Я кусаю язык, и рот наполняется слюной. Я делаю глубокий вдох и плюю в глаза Коту.
Он моргает, но этого вполне достаточно. За то мгновение, что глаза остаются закрытыми, я наношу ему жестокий удар ботинком по коленной чашечке. Она резко смещается, и связки рвутся, причиняя Коту ужасную боль. Пока он решает, что предпочтительнее — закричать или ударить меня, я выворачиваюсь из-под его плеча и бросаюсь прочь. Ему меня не догнать.
Близнецы уже на ногах и сражаются спина к спине; они тяжело дышат, их раны кровоточат, но вокруг валяются пять истекающих кровью Котов. Дак и Жак выросли в школе гладиаторов, с шести лет сражались рука об руку, в ближнем бою они практически непобедимы.
Но сейчас Коты стараются отойти подальше от дыры в стене, подставив братьев под огонь арбалетчиков на другой стороне улицы, и только тут замечают, что я свободна.
Я мигом возвращаюсь в состояние мысленного зрения; Оболочки Котов начинают мерцать, и комнату заполняет Сила. Мои пальцы нащупывают в сумке вертушку размером не больше медяка, но покрытую платиной и золотом. Наложенные мною знаки светятся яркой зеленью. Этот образ заполняет мое сознание, я подношу вертушку к губам и дую.
Образ вертушки, появившийся перед моим внутренним взором, ложится на Оболочку, потом достигает разбитых осколков досок, проникает в них и заставляет их Оболочки отразить некогда протекавшую в них жизнь. Мне хватает секунды, чтобы связать образ вертушки с ослабевшими Оболочками досок и установить симпатическое единство между ними и крыльями вертушки. Доски поднимаются в воздух и, когда я вновь дую на вертушку, начинают вращаться.
Они вращаются подобно пропеллерам или циркулярным пилам. Я машу вертушкой, заставляя ее вращаться все быстрее и быстрее, и вместе с ней вращаются доски. Созданная мною связь с вертушкой обеспечит их непрерывное движение. Теперь я могу использовать собственную Оболочку, чтобы контролировать их полет.
Я посылаю вращающиеся доски в Котов. Рев вертящихся кусков дерева смешивается с криками боли и страха; самые большие куски бьют врагов с неистовой силой, и даже самые маленькие кусочки дерева ранят до крови.
— Отступайте, идиоты! Назад! — отрывисто кричит укрывшийся в коридоре Берн.
Коты бросаются к тому месту, где прежде была дверь, и я посылаю на них половину досок. Вторая половина по моему приказу начинает вращаться перед близнецами, прикрывая их, отход из-под огня арбалетчиков. На мгновение меня переполняет дикая, непреодолимая вера в нашу удачу; мы выберемся.
За ревом дерева удары арбалетных стрел почти не слышны. Всего две стрелы пролетают между вращающимися досками, но одна попадает Даку в голень. Наконечник стрелы — это около двухсот пятидесяти граммов кованой стали, и бьет он с силой кузнечного молота. У Дака подламываются ноги, и он с криком начинает падать, цепляясь за плечи брата. Жак поворачивается, чтобы взять брата на руки и понести его, но в этот миг в комнату молнией влетает Берн.
Прыгнув, он ловко катится по полу, а затем вскакивает на ноги уже с мечом в руках. Я лихорадочно меняю направление полета вертящегося дерева, но поздно… Берн поворачивается, на месте, и его меч перебивает Даку шею еще прежде, чем раненый успевает понять, что в комнате появился новый нападающий. Голова Дака падает вперед, заливая кровью лицо брата; Жак, глухо вскрикнув, пытается освободиться от тела брата и достать меч. Однако Берн ухитряется перевернуть меч и провести удар через локоть. Острие вонзается в открытый рот Дака и выходит из затылка.
За какую-то секунду Берн убивает двух лучших бойцов Империи и произносит:
— Щит. Мне.
Когда мои вертящиеся доски наконец приближаются к нему, его уже укрывает шар полуреального стекла. Дерево бессильно ударяется о него,
— Тебе придется потрудиться, — говорит Берн. Оставаясь внутри шара, он взмахивает мечом, разбрызгивающим кровь, и ухмыляется.
Вместо ответа я посылаю вращающиеся доски в коридор, к Котам, а потом разбиваю вертушку о стену. Надеюсь, после этого доски превратятся в мелкие обломки и окутают Котов облаком пыли. Те отзываются на взрыв нестройным хором вопящих голосов.
Берн смотрит на меня нахмурясь, но внезапно его лицо светлеет.
— Пэллес! — изрекает он с печальной улыбкой: узнал. — Это ты! Пэллес Рил, черт меня подери! Значит, Кейн тоже с тобой? А, да что я спрашиваю! Будь он здесь, он сидел бы у твоих ног подобно щенку.
Я пячусь через пролом в соседнюю комнату, а Берн наступает на меня.
— То есть ты одна? Это… это ты? Ты — Саймон Клоунс? Загадочный Саймон Клоунс, неуловимый шип в лапе Льва Анханы — это ты, черт тебя побери, Пэллес Рил!
Он облизывает губы.
— Я мечтал, — произносит он густым задумчивым голосом, — мечтал встретить тебя снова. У меня были планы насчет тебя, Пэллес. Кто знает, может, тебе даже понравится. Если же тебе понравится, ты, пожалуй, переживешь их.
Я молчу и медленно отступаю — чем дольше Берн будет рассусоливать, тем дальше уйдут Ламорак, Таланн и семья Конноса.
