— Карл Маркс — помните такого? — отвечая на подобный вопрос, кратко ответил: «Борьба». Я отвечу тоже кратко, но иначе — «Победа».
— Любая? Даже пиррова?
— Мне думается, римляне, потерпев поражение от царя Эпира и желая во что бы то ни стало приуменьшить свой позор, придумали и запустили в обиход клише, которому придали уничижительный смысл. К слову сказать, Пирр громил войска Рима не единожды: и при Гераклее, и при Аускулуме…
Потом они долго шли по пустынным улицам ночного города. Сальме увлеченно рассказывала о последней поездке по Австралии и Новой Зеландии.
— И разделяет их всего лишь Тасманово море. А какие они разные, как непохожи! И флора, и фауна, и положение аборигенов — все другое. Австралия — огромный тигель, в котором явно выплавляется новая нация. Новая Зеландия — царство полусонное, жизнь размеренна и лениво-спокойна. Британия Южных морей, ещё более консервативная и чопорная, чем сама островная метрополия. Австралийские аборигены, несчастные пасынки цивилизации, по всем меркам живут в каменном веке. И это в ХХ столетии, на самом его исходе. Маорийцы, сохраняя и быт, и язык, и культуру, достойны и симпатии, и уважения. Людоеды в недавнем прошлом? А разве наши предки в не таком далеком прошлом не кушали друг друга?
«Что предки! — подумал Росс. — По сей день жрем друг друга, иногда так изощренно, что ни одному каннибалу и не снилось.»
— Из всех наций, бывших колониальными рабами белых, а ныне являющихся составной частью новых государственных формирований, маори, пожалуй, единственный народ, сохранивший и свободу духа, и гордость, и достоинство. И я, представительница маленькой, веками гонимой, притесняемой и немцами, и русскими, шведами, датчанами и поляками нации, ощутила это особенно остро. И оценила! Ведь до самого недавнего прошлого срок эстонской государственности длился всего двадцать лет — с девятнадцатого по сороковой год. Все остальное — войны, оккупации, войны! В этом отношении наши старшие братья финны куда удачливее.
— Сальме, а почему вы не спрашиваете, откуда я родом?
— Мне это незачем делать. Я и так вижу.
— Любопытно.
— Вы немец, на худой конец — австриец.
«Знает? Или… Играет? Прикидывается?» — Росс загадочно улыбнулся. Вслух сказал:
— Пива мюнхенского мы вроде бы с вами не пили, сосиски с капустой не заказывали.
Сальме рассмеялась, подмигнула — мол, знаем мы вас. Подумала: «Мастер придуриваться этот русский. С ним ухо держи востро.»
Гостиничный комплекс жил обычной ночной жизнью. У ярко освещенного подъезда толпились подъезжавшие и отъезжавшие автомобили. В фойе и барах было многолюдно; на диванах и креслах парами и группами сидели, болтая, смеясь, поглощая напитки и закуски, любители поздних встреч и развлечений. Бесшумно сновали официанты и посыльные, слуги ловко мчали тележки с чемоданами и баулами, портпледами и саквояжами. Дорогие многоопытные путаны царственно поджидали достойных клиентов, которых искусно отлавливали расфранченные сутенеры со стажем.
— Сегодня был такой нервный денек, — как-то совсем по-детски улыбнулась Сальме. — Я так устала.
Они шли по фойе и Росс только теперь понял, что вероятно она сняла номер в этой же гостинице. Однако, он был немало удивлен, когда администраторша, смазливая бойкая китаянка, выдала им ключи: её номер был соседним с его.
— Вот так совпадение, — Сальме была сама несведущая наивность.
— Будем ходить друг к другу в гости, — сказал Росс, провожая её до двери.
— А я приму ванну и через полчасика к вам загляну. Для меня горячая ванна — лучший эликсир бодрости.
Зайдя в свой номер и включив свет, Росс тотчас увидел, что балконная дверь приоткрыта и сквозняк вталкивает в неё легкую белую тюлевую занавесь. Он весь напрягся, замер.
— Кто здесь? — негромко спросил Росс. Занавесь с легким шелестом сдвинулась в сторону и в гостиную шагнул мужчина. Увидев его лицо, Росс приложил палец к губам и кивком показал на входную дверь. Это был Ши Найдунь, резервный агент.
С интервалом в полминуты они вышли в коридор, разными лифтами спустились один в фойе, другой в бельэтаж, поодиночке вышли на улицу. Росс сел в такси. Ши Найдунь поехал за ним в своей «мазде», отпустив его на сто ярдов. Минут через пять, Росс приказал водителю остановиться у небольшого парка, расплатился и вышел. Найдя неосвещенную скамейку, он сел, стал внимательно наблюдать за улицей. Редкие авто, ни единого пешехода. «Решили, что меня надежно пасет Сальме, — предположил он. — Иначе был бы хвост». Запарковавшись на параллельной улице, из темноты легкой тенью выплыл Ши Найдунь. Они хорошо знали друг друга. Встречались и в Гонконге, и в Тайбее, и в Бангкоке.
— Дракону известно, что ты из московского бюро ИНТЕРПОЛа, — заговорил Ши Найдунь. — Известно, что твоя задача — срыв операции «Джони Уокер».
— Что ты знаешь об эстонке по имени Сальме?
— Чита — опытнейший ликвидатор. Ван Душень, правая рука Дракона, приказал ей убрать тебя. Цианистый калий — в одной из пластинок её браслета. Но хозяин отменил акцию.
