2
Президиум заполняли в основном дамы. Это была та разновидность женщин-руководителей, которая обладает мужскими замашками, командирскими голосами и лазерными взглядами. Среди них затерялся один мужичонка лет сорока, одетый в обязательный пиджак, при галстуке и с аккуратной бородкой. Но борода не спасала представителя сильного пола. По манере вести себя женщины выглядели более мужественно.
Выступающие назойливо призывали к ещё большей настороженности по отношению к данному инфекционному заболеванию. Они, повторяя друг друга, говорили о мазках, о посевах, о стёртости клинической картины. Все выступающие завершали свои монологи несколько однообразно: сулили всяческие неприятности нарушившим инструкции, предписания, указания, а также рекомендации.
Аудитория угроз не боялась и отчаянно скучала. Подобные же призывы и угрозы они неоднократно слыхали от всех узких специалистов: ревматологов, фтизиатров, гастроэнтерологов, пульмонологов и ещё доброй дюжины других. Кроме того, участковые врачи должны были сдавать в статотдел фишки на приём, статталоны, отчёт по больничным листам за каждую неделю, листы записи и — святое дело — делать подробнейшие и бесполезнейшие записи в амбулаторной карточке больного. А ещё санпросветработа! Нет, положительно на больных не оставалось времени. Свежо ещё было воспоминание, как в этой же аудитории из уст отчаявшегося участкового врача вырвался вопль:
— Можно!.. Все ваши требования можно выполнить! Вот только больные мешают!
Дмитрий, отдышавшись, вертел головой, высматривая знакомых. Ба! Да это же Эбис, сокурсник. Ну и отпустил усишки — два волоса в три ряда.
Дмитрий помахал рукой. Эбис заметил приятеля и радостно заулыбался. Затем соединил обе руки «в замок» и энергично потряс ими.
— Привет, Димчик! — выкрикнул он голосом такой силы, что со щёк выступающей осыпалась пудра.
Не изменился Эбис. Нет, не изменился.
После этих манипуляций, не обращая ни малейшего внимания на президиум, Эбис пересел к товарищу.
— Ну как ты? Как? По-прежнему в Белополе под крылышком у родителей? — спрашивал Эбис, довольно чувствительно похлопывая Дмитрия по плечу.
— Я… Почему ж под крылышком? Я думал вначале… Я хотел стать на квартучет, но…
Эбис загоготал так громко, что впереди сидящие дружно оглянулись.
— Узнаю тебя, дружище, — заявил он, дёргая себя за единичные волоски, которые он самонадеянно считал усами. — Я хотел… Я думал…
Он снова загоготал, и Дмитрий ощутил идущий от него густой дух прогорклого сала.
Дима почему-то стал оправдываться. Он уверял, что добивался постановки на квартучет. Хотя, если бы даже его и поставили на этот самый учёт, что из того? Строительство в Белополе никудышное. Очередь почти не движется. Более того, есть случаи, когда люди, стоящие на квартучете, продвигаются в очереди не вверх, а вниз.
Эбис едва дождался конца откровений. Лицо его то и дело освещали вспышки нетерпеливых улыбок разной степени ироничности. Он пошевелил усами и заговорил со страстью убеждённости:
— Зачем?! Зачем тебе тот Белополь? Ты же там помрёшь, скиснешь, с ума сдуреешь!
Собеседник сделал слабый жест, желая возразить. Но Эбис в корне придавил попытку к сопротивлению.
— И не говори ничего! К нам! Только к нам! И квартиру получишь по-быстрому. И с облцентром рядышком. Хоть каждый день катайся!
— Нельзя же так сразу решать, — Дима за несколько лет отвык от напористой манеры товарища и был несколько оглушён. — Неэтично как-то получается. На меня там рассчитывают. Нужно время, чтобы замену подобрать.
— Тебе-то что? Видели такого?! Он администрацию жалеет! — возмутился Эбис. — Если что, она тебя не пожалеет. Добряк какой выискался! Добрый дурному брат!
Эбисовы вопли в конце концов вывели из себя даму, ведущую семинар. Она грузно встала и, жестом остановив выступающего мужичонку, вперила в Эбиса гипнотический взгляд.
Эбис неожиданно потух. Усы у него обвисли.
— Снова Кифозово! — с непередаваемой иронией воскликнула басом ведущая. — И снова те же лица! Что у вас, больше некого послать? На всех совещаниях и семинарах одни и те же, одни и те же! Вы мешаете всем нам. Не думайте, что вы украшение наших семинаров. Я бы сказала вам пару нелегальных слов, да высшее образование не позволяет! В дальнейшем по отношению к вам будем принимать самые радикальные меры! — она кивнула выступающему: — Продолжайте.
