— Надеюсь, не на самое дно, — тоже вздыхает Иона. — Хотя мы уже на дне.
«Правильное замечание, мастер».
«Ты что-то больно разговорчивый стал, Костя. Лимбо уже не мешает?»
«Мешает, ещё как. Не заметили, что шутить стал площе?»
«Ого, а до этого ты остроумием блистал?»
Хрущу шеей, встаю. Надо чем-то заняться, а то мандраж берёт от одних мыслей, что нас ждёт. Может сложиться так, что тут мы застряли надолго. Возможно, даже навсегда.
Осматриваюсь.
С тех пор как я попал сюда, все изменилось. Центральная секция украшена тканями, гобеленами, рюшечками-херушечками, дешёвыми картинами, и даже детский угол есть для Нораны. Наверное, только из-за неё я на обустройство этого проклятого места и не забил. Нельзя же ребёнка оставлять жить в тёмной пещере. Пространства стало намного больше, все-таки до третьей секции я докопался. Есть мои почти королевские покои, лаборатория Альдавира, оружейная Торна и Ионы, сокровищница… Точнее, она так называется. Из сокровищ там в основном всякие безделушки лёгкой и средней зачарованности. Что-то осталось ещё с приключений в канализациях Мидлберга, но большая часть всё же от «бунта» в Аббатстве. Пополнил я эту «казну» далеко не без помощи Ионы. Чертовка профессионально подхватывает всё, что хорошо лежит.
Подхожу к десятку больших сундуков и бочек. Провиант, заготовленные товары на продажу. Пару раз отправлял Лию и Торна через орла в Сильвию. Закупал в Аббатстве вино и ткани, а там покупал специи и великий деликатес запада — бананы.
К сожалению, много заработать на этих авантюрах не получилось. Точнее, вообще не получилось. Один убыток. Первый раз товар конфисковали по непонятным причинам, во второй влепили такой налог, что еле вышли в ноль. Кое-кто намекнул, что Торговый Дом приложил к этому руку. Те самые говнюки, которые ещё с таверны Клоуша на меня зубы точат. Надо было с ними разобраться. Хотя бы на встречу сходить. А то, как говорится, стрелку забил, а потом «да чёта лень, посижу лучше на пуфике».
Эх, недооценил я длину рук Торгового Дома. Уж как они узнали, что мои люди за такой короткий срок окажутся в другой стране, — я без понятия, но есть подозрение, что они знают об анклаве. Как узнали, кто им мог рассказать? Только Эльвине выгодно строить мне козни со всех сторон. И, как показывает практика, делает она это очень профессионально. Не смогла силой, так выжимает то с одной стороны, то с другой. Я расслабился, и вот до чего дошло — мы летим ко дну.
— Простите, мм, уважаемый, — обращаюсь к Иешуа. — Не знаю, как к вам обращаться, но хотелось бы избежать формулировок по типу «святой отец».
— Как тебе угодно, так и обращайся, сын мой.
И ведь сидит там в углу в позе лотоса. Всё это время. Какая у него вообще цель? Замедитировать Костю насмерть?
— Я тут подумал, а почему бы нам не раскопать пару секций. С вами это выглядит безопаснее. Не знаю почему.
— План-капкан, — бухтит Иона.
— Хм… не думаю, что сейчас для этого время, — соглашается с ней Торн.
— Времени у нас на всё мало. Всегда.
Тиина будто материализуется из воздуха.
— Кроме распития алкоголя.
Костя прыскает:
— Наивная девка. Время создано только для того, чтобы можно было промочить горло.
Спокойный голос Иешуа бьёт по вискам, как бы странно это ни звучало:
— Я должен предупредить вас, дети мои…
«Мастер, какой же он противный!»
— … Благословение, что наложено на нечестивого, работает немного не так, после того как я явился в его чистилище…
— А? — хлопает глазами Иона. — Благословение? Чистилище? Нечестивый?
— Лимбо, анклав, Костя, — перевожу я.
— Почему нечестивый? Костя, ты не моешься?
Не знаю как, но я прямо чувствую, будто Костя закатывает глаза.
Иешуа продолжает:
— Я был одним из создателей этого благословения, а значит, источником его силы. Попав сюда, я неосознанно сделал этот источник подвластным нечестивому. Мое появление открыло проход ему в реальный мир. Не полностью, но я вижу, как потоки его намерений проскальзывают и влияют на судьбу Варгона.
Ненадолго задумываюсь, спрашиваю:
— То есть вы забыли закрыть за собой дверь и Костя успел через неё проскользнуть?
— Если говорить проще, то да, сын мой. Я уже закрыл эту дверь, но ему хватило времени, чтобы просунуть в неё руку.
— Надо было прищемить ему что-нибудь.
— О, что ты, нет. Даже дьявола не стоит карать за его стремление повлиять на мир. Ведь это право, дарованное богом каждому.
— Правильно ли я понимаю, что вы знали, что так произойдёт, когда переносились в анклав?
— Да, я знал.
— Тогда почему?
— Ты знаешь ответ на этот вопрос. Найди его в своем сердце.
У меня сводит скулы, но я этого не показываю. Что с них взять, с этих вековечных богов.
— Не злись на меня, сын мой. Мне сложно донести божью мудрость языком Варгона. Да и любым другим ограниченным языком. Язык придаёт форму смыслу. Вы думаете словами, рассуждаете словами, поступаете словами. Бог одарил вас возможностью обучаться, но источник обучения вы выбираете сами. Я лишь подстраиваюсь, чтобы вы… поняли хотя бы толику его замысла.