«Вот что значила подарочная бутылка в «Силь ву пле», — мелькнуло в сознании Росса.
— Как думаешь — почему?
— Если ты пойдешь с грузом дальше, они поведут тебя до самого конца. Чтобы выяснить все промежуточные контакты и расчистить путь на будущее. Кроме того, прощупать, интересы каких других служб пересекаются с нашими.
— Да, Дракон как всегда копает глубоко, — Росс вспомнил хрестоматийные «действа» всесильной организации: «Сеульский крах», «Заложник-премьер», «Тонна цезия». — А насчет меня откуда утечка, не знаешь?
— Москва, Кремль, — по-русски, почти без акцента бесстрастно сказал Ши Найдунь.
Еле слышно шурша шинами к парку со стороны гостиницы подкатила контактная «тойота», со стороны аэропорта — неуклюжий «ситроен», обе с потушенными фарами.
— Операция «Джони Уокер» начинается завтра. Рейс «Эйр Индиа» Сингапур — Лондон. Груз сопровождают двое, Чита и кто-то еще, кто — не знаю. Билет на твое имя получишь в любом отделении компании.
Они уже выходили из парка на параллельную улицу. Кружным путем Ши Найдунь довез Росса до стоянки такси у старинного английского отеля колониальной постройки. Вернувшись к себе в номер, Иван скинул пиджак и галстук, налил полстакана виски, бросил в него несколько кубиков льда и с наслаждением полулег в мягкое кресло с выдвинутой подставкой для ног. «Все было — раз десять в меня стреляли, — отрешенное думал он, — подстраивали автокатастрофу, пытались утопить, метали кинжал, душили. Но то все были мужики. Баба и яд — впервые. Ай да Чита! Опоздай Дракон на чуть-чуть и…» В дверь раздался негромкий стук и, не дожидаясь ответа, распахнув её широко, по-хозяйски, на пороге появилась Сальме.
— Вот и я! — она, будто не касаясь ковра ногами, скрытыми длинным малиновым кимоно, проплыла через всю гостиную к бару, налила себе водки с тоником. Разрумянившаяся, с влажными волосами, со слегка обнажившейся грудью, она вдруг напомнила ему девушек с его любимой картины Франциско Гойи «Махи на балконе».
— Пришла задать вам третий вопрос, — Сальме села на диванчик, стоявший рядом с креслом Росса. — Но прежде дайте мне вашу левую руку.
— Вы хиромантка? Занятно, — заметил он.
— Тааак, — протянула она, внимательно вглядываясь в бугорки и линии его ладони. — Вы в семье единственный ребенок.
— Точно.
— Вдовец. И больше никогда не женитесь.
— Это почему же? — Росс сам с удивлением взглянул на свою ладонь. Где это отмечено?
— Вот эта бороздка, видите, оборвана и продолжения нет? А линия жизни, линия жизни через все запястье бежит и на его тыльную сторону заворачивает!
— А вы профессионально постигали умение читать по руке?
— И не только это. Гадание, магия, колдовство — три года я училась в университете оккультных наук в Лондоне.
— И мысли можете узнавать?
— Иногда и мысли, хотя это не моя специализация.
— Ну, хорошо, давайте ваш вопрос.
Сальме допила водку, налила ещё и только после этого сказала:
— Вы не очень расстроитесь, если завтра вашей соседкой по салону «Эйр Индиа» окажусь я?
Росс долгим бесстрастным взглядом изучал её лицо.
— Фантастика! — наконец, выдохнул он. — Вы и впрямь — ясновидящая.
Он вспомнил, что не так давно приятель затащил его в Москве к одной модной колдунье. Он по литературным и историческим источникам знал, что на Руси во времена потрясений и бед народных испокон веков объявлялись несметные толпы прорицателей, чародеев и вещунов. И вот теперь, обе столицы, и губернские города, и деревни и села кишели колдунами, ведьмами, целителями, юродивыми. О них создавались телепрограммы, их объявлениями были заполнены страницы газет и журналов. Та, московская, оказалась очень миленькой пухленькой блондиночкой средних лет. Скромно одетая, мягкая и обходительная, она приняла их в обычной гостиной с обычными безделушками на полочках, пресным набором дешевых детективных романов в книжных шкафчиках, случайными репродукциями работ посредственных художников. Одно, правда, их поразило сразу же — огромные черные глаза хозяйки. И никаких особых колдовских аксессуаров, кроме древнего ворона, неподвижно застывшего на высоком треногом столике из черного дерева с круглой подставкой, огороженной невысоким резным бордюром. Да, разумеется, ещё были карты, не обычные, нет, раза в два больше, с рисунками, стилизованные под русские миниатюры XVIII–XIX веков. Карты Торо. Ни устрашающих жестов, ни загробных модуляций голоса, ни утробного скрежета потусторонних музыкальных вариаций. Тон колдуньи ласковый, домашний, материнский, временами загадочно-торжественный, временами нейтрально-отрешенный. Поразило и Росса и его приятеля то, с какой обворожительной скромностью она рассказывала им — и весьма точно! — об их прошлом, с какой предупредительной осторожностью предсказывала будущее (и о смерти жены Ивана, и о фатальной болезни приятеля). А ведь они пришли к ней, что называется, с улицы — ни рекомендаций, ни предварительного собеседования. Помнится, ещё поднимаясь в лифте на седьмой этаж довольно старого дома вблизи Москворецкого рынка, отпускали снисходительно желчные шуточки-прибауточки насчет всякой и всяческой чертовщины. Уже провожая их до двери, колдунья печально и нежно сказала: