Но сейчас Берни нужно было навестить сына, чтобы куратор из полиции увидел в нем отца. Таково было мнение его адвоката. Это ведь вполне нормальный поступок — навестить своего сына. У Берни осталось всего шесть дней на то, чтобы привести свою жизнь в какое-то подобие порядка, и свидание с Джоем должно было стать первым шагом первого дня.
Эвелин с сердитым видом и с большой неохотой отпустила пришедшего в восторг Джоя, отмытого до блеска, одетого в совершенно новое зимнее пальто. Ее огромные серые глаза предупреждали Берни: «Если ты причинишь ребенку какой-либо вред эмоциональный, психологический или физический, если ты не приведешь его обратно через несколько часов в том же виде, в каком тебе его отдали, я, Эвелин ла Плант, стану худшим из твоих ночных кошмаров».
Берни кивнул головой, переминаясь с ноги на ногу и отвел глаза от пронзительного взгляда Эвелин, успев оценить ее стройную фигуру. Эвелин все еще выглядела очень привлекательной.
Берни не ошибся, взяв сорок долларов у Донны. Посадив Джоя в свою расшатанную «Тойоту», он повез сына в зоопарк, частично из-за того, что туда принято было ходить разведенным отцам с сыновьями, но в большей степени потому, что туда пускали бесплатно.
Джой был на седьмом небе от счастья: вместе с отцом, да еще в зоопарке, как и другие мальчишки, только его отец лучше, намного лучше, чем у других ребят.
— Ах, папа, посмотри! — задыхаясь от восторга, кричал Джой, указывая на большого сердитого льва, полуспящего на бетонном возвышении. Одним своим огромным желтым глазом лев свирепо пялился на мир людей, так несправедливо упрятавших его в клетку.
— А посмотри сюда! — все тело десятилетнего Джоя вибрировало от возбуждения при виде черной пантеры, мерившей взад и вперед шагами свою тесную клетку и ударявшей по земле своим длинным и пушистым хвостом.
— Ведь если попасть к ней в клетку, она тебя задерет, да, папа? — мальчик нерешительно произнес слово «папа», поскольку редко произносил его.
Берни смотрел на пантеру с некоторым опасением. Достаточно ли прочны решетки, чтобы сдержать всю эту злобную силу и ярость? Зверь послал Берни такой зловещий взгляд, что тому стало не по себе, и Берни отвернулся.
— Да, — пробормотал он сыну. — Наверное.
Но Джой молча покачал головой. Он был уверен, что его папа смог бы победить эту пантеру, если бы захотел. Берни просто скромничал.
Часа два они гуляли по зоопарку, переходя от одной клетки к другой. Видели, как высокие жирафы проворно достают листья с вьющихся деревьев своими длинными языками; наблюдали, как грелся на солнышке в бассейне наполовину высунувшийся из воды гиппопотам; любовались длиннохвостыми обезьянами, выбирающими друг у друга блох и поедающими их. Берни ощущал близость к сыну, но, как всегда, мысль о том, что он не может оправдать ожиданий мальчика, оставляла у него в душе чувство вины, которое портило удовольствие от их общения.
Джой никогда ни о чем не просил Берни, поэтому лишь тогда, когда сам Берни проголодался, он понял, что мальчик, должно быть, умирает с голоду.
«Тойота» «откашлялась» и медленно поползла к гамбургерной, где часто бывал Берни; усевшись за столик, они заказали себе гамбургеры с сыром, жаркое и лимонад.
Сидя рядом с отцом, как и другие дети, Джой разоткровенничался и болтал вовсю о своей жизни.
Может быть, даже слишком разоткровенничался, потому что вскоре он уже рассказал Берни о новом друге Эвелин.
Берни нахмурился: это было новостью для него. После развода у Эвелин не было любовных приключений, по крайней мере, Берни не знал о них.
— Послушай, этот тип, ну, тот, с которым встречается твоя мать, он пожарник? — спросил Берни. — Как там его, он когда-нибудь остается у вас ночевать?
Джой откусил большой кусок гамбургера и измазал соусом подбородок.
— Иногда — вежливо ответил Джой. — Его зовут Эллиот. Он однажды спас жизнь человеку, вытащил его из огня.
Берни еще меньше понравилось это сообщение, и он еще сильнее нахмурился.
— Правда? Он герой, да? А он в Наме был?
Джой казался озадаченным.
— Наме? А что это такое?
— Была такая война во Вьетнаме, — ответил Берни. — Ну, ладно, не важно.
— А ты был там? — с надеждой спросил Джой, мечтая найти черты героизма в своем отце.
— А ты разве не видел фотографию?
— Какую фотографию? — глаза Джоя загорелись.
— Меня в военной форме, — грустно ответил Берни. — Она раньше стояла над камином. (Эвелин, должно быть, выбросила ее, вместе со всеми их общими воспоминаниями, — подумал Берни с острым разочарованием.)
Его больше не было в их квартире ни в буквальном, ни в переносном смысле. Их дом стал теперь совсем другим, он с трудом узнал его. Берни понял, как мало он знал о жизни Джоя, в которой он когда-то в какой-то мере участвовал. Он также осознал, как редко виделся с сыном, почти не общался с мальчиком, который так сильно его любил.