Ухмылка Берна становится шире.
— А забавно будет оставить тебя в живых. Тогда ты могла бы рассказать Кейну, что я с тобой сделаю. Я качаю головой.
— Ничего не выйдет, Берн. Мы с Кейном разошлись. Ему нет дела до того, что случится со мной. Он согласно кивает.
— Хорошо, тогда я просто доставлю себе удовольствие.
— Сперва поймай!
Я снова принимаюсь за дыхательные упражнения и вхожу в состояние мысленного зрения. Мои пальцы начинают распутывать завязки висящего на поясе мешочка.
— Уже поймал! — фыркает Берн.
Блестящий каштан в моей в руке начинает дымиться и высвобождает вихрь Силы, когда я концентрируюсь и активирую заклинание.
Увидев дым, Берн с сожалением смотрит на меня.
— Для того чтобы быть неплохим магом, большого ума не надо. Но я никогда не поверю, что ты так глупа, если надеешься причинить мне вред. Мой щит получает Силу от Ма'элКота, сука! Тебе его ничем не пробить.
Я без слов бросаю к его ногам каштан — так кидают шарики в детской игре. Не могу отказаться от позерства, это все дурное влияние Кейна, да еще высокий уровень адреналина в крови и неверие в то, что я умру на этом месте.
— До встречи, — роняю я и прыгаю в отверстие. За моей спиной каштан взрывается — сила взрыва сотрясает пол и вышвыривает Берна вместе со щитом через дыру в стене.
Комната, где произошло сражение, находится на третьем этаже — падение не убьет Берна, но, возможно, сломает ему пару костей или отключит сознание. А отверстие в полу немного замедлит продвижение Котов. По крайней мере я на это надеюсь.
Я приземляюсь в комнате этажом ниже и замираю: слышится жалобное хныканье из-под кровати. Какой-то несчастный, доселе мирно спавший, разбужен взрывами, огнем и людьми, явившимися с потолка. Я пожимаю плечами — под кроватью ничуть не менее безопасно, чем в любом уголке здания.
Мне хватает нескольких секунд, чтобы пройти еще через три дыры в стенах и присоединиться к остальным. Ламорак пробивает стену в следующую комнату с южной стороны, но работа дается нелегко — по его стянутым в хвост волосам струится пот. Прикрывающая тыл Таланн кивает мне.
— Где близнецы?
— Убиты.
Я поворачиваюсь к дыре, сквозь которую вошла, и достаю из кармана еще один кварцевый щит.
— Мертвы? — ошеломленно переспрашивает Таланн, — Оба?
Я отвечаю до тех пор, пока новый щит не закрывает пролом. Но в этот миг в самой дальней комнате из отверстия в потолке начинают сыпаться Коты, Они обнажают мечи и бросаются на нас.
— Да, — наконец отвечаю я, — они подарили нам время. Давайте не будем тратить его впустую.
Обе дочери Конноса прижимаются к матери, их всхлипывания становятся глуше. Коннос подавленно качает головой.
— Я должен был сдаться, должен был выйти к ним сам. А теперь из-за меня вы все…
— Заткнись, — обрываю я его. — Мы все еще живы и надеемся вытащить вас отсюда. Всех вас. Ламорак, тебе еще долго?
Ламорак работает мечом; на его шее вздуваются жилы — почти закончена одна сторона арки.
— Тридцать секунд, — хрипло, с натугой отвечает он.
— Постарайся управиться за пятнадцать. У меня больше нет щитов, неизвестно, сколько еще я смогу удерживать Берна.
Коты бьют по моему щиту ногами и мечами. Отдача вызывает у меня головокружение. Из дальней комнаты доносится звук ломающегося дерева: Коты обнаружили входную дверь.
Таланн обнажает пару длинных ножей и с угрюмой улыбкой салютует мне.
— Кажется, они меня зовут.
— Таланн… — говорю я, но она уже исчезает в соседней комнате.
Не зря она так почитает Кейна — в бою она становится настоящим дьяволом, машиной смерти, скомплектованной из ног, кулаков и клинков. Крики страха и боли, доносящиеся из соседней комнаты, подтверждают, что Коты не были готовы к ее появлению. Я вдруг обнаруживаю, что молюсь: пусть она убьет побольше врагов до того, как они покончат с ней.
Ламорак вытягивает Косалл из стены и пинает выпиленный кусок. Тот падает и исчезает в облаке пыли, а Ламорак уже помогает семье Конноса выбраться через дыру. Потом он берет меня за руку и привлекает к себе…
— Больше ничего резать не надо. Бегите прямо по коридору и в переулок, он выходит к реке. Беги!
— Ламорак, они убьют тебя… Он пожимает плечами.
— Либо я, либо ты. Ты можешь вывести Конноса с семьей без нашей помощи, а вот я — вряд ли. — Он касается мечом кирпичной стены. — А эту дыру я смогу удерживать еще очень долгое время. Если доберетесь до кантийцев, пришлите подмогу.
Я начинаю протестовать, но в мой щит ударяет волна пламени, и в глазах у меня темнеет от боли.
Это Берн. Он идет сюда.
Колени у меня подламываются, и Ламорак выталкивает меня в дыру со словами:
— Поверь, я не хотел этого. Извини, Пэллес. Приходится мне платить…
— Платить? Ламорак…
Но он уже повернулся ко мне спиной и встал, закрывая плечами проход. Я слышу пение Косалла, пронзающего сталь и кость.
— Идите!
Коннос и его жена — оказывается, я не знаю ее имени — ждут, чтобы я повела их.