Представляется, что действия Лю Шаоци в то время диктовались комплексом причин и соображений. Он не мог, да, очевидно, и не хотел противопоставлять себя, тем более открыто, Мао Цзэдуну и выдвигаемым им инициативам. Лю Шаоци видел, что деятельность по выправлению экономического положения, которая осуществлялась им самим и его соратниками, давала вполне ощутимые результаты, и если судить по делам, по реальным успехам, то не только партия в целом, но и подавляющее большинство населения КНР признавали правильность политики урегулирования, проводившейся в те годы под руководством Лю Шаоци.
Поэтому, считая, что поскольку основные направления политики в экономической сфере не изменялись, Лю Шаоци, очевидно, рассматривал очередную идеологическую кампанию как продвижение по пути, определенному Мао Цзэдуном, неизбежную в сложившихся в партии и в стране условиях. Мало того, Лю Шаоци хотел сохранить свое положение в руководстве партии, хотел оставаться активным деятелем при любом повороте событий, исходя из того, что компромиссы такого рода, в частности участие в кампаниях, развертываемых Мао Цзэдуном, позволительны, так как они дают возможность оставаться у власти и продолжать действовать в интересах народа.
Здесь возникала, очевидно, ситуация, когда в правящей партии был носитель культа личности и в то же время имелись руководители, которые именно в этих условиях пытались, и подчас вполне успешно, осуществлять те или иные реформы.
В 1962 г, Мао Цзэдун теоретически обосновал будущую «культурную революцию» — выдвинул тезис о «продолжении революции при диктатуре пролетариата». Однако тогда, во всяком случае внешне, этот тезис подавался как противодействие в КНР «ревизионизму», якобы распространявшемуся на международной арене. Очевидно, поэтому и Лю Шаоци, и другие руководители ЦК КПК не возражали против такой постановки вопроса, вероятно не предполагая, что в дальнейшем ее острие может быть направлено и против них как якобы «ревизионистов» внутри КПК, внутри КНР, как «агентов» зарубежного, прежде всего и главным образом советского «ревизионизма». Может быть, именно тогда и появились те слабые места в теоретической позиции ряда руководителей ЦК КПК, в том числе и у Лю Шаоци, которые впоследствии и были использованы против них в ходе «культурной революции», а во многих случаях стали причиной их гибели или предлогом для их преследования и умерщвления.
Ведь дело было в том, что объективно ситуация сложилась таким образом, что Лю Шаоци и другие могли действовать в экономической области в интересах китайского народа. Однако идеологическая, да и политическая сферы оставались в руках Мао Цзэдуна. Урок истории состоит в том, что в такой стране, как КНР, где у власти находится компартия, в экономической области может некоторое время допускаться разумная или более или менее разумная политика, однако в конечном счете неизбежно возникнет политическое противостояние.
Теория Мао Цзэдуна о «продолжении революции при диктатуре пролетариата», как и многие другие на разных этапах его деятельности, представляла собой китайское переиздание установок Сталина об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Мао Цзэдун расширил рамки и масштабы их применения на практике; в результате было еще больше жертв, чем в СССР.
Если бы смысл движения «за социалистическое воспитание» заключался только в лозунгах, а речь шла лишь об изучении документов и о воспитательной работе, то столкновение взглядов Мао Цзэдуна и Лю Шаоци могло бы быть на некоторое время отсрочено. Но ситуация стала развиваться в ином направлении, причем события разворачивались быстро.
Процесс углубления существенных разногласий между Лю Шаоци и Мао Цзэдуном прошел два этапа.
На первом Лю Шаоци и Мао Цзэдун сделали разные выводы из положения, сложившегося в сельском хозяйстве КНР, в жизни китайского крестьянства в результате насаждения «народных коммун» в китайской деревне на рубеже 50-60-х годов. Мао Цзэдун был убежден, что теоретически его позиция и предложения относительно «народных коммун» были верны, а все неблагоприятные последствия явились результатом неумелых или намеренно искаженных действий партийных и государственных чиновников на местах, усугубившимся стихийными бедствиями.
Лю Шаоци считал, что политика Мао Цзэдуна в аграрном вопросе неправильна в корне, что она представляет собой сочетание неверных методов, дублирующих применявшиеся в СССР, с левацкими загибами самого Мао Цзэдуна. Поэтому Лю Шаоци пошел по пути проведения реалистической политики в экономике страны в целом, и прежде всего по отношению к китайскому крестьянству. Лю Шаоци и ряд других деятелей КПК, в частности Чэнь Юнь, Дэн Изыхой, Ду Жуньшэн, стали тем ядром, которое выработало соответствующую реальным условиям Китая аграрную политику, обеспечившую рост производительности труда и повышение жизненного уровня китайского крестьянства, и приступило к ее осуществлению.
