мер во сне, а потом нашел на кухне самый большой стакан и налил себе холодного кофе. Сон надолго откладывался.
Глава 1Дедушкин секрет
Я обожал здание мэрии Бербанка. Оно сочетало в себе все черты города, которые я любил: лаконичность дизайна с фресками и панно, чествующими солидарность рабочих. Но вместе с тем здание обладало театральностью стиля ар-деко, а из-за диснейлендовской принудительной перспективы фасад его казался в два раза выше, чем был. Над мэрией явно потрудился хороший архитектор, и плохо сняться на ее фоне практически невозможно. Неважно, кто выступал – мэр за трибуной или группа протестующих с плакатами, все равно ощущение было такое, словно смотришь кино.
Впервые я побывал там в девятом классе на уроке гражданского права. Нарядившись в костюмы для бар-мицвы и конфирмации, мы слушали заседание совета. Само заседание было скучным до усрачки, но здание мне запомнилось.
После этого я не был там несколько лет, но каждый раз испытывал прилив гражданской гордости, проходя мимо, так что экскурсия выполнила свою задачу. Уже потом, на первом году старшей школы, я начал общаться с ребятами, чьи родители состояли в Демократической партии социалистов Америки, и ходить с ними на ежегодные заседания Федеральной службы по трудоустройству и другие важные слушания. И я взглянул на это место свежим взглядом, заново оценив старую латунь и красивые деревянные панели в зале заседаний совета. Мне нравился даже вестибюль на первом этаже, куда отправляли людей, не поместившихся в основной зал.
Но когда я впервые вернулся туда после смерти дедушки, все изменилось. Я привык видеть на собраниях людей из его кружка республиканцев-националистов, требующих предоставить им гарантию занятости, и понимал, что меня обязательно сдадут. Но теперь дедушка умер, и я бы не удивился, подстереги они меня по дороге домой, чтобы облить кислотой или пустить пулю в голову.
Но я их не боялся. Мы пошли большой компанией – тридцать человек, все старшеклассники из Берроуз, – а на лестнице перед зданием встретились с еще несколькими группами. Так и болтали с ними, пока возрождатели Америки сверлили нас взглядами из-под козырьков красных потрепанных кепок. Выцветших, как старые боевые ленты.
Мэрия проводила заседания по трудоустройству раз в год, и каждый год на них приходила толпа престарелых белых мужиков, которые требовали от комитета Федеральной гарантии занятости финансирования организаций, посвященных роспуску этого самого комитета (как и любого комитета, связанного с «Новым Зеленым курсом»). Поначалу они просто издевались, но теперь треть выделяемых программой рабочих мест отходила им, что мешало городу финансировать действительно важные организации, включая (что иронично) сиделок, которые убирались у этих старперов дома, помогали им мыться и подстригали изгороди. Как-то дедушка даже спорил с друзьями, можно ли считать это социальным обеспечением, но потом кто-то из них заметил, что Айн Рэнд получала пособие по безработице, и на этом дискуссия завершилась.
Когда двери открылись, мы поднялись по лестнице отдельными группками, но многие стариканы воспользовались лифтом и вышли прямо к нам. В итоге к моменту прохождения металлоискателей, где и так всегда царила неразбериха, мы все слились в одну большую толпу. Старики, разумеется, начали толкаться первыми, потом кто-то из нас пихнул их в ответ, и не успели мы опомниться, как все начали кричать и ругаться. Затем кто-то из республиканцев назвал наших ребят «гастарбайтерами», и поднялся вой.
Я стоял в конце очереди за худым рыжим парнем с блокнотом, где он постоянно записывал что-то маленьким карандашиком. Когда крики перешли все возможные границы, он оторвался от своего занятия и посмотрел мне в глаза.
– Что там такое? – спросил он, вытянув шею. Он был невысоким, каким-то неловким и странным, а на груди его красовался огромный бейджик с ником @МАМКИНХОХОТАЧЧЧ, который я предпочел бы заметить до того, как поймал его взгляд.
– Политика, – пожав плечами, ответил я как можно громче. – Сегодня заседание по трудоустройству.
Он озадаченно уставился на меня, потом осознал сказанное и тоже пожал плечами.
– А, это меня не интересует. Я на открытый микрофон пришел. Ты тоже сюда выступать?
– Нет, – ответил я. – Я за политикой.
Фыркнув, он снова уткнулся в блокнотик.
Согласно уставу Бербанка, на каждом заседании обязательно отводилось время под публичные высказывания, где все желающие могли выступить с любыми комментариями на тему. Когда много лет назад их попытались засудить за сокрытие информации, они пообещали вести прямую трансляцию и выкладывать записи заседаний на «Ютьюб», пока тот еще существовал, а потом перешли на «Гостьюб» – дочку «Ютьюба», оставшуюся после его развала.
Никто не знает, кому из комиков первым пришла в голову мысль превратить публичные высказывания в площадку для стендапа, но ходили слухи, что добрую половину ныне известных комиков обнаружили как раз на этих трансляциях, после чего они и прославились в интернете.
