равно бы не поверил. Кроме того, если б он погиб сегодня, у нее появились бы неплохие шансы собрать остатки кантийцев и самой править ими. И все же эльфийка предпочла бы, чтоб король жил, а план Кейна увенчался успехом; она очень далеко продвинулась по пути укрепления отношений с его величеством.
«Кстати», — подумала эльфийка, глядя на стоявших в комнате вперемешку кантийцев и фейсов.
— Я думаю, — с расстановкой произнесла она, — нам следовало бы остаться одним, чтобы… м-м… еще немного поторговаться,
Она положила на плечо королю нечеловечески горячую руку и уловила ответное тепло в его улыбке.
— По-моему, у нас нет времени, — ответил он. «Минимум три минуты», — подумала Кайрендал, однако утаила эту мысль.
— Как скажешь, — разочарованно вздохнула она, но внимание короля уже переключилось на зрелище за окном. — Где твои герцоги?
— Деофад уже на Стадионе. Паслава… ну… — Он снова повернулся к эльфийке с широкой и чуть угрожающей улыбкой. — Паслава придет позже. Сейчас у него маленькое дельце в пещерах.
Артуро Коллберг вытер с верхней губы пот и, наклонившись к микрофону связи, хрипло прошептал:
— Нет, черт побери! Никакой трансляции! Вице-президент по маркетингу нахмурился и посмотрел на него с экрана.
— Они меня уже достали, Арт. Хотят новую трансляцию, ну, как в прошлый раз. — Он понизил голос до шепота. — Я только что говорил с Советом…
Коллберг невольно дернулся — ему опять показалось, что по нему ползают муравьи. Он бросил через плечо взгляд на полицейских. Их лицевые щитки были повернуты к экрану, транслировавшему происходящее с Кейном, однако, может быть, это не совсем так…
— Подождите немного, — приказал он. — Просто тяните время. Сейчас ничего не происходит, ясно? — Глаза у него выкатились, а зубы сжались с такой силой, что заболела челюсть. — Ничего интересного! Кейн спит, ясно?
— Господи, Арт, да успокойся ты. Ладно, спит. Так и запишем. Но мне нужны гарантии, что мы будем транслировать развязку. Мы хотим показать в сети, как он расправится с Ма'элКотом. Совет поддерживает этого парня, Клирлейка, и хочет, чтобы он вел все это дело.
Дрожащей рукой Коллберг вытер мокрые от пота волосы.
— Вы нанесете непоправимый вред продаже записей. Понимаете, да? Это же пик всего проклятого Приключения! Кейну нет в этом равных — я веду его Приключения уже пятнадцать лет! Это его торговая марка! На Стадионе он сведет вместе все концы. Все произойдет моментально. Выпусти это в прямую трансляцию — и любому человеку в мире станет известно, чем все оно кончилось.
— Тут никаких проблем. Совет согласен, Арт. Прибыль от трансляции покроет любое падение продажи записей — а, по нашим расчетам, оно будет минимальным. Это же будет коллекционная запись, Арт. Особенно если Кейн погибнет.
Пэллес услышала далекие голоса, произносившие имя Кейна, и всплыла на поверхность, словно пузырек сквозь толщу Песни Шамбарайи. Она не знала, сколько времени находилась в этой Песни неосознанно. Последним, что она вспомнила, был разговор с Кейном, когда она была привязана к алтарю.
«Он сиял как звезда», — подумала чародейка. В нем была какая-то мощь, не основанная на Силе, но, возможно, имевшая к ней отношение, — Сила жизни, которая и вызвала ее из Песни реки. Мощь Кейна происходила не от Силы, не от внешнего источника; при его появлении вся комната согрелась, словно он исторгал пламя. Почему она не замечала этого раньше?
А был ли мальчик?
Все их ссоры, все раны, которые они наносили друг другу, его постепенно закипающая злость, ее скрытая зависть — все это казалось очень далеким и обычным. А теперь Пэллес не понимала, как могли они причинять друг другу столько боли.
Нет ничего проще счастья — это чувство приходит, когда понимаешь, что через тебя течет жизнь, когда знаешь, что есть на свете река, и эта река — ты. Они с Кейном так и не узнали этого. Оторвавшись друг от друга и от самих себя, они вцепились в свои жизни, словно эти жизни можно было накопить или растратить.
Как это глупо.
Ничего удивительного, что они не смогли жить вместе.
Если б только она сумела добраться до него и сказать, как просто быть счастливым…
Пэллес понимала, что времени у нее немного, что ее тело умирает, что все тридцать три года ее жизни утекают сквозь дыру в легком. Однако не впадала в панику. В конце концов, это была всего лишь крошечная речушка по имени Шенна Лейтон, или Пэллес Рил, которая медленно пересыхала, отдавая свою воду реке. Она беспокоилась только о Кейне и надеялась, что удержит жизнь в своем теле достаточно долго, чтобы успеть в последний раз поговорить с ним.
Пэллес очень хотелось спросить у реки, сколько времени у нее осталось, но сделать этого не могла. Она все еще слышала Песнь реки, все еще уносилась прочь в нежной мелодии. Никакая стена из камня, стали или магии не могла отрезать ее от этого источника — он был частью ее самой, так же как ее сердце или позвоночник, — однако какой-то ментальный барьер не позволял ей самой вступить в Песнь и пропустить сквозь себя ее силу.
