руку с каждым из Кирсановых, — что невольно поймал себя на мысли: с каким наслаждением я стрелял бы вчера в спину этим удиравшим скотам, будь у меня в руках оружие.
— Браво, господин Петров! Браво! Эта же мысль родилась и у меня! — воскликнул Дмитрий, продолжая стоять у окна. — Мимо нас только что провели группу пленных. Я смотрел на улицу и завидовал этим немецким парням с автоматами. Только я бы не нянчился. Я расстреливал бы каждого коммуниста.
— А о чем ты думал вчера, когда отсиживался в погребе? — перебил старшего брата Николай.
— Смею тебя заверить, вчера я прятался не от большевиков и тем более не от немцев. Я укрывался от шального снаряда, от дурацкой бомбы. К тому же я был безоружен.
Дмитрий обиженно замолчал.
— А я не мог лишить себя удовольствия, — задумчиво произнес Петров, — и весь день просидел у окна, наблюдая их бегство. Я жалел лишь о том, что этой картины не видит генерал Корнилов, под знаменами которого я имел честь служить. Старик умер бы со спокойной душой.
— Особенно если узнал бы, что его боевой офицер почти двадцать лет служил рядовым бухгалтером в большевистском горздравотделе, — съязвил Юрий Кирсанов.
— А вам хотелось, чтоб я сдох с голоду? — спросил Петров.
— Ну, полноте, полноте. Юрий же шутит, — вступился за брата Дмитрий. — Он у нас младший, ему с детства прощалось многое.
— Право же, мне непонятна неуместная шутка Юрия Васильевича.
— Извините, Александр Михайлович! Это у меня от радости. Времечко-то какое! Дождались наконец. Дожили. — Юрий встал и примирительно протянул руку Петрову.
Пожимая ее, Петров улыбнулся, сверкнув золотыми зубами, и, уже присаживаясь к столу, сказал:
— Господа! Я пришел к вам как русский дворянин и обращаюсь как к дворянам. Мы должны действовать сообща. Отдавая должное нашим освободителям, мы вместе с тем имеем возможность предъявить и свои права. Я думаю, немецкое командование должно пойти нам навстречу. Ведь без нашей помощи они вряд ли сумеют восстановить порядок.
— Что вы предлагаете, господин Петров? — спросил младший Кирсанов.
— Мне неловко идти одному. Поэтому я предлагаю всем вместе явиться к немецкому коменданту и предложить свои услуги.
— А по-моему, всем рисковать незачем. Можно пойти господину Петрову и одному из нас, — предложил Николай. — Немцы есть немцы.
— Хорошо! Если вы боитесь, с господином Петровым пойду я, — сказал Юрий. — Только сделаем мы это завтра. Пусть все поуляжется.
— Возражений нет? — спросил Петров, окидывая взглядом в отдельности каждого из Кирсановых. Братья согласно закивали. Петров одобрительно улыбнулся. И так как возражений не было, он раскланялся и направился к двери.
— Завтра утром я за вами зайду, — бросил он Юрию с порога.
— Мне тоже пора. Хочу побродить по городу, подышать свободным воздухом, — сказал Юрий, когда за Петровым захлопнулась дверь.
Быстро накинув серый поношенный плащ, Юрий вышел на улицу.
Майор Альберти был в отличном расположении духа. Еще вчера он получил приказ за подписью фон Клейста о назначении ортскомендантом Таганрога и понял, что на долгое время осел теперь в тылу. Правда, забот прибавилось. С самого утра его начали осаждать по вопросам расквартирования воинских частей. Кроме того, согласно инструкции необходимо было в срочном порядке организовать местное самоуправление, подобрать людей, способных наладить в городе нормальную жизнь. Многое, очень многое нужно сделать, но все это мелочи по сравнению с тем, что он пережил на передовой в последние дни боев.
Адъютант только что повесил большой портрет Гитлера на стене его временного кабинета и застыл у двери, ожидая дальнейших распоряжений.
— Кто меня хочет видеть? — спросил майор Альберти.
— Начальник гарнизона назначил бургомистром Таганрога господина Ходаевского. Этот русский пришел засвидетельствовать свое почтение.
— Кто еще?
— Еще несколько русских предлагают свои услуги.
— Хорошо! Пригласите бургомистра.
Через минуту в кабинет вошел толстый седой мужчина и, вежливо поклонившись, представился ортскоменданту. Из-за его спины выглядывал Юрий Кирсанов.
— Господин комендант, — начал бургомистр на ломаном немецком языке, — я позволю себе представить вам потомка старой дворянской фамилии...
— Можете говорить по-русски. Сейчас мне особенно нужна практика, — перебил его комендант.
— Да, да. Я буду говорить по-русски. Этот господин, — Ходаевский кивнул в сторону Кирсанова, — русский дворянин, немало претерпевший от большевиков. Вы уже слышали, что такое НКВД, а он ощутил это на себе. Словом, он хочет работать, и я могу за него поручиться.
— А что вы умеете делать? — вскинув белесые брови, спросил у Кирсанова майор Альберти.
— Я работал плановиком-экономистом в одном из советских учреждений. Но это...
— Что такое плановик-экономист? Экономист — это банкир. А плановик что такое?
— Это неважно, — сказал Ходаевский. — Важно то, что господин Кирсанов ненавидит большевиков и может быть очень полезен. К тому же он хорошо знает жителей города. Знает, кто чем дышит...
— Дышать нужно воздухом, а душить нужно шея, — рассмеялся ортскомендант, сделав недвусмысленный жест рукой вокруг шеи. — Может быть, господин Кирсанов возьмет на себя городскую полицию? Как это у вас называется? Кажется, милиция.
— Да, да, милиция, — торопливо закивал Ходаевский. В маленьких глазках Кирсанова сверкнул огонек.
— Вы согласны душить большевиков? — Майор Альберти уставился на Кирсанова.