Глава 15,где царя Синаххериба посетило разочарование
— Брат, ассирийцы высадились на побережье. Надо собирать войска, — Пророк читал табличку, которую подал ему склонившийся гонец, — В Керман сегодня же даем знать, у Мазея должно быть все готово. Пусть выступают.
Ахемен качнул головой, выражая согласие.
— Хумбан-Ундаш подготовился, будем угонять население, как только армия на горизонте появится. Зерна там ровно на прокорм осталось. Запасы вглубь страны вывезены и к нам, в Адамдун. Он уже лопнет скоро, мне кажется. Города в Эламе защищать будем?
Царь задумался. С одной стороны, связать силы ассирийцев осадами было бы неплохо. С другой — нужно в каждую крепость посадить гарнизон, а брать укрепленные города Синаххериб умел очень хорошо. Распылять свои же силы совсем не хочется. С другой стороны, встретить в прямом сражении всю мощь ассирийского войска без поддержки эламитов, которые будут отбиваться от кочевников, не хочется еще больше.
— Города оставлять не будем, — подумав, сказал Ахемен. — жителей всех внутрь страны. Три города по пять тысяч воинов с припасами на месяц. У трех городов он надолго завязнет. А мы его беспокоить будем. Баб и детей к нам перегоним, а кто оружие держать может, в городах останется. И в каждый город по три десятка твоих пращников отправим.
— Измотаем их как следует, а потом сражение дадим. Главное, их внутрь страны не пустить, — добавил Макс, — пусть пока Мардук-апла-иддина ищет. Кстати, у нас этот жулик окопался. Один из самых крупных вкладчиков в нашем банке, — слово «банк» с легкой руки Макса прижилось и стало использоваться в своем русском варианте.
— Да ну! — изумился царь. — И кто он теперь?
— Он теперь почтенный купец Таб-цилли-мардук. Опять, Мардук, не может от своего покровителя отказаться. Ушел на покой, сбежав с честно нажитым состоянием из маленького городка под Вавилоном. Узнать про него не у кого, тот городишко Синаххериб дотла разорил, жители все убиты или в рабство уведены. А на глаза нам попался, когда первый вклад делал. Сумма большая была, поэтому с ним почтенный Харраш беседовал лично. Ну и заподозрил, что он такой же купец, как я щитоносец.
— Ты плохой щитоносец, хиловат, — засмеялся царь. — Ты и получаса щит не удержишь.
— И я о чем. Харраш копать начал, да никто про него ничего не знает. Городок его разрушен, никто из наших купцов с ним дел не имел, и кого бы ни спросили, ни один человек про такого купца никогда не слышал. А поселился он у нас в аккурат после того, как в Нагите Мардук-аппла-иддин утонул. Так что он это, больше некому.
— Ну, пусть живет пока. Поход Синаххериба это уже не отменит. Царь сюда все равно придет.
— Господин, простите за дерзость, тут нельзя разбивать лагерь, — наместник городка Бал-Салимети склонился в поклоне перед главным вельможей двора. — Сейчас полнолуние.
— Что ты несешь? — скривился абаракку, — какое еще полнолуние? Сам великий царь повелел нам ждать тут подхода войск, грузиться на корабли и отплыть в Нагиту. Удобней места просто не найти.
— Но господин, в это время года в полнолуние очень высокие приливы. Сюда может дойти вода, — оправдывался наместник.
— Сейчас полнолуние и тут нет никакого прилива, убирайся и делай то, что тебе сказано. Повеление великого царя должно быть исполнено, иначе будешь любоваться на свой городишко, распятый на кресте.
Перепуганный наместник склонился, и, пятясь задом, вышел из шатра вельможи.
На следующее утро прибыл флот из Тиль-Барсиба. Великий царь осмотрел плоскую, как стол, местность, пересеченную каналами и лагерь, в котором он будет ожидать корабли из Ниневии, что должны были прибыть со дня на день. Путь с верховьев Тигра был существенно короче, но пробраться через великий канал, называемый Рекой Хаммурапи, было куда сложнее. Постоянные нашествия привели к тому, что канал стало заносить илом, а в теплой воде разрослись водоросли. Крестьяне, которые поддерживали в порядке эту водную артерию, были либо истреблены, либо уведены в рабство. Тем не менее, гребцы прошли этот путь, и вовсю спешили на соединение с основным флотом.
А в лагере кипела жизнь. Завозились припасы, подходили пехотинцы из Урука и Вавилонии, чинилось оружие и амуниция. Все должно быть готово к сроку и все должно быть исправно. Великий царь любил порядок во всем, и каждый знал, что наказание за нерасторопность будет быстрым и жестоким. Лагерь располагался на берегу большого канала, несмотря на предупреждения наместника. И как всегда бывает в таких случаях, никто не слушает знающего человека, пока не случится беда.
