И в это время обнаруживаю, что он бьет меня по голове согнутым локтем. Из своего положения он не может придать ударам ощутимой силы; он делает это только для того, чтобы отвлечь мое внимание от второй руки, которая ползет вверх по моей шее, намереваясь ткнуть мне в глаз большим пальцем.
При очередном ударе я уклоняюсь от локтя и хватаю вторую руку, заломив ее так, что Берн поворачивается ко мне спиной. Рукоять его меча врезается в мой кулак. Волосы у него на затылке залиты кровью из одной-единственной раны, где кожа ободрана о край ступеньки. Я снова захватываю его ноги своими и откатываюсь таким образом, чтобы он оказался наверху. Вовремя — пара огров, уже спускающихся по лестнице, нерешительно опускает кистени.
Моя левая рука впивается в лицо Берна, в его глаза, заставляет его запрокинуть голову, в то время как правая достает один из боевых ножей, спрятанных в боковых ножнах. Мне понадобится всего мгновение, чтобы поднести нож к его горлу и сделать одно-единственное движение — разрезать сонную артерию, внешнюю и внутреннюю яремную вену и дыхательное горло. Берну не жить, и он прекрасно это понимает.
— Прикажи им отойти, — шепчу я ему в ухо.
— Отойдите! — хрипит Берн. Он кашляет, выплевывает сгусток крови, его голос становится сильнее и увереннее. — Кейн — мой старый друг. Мы не сражаемся, просто у нас такое приветствие.
— Для умирающего у тебя прекрасное чувство юмора, — шепчу я ему. Он пытается пожать плечами, при этом одно касается моей груди. — Держи руки так, чтобы я их видел.
Он покорно вытягивает руки перед собой и шевелит пальцами.
— Хороши, а?
— Что случилось с Пэллес Рид?
— С твоей сукой? Откуда мне знать? У меня полно дел с этим ублюдком Саймоном Клоунсом.
— Эх, Берн-Берн, — укоризненно шепчу я ему на ухо, — зачем врать? Вспомни о такой вещи, как предсмертное покаяние.
Он хмыкает.
— Тогда уж точно не стоит говорить правду. Но я не лгу. Ты того не стоишь.
Я верю ему, несмотря на то что помню, как Пэллес столкнулась с ним. Я уже понял, каков был эффект произнесенного ею заклинания — информационной блокады, распространившейся со скоростью магии, какова бы эта скорость ни была; оно рассредоточило последние воспоминания о Пэллес или что-то вроде того. Однако и Берн, и Коты должны были войти с ней в какой-то контакт уже после произнесения заклятия — ведь они окружили ее. Если Берн до сих пор ничего не может вспомнить, значит, заклинание действует. А если оно все еще действует…
Пэллес жива. Конечно, ее могли посадить в Донжон, но по крайней мере она жива.
При этой мысли по моему телу разливается такое тепло и покой, что на какие-то полсекунды меня посещает соблазн подарить Берну жизнь.
— Последний вопрос: зачем меня разыскивают? И кто сообщил Глазам о моем появлении в городе?
— Это два вопроса, — насмешливо отвечает Берн.
Я не настолько заинтересован в ответе, чтобы терять время на выслушивание бреда, который он будет нести, — так что я просто вонзаю нож ему в горло.
Конец ножа скользит по его коже, словно по стальному листу.
Я тупо колю еще раз в то же место, не в силах поверить в происходящее, и когда клинок снова соскальзывает, я теряю целую секунду, по-идиотски глядя на предавшее меня оружие.
Я начинаю понимать, почему у Берна нет шрамов.
Кажется, я влип.
Шелковым, ясным голосом Берн объявляет:
— А теперь следующий номер…
Он тянется рукой за спину и сжимает мое левое плечо так сильно, что я даже не испытываю боли: рука просто-напросто немеет. Потом с неимоверной силой отрывает меня от себя — безо всяких приемов, просто долго тянет, — встает на ноги и поднимает меня в воздух.
— Ты никогда не мог меня переплюнуть, — говорит он. — Но теперь я фаворит Ма'элКота. Он сделал меня гораздо быстрее, гораздо сильнее — теперь я неуязвим. Ма'элКот создал для меня специальное заклинание, названное им «Бернов щит». Нравится?
Я бью его в лицо коротким пинком из тайской борьбы, так что моя нога ударяет по его искалеченному носу — а Берн смеется надо мной. Свободной рукой он вздымает меня, и я болтаюсь в воздухе.
Потом он швыряет меня через головы зрителей.
Я вылетаю из игровой ямы и взмываю еще выше — должно быть, Берн будет посильнее огров, стоящих вокруг и тупо глядящих на мой полет. А я все лечу, и люди разбегаются с дороги.
Мое тело само сумеет приземлиться; голова же думает о том, как можно справиться с Берном.
К тому времени, как я ударяюсь в кучку игроков в карты и мы дружно валимся на пол, при этом почти не ушибившись, я успеваю кое до чего додуматься.
Во-первых, одной силой Берн не сможет закрыться от моих ножей.
Во-вторых, если б он действительно был неуязвим, как говорит, я не смог бы сломать ему нос.
Я все еще могу справиться с ним; мне нужно только изменить тактику, чтобы приспособиться к новым обстоятельствам. и, как у всякого приличного ученого, у меня уже задуман эксперимент для превращения этой гипотезы в теорию.