В итоге все юмористы слетались на них, как мухи, а рассмешить членов городского совета и мэров – и уж тем более людей, которые пришли поговорить о разделе территории и финансировании школ, а в итоге слушали клоунов, скачущих перед подиумом, – было тяжелее, чем народ в баре, и потому любой смех был в тысячу раз ценнее.
За этим рыжий сюда и пришел, и именно поэтому на его груди красовался ник, написанный огромными печатными буквами. Я понятия не имел, насколько смешным будет его материал, но «МАМКИНХОХОТАЧЧЧ» с тремя «ч» не предвещало ничего хорошего.
Ругань впереди стихла, и мимо меня пронеслись сначала республиканцы, которых явно выгнали за плохое поведение, а затем несколько ребят из нашей компании – в лицо я их знал, но не был знаком лично. Они учились в старшей школе Бербанка, и я сталкивался с ними на спортивных соревнованиях и разных тусах.
– Все нормально? – окликнул я молодую латиноамериканку, на лице которой застыло выражение мрачной ярости.
– Что? – Она обернулась и, похоже, узнала меня. – А. Да. Наверное. Эти придурки, – она кивнула в сторону удаляющихся стариканов, – начали пихаться, вот я и усадила одного на жопу. – Она неожиданно ухмыльнулась, продемонстрировав аккуратные, мелкие, очень белые зубы. – Видимо, не зря ходила на джиу-джитсу.
Я «дал ей пять», а она похлопала меня по плечу и ушла чуть более оживленной, чем раньше. Меня это порадовало. Я бы расстроился, если бы меня выгнали еще до начала заседания. Зато благодаря ей не выгонят остальных.
Рыжий парень чуть отодвинулся. Видимо, до него начало доходить, что отнюдь не политика сегодня заставит скучать.
Когда места в зале закончились и народ начал выстраиваться вдоль стен, охранники закрыли двери и погнали оставшуюся толпу в вестибюль, откуда тоже можно было посмотреть заседание.
Представители города уже собрались: члены совета, мэр, ее заместитель, городской прокурор и секретарь сидели на своих местах. На больших экранах отображалась трансляция с камер в зале и в постепенно заполняющемся вестибюле. В таком формате сложно было оценить, сколько собралось республиканцев, а сколько нормальных ребят, но мы, кажется, все же выигрывали.
– А правду говорили насчет демографического замещения, – сказала сидящая рядом со мной девушка. Я ее знал, но имя вспомнил не сразу. Милена. Тоже из школы Берроуз, но на пару лет старше. После выпуска она работала по программе трудоустройства – ремонтировала дома пожилым людям, помогала в приютах во время наводнений, из-за которых несколько улиц лишились домов.
– В смысле?
– Сам посуди: они стареют и умирают, а новых нациков уже не делают – ну, как минимум недостаточно быстро. Зато ребят вроде тебя прибавляется из года в год. Демография определяет будущее. – Она улыбнулась, пожав плечами. – Может, если подождем пару лет, они сами друг друга перебьют. Больно они это любят.
Видимо, я поморщился, не сдержавшись.
– Прости, неправильно выразилась. Это все ужасно, конечно, но…
– Ничего, – сказал я. – Просто я знал убитого.
– Ой, блин. Слушай, прости…
– Не, не, ничего, правда. Перед этим он сам пытался меня убить.
– Погодь… – До нее наконец дошло. – Ох, черт. Прости. Я не поняла сразу. Это такая жесть, слов нет. Ты как, нормально? Ну, морально?
Я снова поморщился.
– Типа того. Вроде. Долго объяснять.
Она кивнула на членов совета, обсуждающих что-то с прокурором и секретарем.
– Время есть. Расскажи, если хочешь. А не хочешь – не надо.
Мы не общались с ней даже в школе, что уж говорить про последние годы, но она всегда мне импонировала, да и после выпуска мне было довольно одиноко.
– Ну, что тут сказать. Просто… – Я втянул носом воздух. – Дедушка умер примерно в то же время. У меня, кроме него, никого не было, и я его не сильно-то и любил, но теперь остался совсем один в его доме. Не знаю, что теперь делать. Я думал год поработать на «Новый Зеленый курс», но сначала надо разобраться с домом, а там так много дел, что я вообще не представляю, с чего начать.
– Ох, блин. Тяжко. Денег хоть хватает?
Я пожал плечами.
– Да вроде. Похороны я оплатил со счета дедушки, а так пока подрабатываю в пользу «Нового Зеленого курса», чтобы на еду хватало. Но это временное решение. Я просто никак не могу взяться за дело, в итоге и дом простаивает, и не поехал никуда, и в универ документы не подал.
– Сходи к психологу. Тебе непросто пришлось.
– Я общался с ними онлайн, вроде как помогало. Может, стоит еще сходить.
– Думаю, стоит. – Она схватила меня за плечо и дружески встряхнула. – Может, просто нужно взглянуть на ситуацию с другой стороны? Смотри, я вот до сих пор живу с родителями, и я их люблю, конечно, но на стены лезу. А насчет «Нового Зеленого курса» – понимаю, работа тяжелая и неблагодарная, но не забывай, что ты меняешь мир к лучшему. Собственными руками спасаешь наш город, нашу цивилизацию, наш вид!