За час до рассвета лагерь проснулся от криков. Вода подбиралась к палаткам и шатрам, и не собиралась останавливаться. Она прибывала прямо на глазах. Командиры с выпученными глазами, срывая голос, пытались спасти припасы, но тщетно. Вода накатывала с гулом, все увеличиваясь в количестве. Великая река сталкивались в этом месте с приливной волной, и особенно сильные наводнения бывали именно в полнолуние, о чем и пытался рассказать несчастный наместник городка Бал-Салимети. Вдруг с шумом обвалился отвесный берег большого канала, похоронив десятки людей в потоке грязи и воды. Крики утопающих перекрывали шум наступающего моря. Ассирийцы плавать не умели, а потому выживших после попадания в реку быть не могло. Побледневший Синаххериб был увлечен стражей на корабль и смотрел с борта, как гибнет войско, зерно, запасы оружия и осадная техника. Он видел, как вода унесла его собственный шатер, как размывает дамбы, превращая зеленеющие поля в полноводные озера. Все, кто успел, набились на корабли, которые болтались, как сухой лист на реке, внезапно ставшей морем. Счастливцы, стоявшие на борту, с ужасом смотрели, как захлебываются кони и мулы, смотревшие на бросивших их хозяев умоляющим взглядом. Животных, умеющих плавать, захлестывали наступающие волны, и они тонули, постепенно теряя силы. Сотни мертвых тел мотало волнами, стукая о борта кораблей, которые разбросало на тысячи шагов друг от друга.
Великий царь сжимал поручень побелевшими пальцами, и с болью смотрел на то, как карают его великие боги.
— Как я мог? — вопрошал царь, — Я вышел в поход, не умилостивив богов, а теперь они наказали меня. Я забылся, возомнив себя великим, а боги показали мне, где мое место. Проклятый Мардук-аппла-иддин, сколько же бед ты принес мне и моей стране. Сотни тысяч подданных были убиты или умерли от голода. Ну погоди, я принесу все положенные жертвы богам и верну их благоволение. А для тебя простое сдирание кожи — слишком малое наказание. Я придумаю небывалые пытки перед тем, как казнить тебя. Ты будешь умирать месяц, и каждый день я буду наслаждаться твоими мучениями. Лучшие лекари будут возвращать твои силы, чтобы ты мог чувствовать мою ненависть. Я осыплю золотом палача, если он продлит твои муки.
Пять дней носило корабли по морю, пришедшему на несчастную землю. Многие фарсанги плодородных земель были залиты могучей приливной волной. Воины, угрюмо сидевшие на кораблях, молили богов о милости. И вот вода стала отступать, как побежденная армия, неохотно освобождая захваченные позиции. И, как армия, море оставляло после себя убитых. Сотни раздувшихся на жарком солнце трупов усеивало землю на многие тысячи шагов. Обрывки шатров и палаток, обломки телег и колесниц усеивали все вокруг. Вязкая липкая грязь не давала армии высадиться на надежном некогда берегу. Финикийцы и греки, которым пришлось приспособиться к непривычному морю, повернули корабли назад и высадились выше по течению, обозначив новую точку сбора. По городам помчались гонцы с приказами собирать припасы и прислать пополнение взамен погибших. Две тысячи солдат утонуло в бурных водах. Не в каждой битве Ассирия несла такие потери. Но там воины бились с воинами, а тут им пришлось поспорить с самим морем, что прислали в наказание великие боги.
Две долгих недели пополняли запасы, ждали новых воинов, и по заказу царя готовили искупительные жертвы. Корабли вышли в поход, дойдя за два часа до места, где великий Евфрат впадает в нижнее море. Сам Великий Царь, стоящий на носу передовой биремы, совершил возлияние в честь верховного бога Эа, и бросил в море золотой кубок. Туда же были брошены сделанные из золота изображения корабля и рыбы. Море было спокойным, а это означало, что жертва принята благосклонно, и под радостные крики воинов, финикийцы и кипрские греки подняли небольшие косые паруса. До Нагиты был день пути. Корабли шли вдоль берега и должны были повернуть к цели только тогда, когда увидели бы ее на горизонте. С навигацией в то время было плоховато. Все мореплавание осуществлялось посредством каботажного плавания, капитан не выпускал берег из вида.
В полдень следующего дня на горизонте показался остров. Корабли с разгона врезались в берег, а воины начали прыгать в теплую прибрежную воду. Солдаты, охраняющие порт, попытались дать отпор, но были перебиты моментально, как досадная помеха. Попытавшись выставить подобие строя на морском берегу, городская стража столкнулась с ветеранами, прошедшими десятки боев. Собственно, их героизма даже никто не заметил, их просто смели, как крошки со стола. Отряды со штурмовыми лестницами побежали в сторону города, который успел закрыть ворота. Перепуганные жители бегали по городу, спрашивая друг у друга, что же случилось. Ответ пришел быстро. По приставным лестницам на стены взобрались озверевшие ассирийцы, которые пробились к воротам, усеивая трупами свой путь. Перепуганные жители, в дома которых вламывались воины, падали на колени и молили о пощаде. Грабеж и насилие поселились в мирном городе, который, будучи на острове, никогда не знал осады и штурма. Закричали женщины, которых насиловали на глазах мужей. А мужей, которые вступались за жен, на глазах жен и убивали самым жестоким образом. Сонное захолустье, слышавшее краем уха, что где то там есть какая-то Ассирия, узнало о ней все и сразу. Из домов выносили все ценное, скот гнали к гавани, а зерно сами же бывшие владельцы на своих плечах несли на вражеские корабли. Армия должна есть, а что будут есть мирные жители разоренного города, никого не интересовало.