.
Это представляется вполне закономерным и естественным. К началу 1965 г. стало очевидно, что политика коллективного руководства во главе с Лю Шаоци в области хозяйственной деятельности стала приносить ощутимые результаты; сам Лю Шаоци, 3 января 1965 г. избранный председателем КНР на второй срок, и его соратники почувствовали уверенность в своих силах, убедились в правильности своей политической линии, в том, что она является реалистической, эффективной и отвечает условиям КНР. Мао Цзэдун, в свою очередь, пришел к выводу, что он должен переломить ход событий, развивавшихся естественным для того времени путем. Выступая на упомянутом Всекитайском рабочем совещании, он заявил, что главное противоречие, которое должно быть разрешено в ходе движения, проводившегося под лозунгом «чистки в четырех отношениях», — это противоречие между пролетариатом и буржуазией.
Можно себе представить обстановку на совещании в тот момент. Мао Цзэдун произнес фразу, которая являлась центральной в его политической позиции. Он имел в виду противоречия, существовавшие между ним и теми руководителями партии, чьи убеждения имели хотя бы некоторые расхождения с его собственными. Мао Цзэдун считал себя высшим в то время авторитетом в мире в области теории марксизма-ленинизма. Он полагал, что на его долю выпала задача защищать позиции пролетариата, неимущих, особенно сотен миллионов крестьян Китая, в борьбе против тех, кто допускает обогащение части общества раньше основной массы членов общества, в борьбе против тех, кто считает экономические задачи первоочередными, ставит интересы развития экономики выше интересов продвижения дела пролетариата, выше интересов классовой борьбы, выше пролетарской идеологии и политики, как он их понимал. Нужно также учитывать, что для Мао Цзэдуна фраза о противоречиях между пролетариатом и буржуазией была ключевой не только применительно к экономической политике внутри КНР, к идеологической борьбе внутри КПК, к вопросам теории марксизма-ленинизма, его собственным идеям, но и, что было важно для Мао Цзэдуна, применительно к борьбе на мировой арене, где он видел себя и своих единомышленников во главе всемирного пролетариата, а к числу своих противников он относил не только капиталистов и буржуазию развитых капиталистических стран и развивающихся националистических государств (по его терминологии), но и руководителей почти всех социалистических стран, прежде всего руководителей СССР и КПСС. Таким образом, Мао Цзэдун произнес фразу, которая была сердцевиной его позиции в то время.
И именно после этих слов о противоречиях между пролетариатом и буржуазией Лю Шаоци вклинился в его выступление, фактически прервал его, что было беспрецедентно для того времени и той обстановки, и высказал собственное суждение о том, что существуют противоречия между людьми, которые являются «чистыми во всех имевшихся в виду четырех отношениях», и другими людьми — «не чистыми в тех же четырех отношениях», а потому, подчеркнул Лю Шаоци, лучше в ходе проведения кампании «четырех чисток» действовать следующим образом: разрешать те противоречия, которые существуют в реальной жизни[34]*.
Это был драматический и трагический момент не только в жизни и деятельности Лю Шаоци, но и в истории КПК и КНР. В этот миг компромиссный союз между Лю Шаоци и Мао Цзэдуном окончательно треснул, коренные противоречия между ними обнажились и стали непримиримыми. Это был смелый шаг Лю Шаоци, может быть высшая точка его деятельности как политика и человека. Он сделал свой выбор и встал на сторону людей, на сторону отдельного человека, реальной жизни, выступил против надуманной и бесчеловечной в своей основе позиции Мао Цзэдуна.
Весьма примечательно, что Лю Шаоци выступил в защиту сначала крестьян, а потом рядовых членов партии и ее кадровых работников. Для Мао Цзэдуна выше всего оказалась абстрактная идея, в которой, осознанно или нет, главное место занимали его собственные эгоистические интересы, стремление сохранить свое лидирующее положение. Для Мао Цзэдуна интересы своего «я» оказались выше интересов и каждого конкретного человека, и народа в целом. Лю Шаоци, пройдя длинный путь, глубоко переживая смерть от голода миллионов китайцев в результате политики «большого скачка» и «народных коммун», в конечном счете решился на то, чтобы показать членам ЦК партии: есть пределы компетенции Мао Цзэдуна, налицо его волюнтаризм и нельзя позволять ему в ходе очередного идеологического движения или кампании поднимать волну массовых репрессий в партии и в стране. По сути дела, Лю Шаоци призвал руководителей партии продолжать движение по пути первоочередного решения экономических проблем и не допускать нового сползания в болото классовой борьбы (по Мао Цзэдуну).
Разногласия между Лю Шаоци и Мао Цзэдуном оказались антагонистическими и по вопросу о том, что такое социализм, что такое пролетариат и что такое буржуазия; далеко не случайно, что все это произошло в ходе осуществления кампании, проводившейся под лозунгом «за социалистическое воспитание» или «за воспитание в духе социализма».