«Костя, что это за хрень? Объясни божий замысел по-дьявольски. Грустно это признавать, но твой язык мне понятнее».
«Это и логично. Я ж змей. Мне положено блеять, чтобы овцы правильно паслись, хе-хе. Боги не переговариваются „языками“. Много недопонимания, да и медленно. Они переговариваются мыслеформами. Смертные могут говорить друг с другом сотни лет с помощью мышц в глотке и звуковых колебаний — и всё равно не до конца понять друг друга. Боги же проделывают то же самое за секунду и так, чтобы не было недопонимания и скрытых мотивов. Мы способны не врать друг другу и знать об этом. Вопрос в другом. Хотим ли мы этого? Быть друг с другом честными? Делиться информацией за одно мгновение? Отвечу. Нет, не хотим. Поэтому мы часто разговариваем друг с другом вашим примитивным языком».
«То есть у вас есть сверхкомпьютер, но вы пользуетесь голубиной почтой?»
«Отлично сказано, мастер. Да, именно так. Боги — глупцы, возомнившие себя важными. Объединившись, они могли бы создать безграничную Вселенную возможностей, но вместо этого рвут друг другу волосы как конкурирующие портовые блудницы. Парадокс в том, что Иешуа один из немногих, кто всегда использует мыслеформу в общении с другими богами. Именно поэтому он заслуживает моего уважения. В какой-то степени он идеален в своём искреннем желании быть тем, кем себя считает».
«Ясно… Полезная информация. А ты умеешь в мыслеформу?»
«За кого вы меня держите, мастер? Разумеется. Все наши многомесячные диалоги я мог бы уместить в тысячную часть секунды. Теперь вы можете себе представить, как скучно высшим сущностям болтать со смертными и почему в большинстве миров они не проявляют к вам интереса? Вы бактерии с шевелящимся мускулом в глотке. Вот вы будете три месяца объяснять бактерии, что она не права? Я вот объясняю. Поэтому среди богов считаюсь двинутым».
Вот оно что… Теперь понятно, почему я не могу пролезть в башку Кости, а если пробую, то ничего не понимаю и чуть не помираю от перегрузки. Вот как Костя обрабатывает сотни и сотни планов за одно мгновение. Вот как… мыслят боги. Мыслеформы…
«Научишь меня?»
«Мастер, очередной раз убеждаюсь в вашей опасной самонадеянности. Думаете я не знаю, что вы лезете в мою черепушку? Зная, что вы сунете свои ручонки куда не просят, я в тысячи раз замедлил свои мыслеформенные образы. Так, чтобы не убить, но и чтобы щёлкнуть по носу. Скажу больше. Я постоянно ограничиваю себя, чтобы не убить вас, мастер. ОНИ знают, что вы мне нужны. Если бы не вы, то я разрушил бы Лимбо за несколько дней».
Даже как-то обидно. Опять меня приземлил, засранец.
«Ты такой благородный. Ну так что, научишь?»
«Вы невыносимы, мастер. Это невозможно. Даже если вы переживёте вознесение и станете молодым богом, вам понадобится не одна тысяча лет, чтобы полностью перестроить сознание и хотя бы поверхностно понять, как это делается».
— Вы закончили, сын мой? — опят встревает Иешуа в наши мысленные разговоры. — Ты хотел, чтобы я помог тебе с открытием кругов ада? Я помогу. Если дьявол любит играть, то надо просто его переиграть. Так бы сказал он, не правда ли… Костя?
Чувствую, как Костя напрягается. Странно.
Глава 14
«Мне кажется или ты очкуешь, Костя?»
«Ах, мастер, ваш бы словарный запас да на пользу дела. Тут ведь понимаете, в чём дело… Я же вам уже рассказывал, что сам не знаю, что находится в секциях, пока их не вскроют. Развлечения у меня такие были в прошлом. Так что сейчас я чувствую отвратительное послевкусие на моём отсутствующем языке. Не нравится мне, что ОН лезет в самое сокровенное. Почему-то я уверен, что это не планировалось. А мне не нравится всё незапланированное».
«Не удивлюсь если ты врёшь о том, что что-то незапланированное на самом деле не спланировано. Ты же тот ещё жук. К слову, о жуках. Значит, ты прополз в Варгон?»
«Иешуа вам соврал».
«Ты правда думаешь, что я не помню, что он не врёт? Твои же слова».
«А может, я соврал, что сказал правду. Эх, а я так рассчитывал на вашу дырявую память. Ну да, пристроился я немного в Варгоне. Как и сказал святоша, моё право. Жалко вам, что ли?»
«Жалковато. Мне ты больше нравился запертым в анклаве. Ну, и что ты теперь… можешь?»
«Наведаться к блуднице из любого борделя Варгона. Хоп-хоп и чпок».
Понятно. Он не расскажет.
«Воистину сверхспособность».
«Аминь, мастер».
Иешуа встаёт как атлет, а не старый и худой дед, каким выглядит. Замечаю в его руке… подвеску. Ту самую, якобы ключ от тайной комнаты, которая то ли существует, то ли нет.
Вопросительно смотрю на Иешуа, он кивает:
— Это большое место. Больше, чем кажется. Не имея направления, всяк заблудится во тьме. Это компас, сын мой.
— Не похож…
— А он и не должен быть на него похожим.
Плавно, будто летит, а не идёт, Иешуа подходит к стойке с черепом, берёт его в руки и слегка содрогается. Морщины проступают на смуглом лице.