Люди, на которых я упал, расползаются, путаясь в чужих руках и ногах, пихают меня, и я все еще только пытаюсь встать на ноги, когда Берн перепрыгивает перила игровой ямы. Тыльной стороной руки он утирает окровавленный рот и крадучись идет ко мне.
— Счастливчик ты, Кейн, — говорит он. — Я дал обещание…
Человека легче всего застать врасплох, когда он говорит — большая часть его внимания уходит на продолжение разговора. Не вставая с колен, я вытаскиваю из ножен на поясе оба метательных ножа и швыряю их одновременно — они вертятся в воздухе
Я почти не вкладываю в бросок силы — мне этого и не надо. Нож, пущенный слабой, онемевшей левой рукой, летит высоко, к лицу Берна, и тот раздраженно отбрасывает вертящийся клинок — но рука остается цела, потому что на ней Берн инстинктивно сфокусировал свою защиту. Зато второй нож удовлетворяет мою жажду убийства — попадает Берну в ногу, в дюйме от колена, режет алую ткань и пронзает кожу.
Крошечный порез, тонкая линия, остающаяся за алыми каплями, едва заметная царапина — но Берн смотрит на нее, а я — на него. Когда он снова поднимает глаза, в их уголках я вижу едва заметную неуверенность.
В моем мозгу прорывается плотина, начинает бушевать ветер, подобный бесконечному божьему вдоху. Вселенная сужается, и теперь в ней есть только мы с Берном да еще три метра открытого пространства между нами.
Я встаю.
Вытаскиваю последний оставшийся у меня боевой нож.
— Живущий мечом погибнет от моего ножа, — говорю я Берну. — Хочешь — считай это пророчеством.
Теперь в его глазах я вижу еще кое-что — да, это бешенство.
Это все равно что смотреть в зеркало.
— Черт бы подрал этого Ма'элКота, — нервно роняет он.
Затем бросается на меня, и я приседаю, готовясь достойно встретить его.
Он проводит бросок через плечо, настолько быстрый, что в движении его руки кажутся размытыми. Никаких телячьих нежностей — он целится в то место, где плечо переходит в шею. Нож, который я сжимаю обеими руками, останавливает его меч, задерживает его у меня над головой. Нож слегка гудит в моей в руке; от этого начинают гудеть рука, плечо и, наконец, зубы.
Правой рукой я резко отвожу нож, целясь Берну в глаза, но мне не хватает какой-то ширины ладони. Я перекатываюсь в сторону, и Берн следует за мной. Он бьет мечом, воздух гудит от омерзительного тонкого гудения, клинок вонзается в ковер и деревянный пол у самой моей головы так просто, словно вместо дерева встречает на пути сыр. Большим пальцем ноги я захватываю щиколотку Берна и бью его по колену; он сгибает ногу, чтобы защитить связки, однако все же падает.
Я вскакиваю на ноги и только теперь понимаю, почему не достал ножом до его глаз: мой нож укоротился дюймов на пять, теперь над гардой выступают всего три пальца лезвия, на срезе блестит новая сталь.
Его меч — черт, да это же Косалл…
Пораженный этим, я застываю всего лишь на секунду, но Берн успевает подняться с пола. Ловкий удар приводит меня в себя, и я выбрасываю ногу, чтобы снова бросить противника на пол.
Огромная лапа с тупыми когтями тянется из-за моей спины, хватает меня за руку, оттаскивает назад и поднимает в воздух.
Я бросаю бесполезные остатки ножа и отчаянно отбиваюсь. Я был так поглощен дракой с Берном, что не заметил огра, который теперь держит меня. Впрочем, у моего врага те же проблемы, его держат два огра — один вцепился обеими лапами в руку с мечом, другой крепко обхватил его за пояс.
Я чувствую себя так, словно меня выбросило из сна. Господи, да о чем я думал? Тратил драгоценное время на Берна, едва не потерял жизнь — да я с ума сошел…
Помимо своей воли я снова поддался этой злополучной жажде крови. А ведь Пэллес бросила меня в известной степени из-за нее, из-за безумной тяги к убийству. Мастер Кирр, аббат Гартан-холда, еще двадцать лет назад говорил мне, что я думаю не головой, а кулаками.
И ведь это так до сих пор.
Кайрендал идет к нам через весь зал — безмятежная хозяйка заведения,
— Ну хватит, — говорит она. — Теперь давайте спокойненько подождем прибытия полиции.
Глаза Берна встречаются с моими. Мой противник уже не бьется в лапах огров, с его лица сползает сардоническая улыбка, губы изображают воздушный поцелуй и шепчут: «В другой раз».
Огр поднимает меня повыше и встряхивает. Мои ноги болтаются в футе от пола, а связки в плечах начинают ныть. Зато теперь я могу поднять голову. Все ясно — если полиция меня заберет, им будет все равно, на чем я попался. К тому времени, как я выберусь, спасать Пэллес будет уже поздно.
Огр снова встряхивает меня — видимо, в качестве не слишком учтивого предупреждения.
— Не выкидывай номер-ров, — рокочет он, щелкая клыками. — Я тебе запросто покажу, где раки зимуют.
— Ладно, — негромко говорю я, — поглядим.
Я подтягиваю колени к груди и брыкаюсь, словно дикая лошадь, выгнув спину. Ноги попадают в торс огра, и мне кажется, будто я топаю по каменному полу. Огр рычит, но цель моя заключалась не в этом.