Особенности позиций обеих сторон в данном случае состояли в следующем. Мао Цзэдун считал, что он ведет борьбу против ревизионизма, отстаивает интересы социализма в КНР, которой угрожает реставрация капитализма. С точки зрения Мао Цзэдуна, получалось, что в КНР социализм лишь провозглашен, но еще не утвердился, продолжается острейшая смертельная борьба между социализмом и капитализмом, между пролетариатом и буржуазией. Отсюда следовал вывод о том, что социализма в КНР еще нет, а путь, который предлагали Лю Шаоци и его единомышленники, — это путь реставрации капитализма. В теоретических размышлениях Мао Цзэдуна Лю Шаоци представал как классовый враг.
Лю Шаоци, со своей стороны, полагал, что общество в КНР в определенном смысле уже является социалистическим. По сути дела, Лю Шаоци считал, что в КНР уже не стоит вопрос об обострении классовой борьбы, о том, что необходимо вести сражение против антисоциалистических сил в КНР посредством классовой борьбы. Он был убежден, что время для борьбы в таких формах прошло и что необходимо сосредоточить усилия на развитии производительных сил, на развитии производства.
Точка зрения Мао Цзэдуна, очевидно, представлялась Лю Шаоци абстрактной, оторванной от жизни и при этом опасной для партии, для интересов китайского народа, и крестьянства в частности. Лю Шаоци был, очевидно, не согласен и с мыслью Мао Цзэдуна об опасности буржуазной реставрации в КНР. У него было иное представление о буржуазии применительно к развитию Китая. Он считал, что у буржуазии в континентальном Китае нет сил, чтобы свергнуть политическую власть КПК, и был уверен в прочности положения Компартии Китая в стране, как и в том, что именно партия может продолжать выполнять свою руководящую и направляющую роль в ходе строительства социализма в стране.
Очевидно, что Мао Цзэдун видел себя прежде всего революционером, продолжающим делать революцию, а Лю Шаоци ощущал себя строителем социализма. Оказывалось, что революция (по Мао Цзэдуну) и строительство (по Лю Шаоци) несовместимы. Мао Цзэдун, как показали 50-е годы, оказался не способен к созиданию, а потому он и делал упор на продолжении борьбы в стране и в партии, фактически прикрываясь (вне зависимости от его субъективного понимания ситуации) лозунгами защиты дела социализма в КНР и продолжения революции.
Итак, Лю Шаоци прервал выступление Мао Цзэдуна на Всекитайском рабочем совещании. Нужно отметить, что это произошло не в обычных условиях, не в обстановке, когда это рассматривается как нормальное явление, как обмен мнениями между товарищами, членами руководства партии. Лю Шаоци как бы бросил вызов сложившемуся к тому времени культу личности Мао Цзэдуна или, иначе говоря, с позиций реального руководителя практической повседневной деятельностью партии подправил ее отставшего от жизни, отошедшего от практических дел патриарха.
После заседания некоторые старые члены партии, солидаризируясь ли с настроениями Мао Цзэдуна или по собственному почину, в силу сложившейся ситуации и внутрипартийных традиций в беседе с Лю Шаоци подвергли его критике, сказав, что он без должного уважения отнесся к Мао Цзэдуну. После этого на одном из заседаний Политбюро Лю Шаоци выступил с соответствующим покаянием, как это было принято в КПК. Однако Мао Цзэдун не только не успокоился, но его недовольство еще более возросло, так как он был убежден, что речь идет не о проявлении неуважения, а о фундаментальных различиях между марксизмом-ленинизмом и ревизионизмом[35]. С точки зрения Мао Цзэдуна, его позиция была марксистской, а взгляды Лю Шаоци он считал ревизией марксизма, стремлением следовать за КПСС в деле реставрации капитализма в социалистической стране. Именно исходя из такого понимания ситуации, Мао Цзэдун и преисполнился решимости «свергнуть» Лю Шаоци. Таким образом, расхождения между Лю Шаоци и Мао Цзэдуном вытекали главным образом не из личной неприязни между ними, а из-за крупных разногласий во взглядах на «три красных знамени», т. е, были разногласиями принципиального политического характера.
Эту ситуацию можно рассматривать и под другим углом зрения: после смерти И, В, Стали на убежденный в своем интеллектуальном превосходстве как лидер, опирающийся на такую могучую силу, как Компартия Китая, а также на государство и весь китайский народ, Мао Цзэдун ощутил себя единственным деятелем в международном коммунистическом движении и среди руководителей социалистических государств, который, должен быть безоговорочно признан вождем всего социалистического лагеря и всего международного коммунистического движения. Отсюда вытекала его уверенность в том, что его главная задача состоит в разработке стратегии в мировом масштабе, при этом дела в Китае рассматривались им как составная часть этой планетарной миссии.
Мао Цзэдун осуждал те аспекты политики И.В.Сталина в отношении Китая, которые, с его точки зрения, ущемляли национальную независимость и суверенитет КНР, И в то же время в области идеологии Мао Цзэдун оставался, по существу, на тех же позициях, что и Сталин.