В январе 1649 года Карл I был обезглавлен. Английский поэт-лирик середины XVII столетия Эндрю Марвелл, написавший «Горацианскую оду на возвращение Кромвеля из Ирландии», воздал должное мужеству короля, с благородным спокойствием взошедшего на эшафот:
Но венценосный лицедей
Был тверд в час гибели своей.
Не зря вкруг эшафота
Рукоплескали роты.
На тех мостках он ничего
Не сделал, что могло б его
Унизить, — лишь блистали
Глаза острее стали.
Он в гневе не пенял богам,
Что гибнет без вины, и сам,
Как на постель, без страха,
Возлег главой на плаху.
В Англии была объявлена республика. Но монархическое сознание не ушло в прошлое с провозглашением республики — не зря Оливер Кромвель был наделен почти королевскими правами.
Уинстон Черчилль вернулся с войны разочарованным человеком. Правда, остроту ситуации сглаживало немаловажное обстоятельство. В 1643 году капитан Черчилль умудрился удачно соединить войну и любовь. Он женился на девушке по имени Элизабет Дрейк, чья семья на социальной лестнице находилась ниже Черчиллей, но поддерживала парламент и приняла происходившие перемены. Ее мать леди Дрейк вела свой род от знаменитого пирата второй половины XVI века сэра Фрэнсиса Дрейка, прославившегося захватом испанских кораблей и грабежом испанских владений в Вест-Индии. Дрейк пользовался покровительством королевы Елизаветы I и получил рыцарское звание. Так в роду Черчиллей соединились противоположности, что, возможно, повлияло в будущем на относительную гибкость политического сознания их потомков. Элизабет, которая была третьей дочерью леди Дрейк, принесла Черчиллю приданое в 1500 фунтов стерлингов, и Уинстон был спасен от экономического краха.
Но все выглядело лишь внешне благополучно — Дрейки тоже пострадали в войне. В январе 1644 года роялисты захватили замок леди Дрейк в Аше около Эксминстера и сожгли его. Леди Дрейк потеряла все свое имущество. Правда, годом позже парламент предоставил ей в распоряжение дом в Лондоне, освободив ее от налогов, а в 1650 году ей выплатили компенсацию за Аш — 1500 фунтов.
Как участник войны на стороне короля, Уинстон заплатил за свою «неблагонадежность» штраф 446 фунтов 8 шиллингов — эта сумма соответствовала доходу с его собственности за три года. Власти не зря относились к Черчиллю подозрительно — после казни Карла I он считал истинным монархом его сына принца Уэльского, провозглашенного роялистами королем под именем Карла II. В ожидании дня, когда законный король вернется на трон, Уинстон погрузился в изучение принципов Божественного права и генеалогии Черчиллей, которая восходила к Вандрилю, нормандскому лорду Курселю, чей младший сын пришел на Альбион вместе с Вильгельмом Завоевателем в 1066 году. Так прошло двенадцать лет.
У четы Черчиллей родилось двенадцать детей, из которых выжило только пять. Родившаяся в 1648 году Арабелла, если художник Лели не покривил душой, была яркой блондинкой и обладательницей голубых с поволокой глаз и чувственных губ. 26 мая 1650 года появился на свет мальчик Джон, отличавшийся весьма привлекательной наружностью и исключительной энергией. Он день-деньской играл на открытом воздухе с детьми местных фермеров у реки Экс, вьющейся между живописными холмами Девоншира.
Детство Джона нельзя было назвать безоблачным. При Оливере Кромвеле жизнь отца находилась в опасности, а семья не раз оказывалась на пороге бедности. Очевидно, это наложило отпечаток на характер формирующейся личности Джона. По мнению ряда историков, будущий герцог Мальборо был склонен к маниакально-депрессивному состоянию. Но эти качества характера проявятся у него гораздо позже, и тому будут свои причины. Тем не менее уже в детстве он мог понимать, что быть гонимым и несостоятельным — опасно для жизни, а значит, необходимо делать карьеру, независимо от своих предпочтений, при правящем в настоящий момент монархе. Возможно, поэтому, повзрослев и возмужав, он процветал при дворе Карла II, покинул Якова II, сотрудничал с Вильгельмом Оранским и служил Анне Стюарт.
Деревенская идиллия продолжалась до того момента, пока мир вновь не изменился. В 1660 году Стюарты вернули себе престол. Возвращение в Лондон сына Карла I напоминало триумфальное шествие. Люди всех слоев приветствовали законного короля: одни веселились, другие плакали от радости. Все устали от нестабильности последних лет, от армейского порядка и темных одеяний пуританской эпохи Кромвеля. Могло показаться, что наступает золотой век.
30-летний Карл II Стюарт и свита скитальцев, разделивших с ним тяготы эмиграции сначала во Франции, а затем в Голландии, с удивлением смотрели на происходящее. Та ли это страна, откуда им приходилось не раз бежать, когда непобедимый Кромвель расправлялся с очередным роялистским восстанием? Еще больше изумился Карл, увидев в Блэкхите на пути в Лондон приветствовавших его «железнобоких»[2].