Второй этап в развитии разногласий между Мао Цзэдуном и Лю Шаоци был связан с вопросом об отношении к людям, к кадровым работникам партии, в первую очередь применительно к таким партийным руководителям, которые твердо решили вести в сфере экономики реалистическую политику.
Именно поэтому подход Лю Шаоци к движению, проходившему в 1963 г. под лозунгом «за четыре чистки» (т. е. за то, чтобы каждый партией занялся самобичеванием, публично и в письменном виде обличал себя перед парторганизацией, «очистился» в политическом, экономическом, идейном и организационном отношениях), не совпадал со взглядами Мао Цзэдуна на цели и методы этой кампании. По мере развертывания «движения за социалистическое воспитание» и началась упомянутая кампания всеобщей проверки стиля работы и деятельности партработников и активистов партии. Они были подвергнуты «чистке», в ходе которой подробно рассматривался их идейный, политический облик и их практическая деятельность. Причем речь шла не о критике недостатков, а о такой кампании, о таких преследованиях, которые не только лишали людей возможности работать, но и доводили их до самоубийства. В период движения «за четыре чистки» на руководящие посты приходили демагоги и интриганы, а реально мыслящие и осуществлявшие полезную практическую работу люди изгонялись.
Лю Шаоци возражал против того, чтобы без разбора относить к числу противоречий между пролетариатом и буржуазией все вопросы, которые возникали в связи с «чисткой (или проверкой) в четырех отношениях», т. е. с «четырьмя чистками»[32]*.
Он не мог согласиться с Мао Цзэдуном и в том, что при проведении «чистки» необходимо все вопросы, касавшиеся деятельности, поведения, стиля работы того или иного члена партии, рассматривать исключительно под углом зрения противоречий, существующих между двумя классами — пролетариатом, или классом неимущих, и буржуазией, или классом собственников. При такой постановке вопроса все мелочи и недостатки в поведении людей трактовались как проявление враждебной пролетариату классовой позиции, а сами люди превращались в классовых врагов, с которыми следовало поступать как со смертельными врагами. Именно этого и добивался Мао Цзэдун.
В противовес такому подходу Лю Шаоци выступал за самосовершенствование коммунистов, за то, чтобы каждый коммунист прежде всего и главным образом сам работал над собой, исправляя собственные недостатки. Он ратовал за то, чтобы решались проблемы, которые существуют в реальной действительности, а не выискивались надуманные (классовые) противоречия. Он прекрасно понимал, что Мао Цзэдун, разворачивая эту идеологическую кампанию, по существу, вел дело к осуждению проводившейся в то время конкретной экономической политики.
Создавалась чудовищная ситуация. Страна попала в тяжелое положение. Ее экономика находилась в кризисном состоянии. Она пережила голод, во время которого погибли миллионы людей. Только-только начинали предприниматься усилия для того, чтобы вывести страну из этого положения. Мао Цзэдун от решения экономических вопросов самоустранился, как бы «позволяя» другим людям делать это. Одновременно он сразу же начал подготовку идейной почвы для осуждения именно тех руководителей страны, которые помогали китайскому народу, в частности китайскому крестьянству, оправиться после потрясений «народных коммун» и «большого скачка». Более того, к тому времени Мао Цзэдун уже выдвинул тезис о том, что направление, избранное для улучшения экономического положения, есть продвижение по иному, не социалистическому, а капиталистическому пути. Себя при этом Мао Цзэдун рисовал представителем и защитником интересов пролетариата, а своих оппонентов или тех, кого он видел в этой роли, — защитниками интересов буржуазии, сторонниками реставрации капитализма, ревизионистами. Причем вел он эту борьбу в сфере идеологии с помощью лозунгов, не приводя ни научных аргументов, ни фактических доказательств того, что политика его оппонентов действительно является буржуазной или про-капиталистической. Попутно заметим, что такой была позиция Мао Цзэдуна не только внутри страны, но и на международной арене, по отношению к СССР и другим социалистическим странам.
«Стоящие у власти в партии и в государстве и идущие по капиталистическому пути» — такой ярлык приклеил Мао Цзэдун тем, кто не разделял его взгляды, намереваясь именно их сделать главным объектом нападок, критики и борьбы в ходе движения «за социалистическое воспитание». С этим Лю Шаоци, естественно, тоже не мог согласиться.
Поэтому, когда на Всекитайском рабочем совещании Политбюро ЦК КПК (17 декабря 1964 г, — 14 января 1965 г.) обсуждался вопрос о политике в области сельского хозяйства, а точнее, в ходе дискуссии по принятому на том же совещании документу «Некоторые вопросы, поставленные в настоящее время в ходе движения за социалистическое воспитание в деревне» (сокращенно назывался «23 пункта»), противоречия между Лю Шаоци и Мао Цзэдуном вышли на поверхность и привели к взрыву[33]