Джой покачал головой, он никогда не видел фотографию папы в военной форме. Но его глаза блеснули гордостью, и Берни вновь ощутил то щемящее чувство вины и ненависти к себе. Он был фактически чужим для своего сына. Как низко может пасть человек!
Но все же нельзя было сказать, что ему нечего было предложить Джою. Берни обладал жизненным опытом. Без сомнения, он мог поделиться с Джоем настоящим умом-разумом, который имел большую ценность, чем вся та ерунда, которой пичкают в книгах. Он мог передать сыну свою собственную мудрость. Взять, к примеру, настоящий момент, когда оба они, отец и сын, отправились в мужской туалет в гамбургерной и справляли малую нужду в писсуары. Если уж Берни знал что-то наверняка, так это как надо писать, и разумный отец считал своим долгом поделиться этой жизненно важной информацией с сыном.
— Когда ты хочешь помочиться, малыш, подойди поближе, чтобы не намочить туфли.
Джой слушал с важным видом, его глаза светились, когда он впитывал отцовскую мудрость.
— Сейчас для тебя это неважно, потому что на тебе кроссовки, но когда на тебе будут хорошие дорогие ботинки, ты не обрызгаешь их, ты будешь беречь их.
Берни с нежностью посмотрел на свои собственные ботинки, которыми он гордился, отличные кожаные ботинки, влетевшие ему в кругленькую сумму — в сто долларов! Берни всегда питал слабость к хорошей обуви. Он считал дорогую обувь признаком настоящего джентльмена.
Оба они, отец и сын, стояли рядом.
— Ты возьмешь меня куда-нибудь в следующий выходной? — с надеждой спросил Джой.
— Я буду занят, — ответил Берни, которого запросто могли упрятать в тюрьму на будущей неделе. Оставалось всего шесть дней, и за это короткое время ему предстояло собрать по крупицам воедино всю свою потерянную жизнь.
— У меня кое-какие деловые проблемы, а что такое? — он замолчал, так как Джой нагнулся под одно из сидений, поднимая что-то е полу.
— Кто-то бумажник потерял, — сообщил Джой, взяв его и показывая отцу.
Берни протянул руку и резко выхватил черный кожаный бумажник у Джоя. Заглянул в него — там оказалось немного денег: пара пятидесятидолларовых банкнот, одна или две пятидолларовые бумажки и несколько кредитных карточек, которые могли пригодиться.
— Мы должны вернуть это, папа? — спросил Джой.
Как тут объяснишь десятилетнему мальчику, что в жизни все не так просто.
— Ну, мы могли бы вернуть его управляющему…
— начал Берни, и Джой кивнул.
— Но, с другой стороны, — продолжал Берни, быстро выводя мальчика из туалета и через выход к автостоянке у кафе, — если отдать управляющему, то он присвоит деньги себе, а бумажник выбросит. Многие люди, занимающие руководящие посты, имей в виду…, конечно, не все… — это плуты и шарлатаны. Нет, мне пришла в голову лучшая мысль.
— Он украдкой взглянул на Джоя, чтобы увидеть, как тот воспримет его слова. Мальчик слушал его внимательно.
— Я хочу сделать с этим бумажником вот что. Завтра, когда я пойду в офис, я попрошу секретаря позвонить этому парню, там есть его водительские права. Когда он придет ко мне за своим бумажником, я потребую у него вознаграждения для тебя. Ведь это ты нашел бумажник. Ты хочешь получить награду, правда?
— Да, конечно, — ответил Джой.
Когда они пересекали автостоянку, им навстречу попалась бездомная женщина в лохмотьях, толкающая перед собой две тележки, доверху нагруженные жалкими пожитками. Осенний ветер пронизывал ее сквозь лохмотья до костей, и она дрожала от холода. Увидев мужчину с мальчиком, она с надеждой улыбнулась, показывая красные воспаленные десны с зияющими провалами, где должны были бы быть зубы.
— Простите меня, сэр, — начала она, протягивая потрескавшуюся и невероятно грязную руку. — У вас нет лишней мелочи?
— Нет, — грубо рявкнул Берни. Он торопливо обогнал ее, подталкивая плечом Джоя впереди себя. Мальчик оглянулся на несчастную женщину, и Берни понял, что выглядит слишком бесчувственным в глазах Джоя.
— Нужно бороться с искушением быть с ними слишком добрыми, — торопливо объяснял он. — Многие из них — аферисты, пользующиеся отзывчивостью твоего сердца, а сами финансово устроены лучше, чем мы.
— Правда? — мальчик явно сомневался, думая о том, какой несчастный вид был у этой старой женщины с мешками.
— Можешь мне поверить, — ответил Берни.
Тут они подъехали к тому месту, где Берни решил оставить свою «Тойоту». Модель 1981 года, с пробегом почти четыреста тысяч миль, доживала свои последние дни. Но Берни, тем не менее, держал ее на замке, как будто машина была новая, как будто ворам придет в голову украсть ее. Им еще приплатить надо за то, чтобы они взяли ее на буксир.
Нащупав ключи, он с трудом вставил правый ключ в ржавый замок.
— Нужно не забывать о главном, — излагал сыну свою философию Берни ла Плант. — Звучит слишком грубо, черт побери, прости меня за эту грубость… Мы все живем как в джунглях, а главное в джунглях — не высовываться. Понял? Не высовываться.
Отперев «Тойоту», он посадил Джоя и решил поскорее смыться, пока владелец бумажника не хватился пропажи.