29 мая король торжественно въехал в Лондон. «Улицы украшены цветами, знаменами и гирляндами. Вино пьем из фонтанов. Лорды, знать в одежде, расшитой золотом и серебром… Толпы народа заполнили улицы. Такого радостного дня нация еще не знала» — так описывал происходящее в тот день английский писатель Джон Ивлин, личный друг Карла. Мэр и члены Совета столицы вышли навстречу королю во главе ликующей депутации горожан. Пресвитерианские богословы с горячими уверениями в покорности преподнесли ему Библию, а обе палаты парламента выразили свою преданность. «Кавалеры» (сторонники короля) и «круглоголовые» (сторонники парламента), богатые и бедные, представители разных религиозных течений стали участниками небывалой в английской истории сцены примирения и ликования. Все надеялись на лучшее, но не для всех оно наступило.
«Кавалеры» скоро почувствовали унижение от того, что реставрация монархии не принесла им ожидаемой награды за преследования все эти годы. Тщетно они протестовали против амнистии сторонникам парламента и Кромвеля и неприкосновенности земельных перемещений в 1642–1660 годах, называя все это «забвением прошлых услуг и прощением былых преступлений». Их возмущало, что наказанию подлежали только непосредственные виновники казни Карла I, тогда как те, кто вел против него войну, остались безнаказанными и даже сохранили неправедно нажитые состояния.
А «железнобоких» покоробил роспуск армии, достигшей 40 тысяч человек и бывшей одной из первых в Европе по боевым качествам. Разве они не одержали великие победы на полях сражений, не защищали правое дело пуританской церкви? Теперь им, принявшим своего короля, это чуть ли не вменялось в преступление. Грозная армия перестала быть политической силой, ей надолго предстояло уйти в тень. Солдаты, получив причитающиеся им деньги, вернулись домой. Многие из них в мирной жизни стали примером предприимчивости и умеренности. Но не меньше было и тех, кто терпеливо ждал момента, когда и новая власть вступит в полосу кризиса.
Черчилли были из тех, кому повезло. Уинстон Черчилль, захватив свои рукописи, отправился в Лондон, желая получить награду за верность монархии. Маколей с иронией отзывался о «бедном мелком кавалере-рыцаре, который все время околачивался в Уайтхолле и сделал себя смешным, опубликовав скучный, жеманный и уже давно забытый том во славу монархии и монархов».
В апреле 1661 года Карл II пышно короновался, и в этом же году Уинстон приобрел дом в Лондоне и был избран в парламент, вошедший в историю под названием Кавалерского. Новая палата общин, в основном, была роялистской и антипуританской. Один из членов этого парламента поэт Эндрю Марвелл назвал его Пенсионным из-за большого числа тех, кто должен был выражать благодарность королю и тут же вотировать содержание короне и ее министрам. Среди них он отметил посвященного в рыцари и ставшего сэром в 1664 году Уинстона Черчилля, который, по его словам, «действовал, как сводник собственной дочери» для того, чтобы сделать политическую карьеру.
Это суждение довольно сурово и, возможно, несправедливо. Как бы то ни было после перипетий гражданской войны семья Черчиллей наконец начала продвигаться в свете. Вскоре Уинстон привез в Лондон сына Джона и отдал его в Свободную Грамматическую школу в Дублине, а затем в школу при соборе Святого Павла. Черчилли поселились в Уайтхолле, а Уинстон стал младшим клерком-контролером в управлении королевским имуществом — в Совете Зеленой Ткани. Впрочем, он считал, что заслуги его не оценены по достоинству. Поэтому, когда король разрешил ему иметь собственный герб, он избрал девиз: «Верный, но неудачливый». Девиз этот до сих пор остается девизом семьи Черчиллей, хотя история ее свидетельствует об ином. Удача потомкам сэра Уинстона сопутствовала часто, в то время как их верность подвергается в литературе сомнению. Но верность чему — государству, конкретному монарху, политическим принципам, вере или себе самому? И что будет понимать под верностью Джон Черчилль? Это поймем позже.
Пока 14-летний Джон обучался необходимым наукам, его старшая сестра Арабелла познавала искусство иного свойства. Именно она предоставила возможность своей семье оказаться в самых верхах общества. В 1665 году девушка стала фрейлиной герцогини Йоркской Анны Хайд и через три года почувствовала внимание к себе ее супруга.
Яков Йоркский не относился к лучшим образцам мужчин рода Стюартов. Он был некрасивым, не отличался королевской статью, не был галантным и изящным. Его более привлекательный внешне, хотя и не отличавшийся правильностью черт брат насмешливо утверждал, что фаворитки Якова больше являлись его исповедницами. Но он же как-то заметил французскому послу: «Я не верю, существуют ли где-нибудь два человека, которые любят женщин так, как вы или я, но мой брат любит их больше».
Романтическая завязка романа Арабеллы Черчилль и Якова Йоркского вкратце такова. Бесцветная, высокая, тощая по канонам того времени Арабелла поначалу находилась на заднем плане. Но однажды во время прогулки верхом ее лошадь понесла, она упала и потеряла сознание. Девушка лежала в небрежной позе, и подоспевший первым на помощь Яков Йоркский увидел формы изумительной красоты. Подоспевшая свита также была поражена этим неожиданным открытием. Таким образом ничуть не пострадавшая Арабелла опровергла неблагоприятное мнение о своей персоне. Что же касается герцога Йоркского, будущего английского короля Якова II, то он не на шутку влюбился.