Пэллес знала, откуда взялся этот запрет; он принадлежал тому, кто сейчас произнес: «Не думаете ли вы, что я поверю этому, не имея доказательств?»
Она видела этого человека не открывая глаз — огромная Харибда в потоке Силы, которая притягивала энергию отовсюду, впитывала ее и превращала в жизнестойкость для массивного тела и мощь для мозга. Железная комната звенела от его шагов, а от биения сердца дрожал каждый камень дворца Колхари.
Пэллес имела смутное представление о пожарах, беспорядках, мятежах и столкновениях, кипевших в городе. С высоты своего сознания она видела, что падение духа Ма'элКота было не следствием хаоса, но его причиной. Каким-то образом его извечная ярость вырвалась наружу и встряхнула город, словно тот был продолжением его тела.
Чтобы увидеть присутствовавших в комнате, нужно открыть глаза, но пока что это слишком сложно — Пэллес чувствовала удары собственного сердца и боль при каждом вздохе. Люди говорили о Кейне — и она узнавала их голоса.
И они называли его актиром.
Пэллес отстраненно подумала, что это плохо, что так можно испортить все дело. Постепенно приходя в себя, она услышала о раскрытом ими плане, о серебряной сети и грифоновых камнях, о замысле выставить Ма'элКота актиром в глазах тысяч его подданных.
Теперь в голосе императора появились нотки слабости, сомнения и внутренней боли — нечего подобного Пэллес не могла от него ожидать.
«Разве такое возможно? Я не могу поверить… Нет, нет, этого быть не может! Это невозможно! Моя карьера… Мое возвышение, трон — все это работа проклятого актира…
Не может быть. Я не верю».
Окончательно придя в себя, Пэллес узнала голос Тоа-Сителла, такой же ровный, каким он был при разговоре с королем Канта.
— Это неразумный риск. Вам следует отменить церемонию.
— Отменить? Сейчас? Мои дети уже пришли на Стадион; отменить церемонию означало бы признать свою вину — результат будет тот же самый.
Его голос стал тонким от непривычной жалости к себе.
— Одним махом быть низвергнутым с вершин в пропасть! Если бы другие боги ненавидели меня с самого рождения, они не могли бы сделать мне хуже. Поверить, что все это могло быть задумано от начала и до конца, что семь лет назад Кейн принес мне корону Дал'каннита и чуть ли не своими руками довел до трона — и теперь может единственным движением сокрушить Империю… Неужели он настолько умен? Неужели он может так опережать даже меня? Ты знаешь его. Ты — его сообщник; эти новости — твоих рук дело. Так говори же! Расскажи мне правду об этом человеке.
«Он что, со мной говорит? — лениво подумала Пэллес. — Неужели он полагает, что я брошусь отвечать на его вопрос? Он не может принудить меня говорить с помощью боли или магии, так он решил быть вежливым?»
Послышались шаги, звук рвущейся натянутой ткани, и Пэллес открыла глаза.
Ма'элКот стоял вполоборота к ней. Натертые маслом мышцы обнаженной спины казались каменными. В кулаке он держал кого-то, болтающегося в воздухе, за ворот туники. В мозгу Пэллес вспыхнуло воспоминание, как точно так же Ма'элКот держал Кейна, — но этот человек не был Кейном.
У этого была сломанная нога в грязных бинтах, наручники на запястьях и окровавленная повязка на руке. Еще одна тряпка перетягивала распухшую черно-синюю челюсть. Нос тоже распух, вокруг глаз темнели синяки.
Она узнала его, только когда он заговорил.
— Я не… я не могу… Я уже все сказал… — жалким голосом произнес Ламорак, моргая мокрыми глазами.
«Я обнимала этого человека, — с удивлением подумала Пэллес. — Я его целовала и занималась с ним любовью. А теперь я не могу даже вспомнить, почему делала это…»
Впрочем, оглянувшись, поняла: она выбрала этого человека потому, что он не был Кейном, потому, что он был противоположностью убийцы во всех отношениях. Высокий, светловолосый, красивый и смелый — хороший человек в полном смысле слова, заботливый и страстный, романтик и герой.
И пустой внутри. Красивая скорлупа, хрупкая, словно пустое яйцо.
Это было последней противоположностью: Кейн по крайней мере был цельной натурой. Он был таким, каким казался. Именно поэтому он никогда бы не сломался, как сломался Ламорак, — Кейн был тверд и непоколебим.
— Тогда сделаем вот что. — Ма'элКот снова повернулся к Тоа-Сителлу, молча стоявшему рядом. Забытый Ламорак покачивался в кулаке императора. — Я — Ма'элКот. Я не стану бежать или скрываться. Если Берн не сможет отыскать сетку, я встречусь с Кейном один на один на арене.
Тоа-Сителл выглядел встревоженным.
— Ма'элКот…
— Нет. Если я укроюсь во дворце, Кейн победит. Я разрушу его планы одним-единственным ударом: я сам приду на Стадион.
Он разжал кулак, и Ламорак со стуком упал на пол.
— Мне с самого начала не нравилась идея использования иллюзии. Это было бы подделкой — а я не лгу своим детям. Все будет по-настоящему. Я возьму эти жизни на арене. Я завладею памятью Пэллес Рил и твоей, Ламорак, как бы мерзко мне ни было связываться с такой гнилью.