Выступающий уткнулся в свои бумажки и снова забубнил. Своё выступление, как и прочие докладчики, он завершил призывом ещё более расширить санитарно-просветительскую работу.
— Не забывайте, товарищи, — воззвал в конце речи мужичонка, — что врачи — разносчики культуры!
3
После семинара друзья направились подкрепиться в ближайшее кафе. Эбис осторожно оглядывался и, убедившись, что никого из областного начальства рядом нет, начинал шёпотом ругаться:
— У-у-у, мымра! И в самом деле может шефу настучать. А шеф за это по головушке не погладит. Он мужик серьёзный: шуток не понимает, неуважения к вышестоящим не терпит. Бьёт сильно, но точно.
— Не надо расстраиваться, — как мог, утешал его Дмитрий, которому и в самом деле было жаль так быстро увядшего оптимиста. — Она уже и забыла о тебе.
Котлеты скоро подняли настроение Эбиса, жиденький кофе завершил начатое котлетами. Усы его снова топорщились. Эбис, блаженно улыбаясь, поглаживал округлившееся за последние годы брюшко и приговаривал:
— Я всегда утверждал, что главное в человеке — внутреннее содержание!
Дима рассеянно улыбнулся шутке товарища, продолжая размышлять о заманчивом предложении. В общем оно выглядело довольно привлекательно. Следовало, правда, сделать сноску на неизлечимый эбисов оптимизм.
Эбис благодушно посматривал на Диму и усмехался, вспоминая, как в студенческие годы однокурсники обыгрывали имя мягкого по натуре Дмитрия, называя любого слабохарактерного человека «димонологической личностью».
— Значит, завтра? — с ноткой нерешительности спросил Дмитрий.
— Завтра! Конечно, завтра! И не надо колебаний! Думаю, что всё будет в порядке. Главное — не сомневаться и быть напористым. Бери пример с меня. Я гарантирую, что Честнокова — это наш главный — мы уболтаем «на раз». Квартира тебе за два, от силы три года обеспечена!
Они уже шли по направлению к автобусной остановке, а сомнения всё не покидали Дмитрия.
— Меня завтра ждут на работе. Что я скажу своему главному?
Эбис кипятился. Казалось, что ещё мгновение и из его мохнатых ноздрей ударят струйки пара.
— Проблем-то! Проблем! Позвонишь из Кифозово по междугородке и скажешь, что заболел. Это пока. А потом правду скажешь. Не бойся, справку я тебе организую. Договорились?
— Договорились, — неуверенно молвил Дмитрий.
Автобусная остановка продувалась ветром. Поскрипывала жестяная табличка с номером маршрута. В воздухе порхали использованные талончики.
По платформе прохаживалось несколько цыганок. Ветер трепал их юбки. Одна из цыганок направилась к друзьям.
— Погадаю, красавчики. Погадаю, золотые, — скороговоркой проговорила она.
Эбис надулся и сделал отстраняющий жест.
— Иди, иди! Нечего побираться! Будулай, тот работал. И закурить у меня нет. И деньги дома оставил.
— Тебе гадать не буду, — пренебрежительно бросила цыганка и отвернулась от Эбиса так скоро, что закрутились юбки. — Другу твоему погадаю. Давай руку, молодой-золотой!
Дмитрий, стыдливо поглядывая по сторонам, протянул руку ладонью вниз.
Эбис побагровел.
— Да гони ты её, аферистку такую! Ничего они не предсказывают! Только голову морочат и деньги выманивают.
— Но почему же, — возразил Дмитрий Маркович. — А вдруг… Чем чёрт, как говорится, не шутит? Я читал, что дар предвидения — никакое не чудо, а непознанная способность мозга.
Цыганка, цепко держась за руку Димы, подбоченилась.
— Не сомневайся, молодой-красивый, всю правду тебе скажу.
— Гадай!
Цыганка перевернула руку ладонью кверху, замерла над ней. Она водила по линиям пальцем и беззвучно шевелила губами.
Эбис дёргал плечами и кривил губы, таким образом выявляя неодобрение.
Дмитрий смущённо покашливал и с нетерпением ждал слов гадалки.
Цыганка подняла голову, пристально посмотрела в лицо доктора, снова взглянула на руку.
— Я не буду тебе гадать, — тихо сказала она, роняя его руку.
— Почему? — изумился Дмитрий.
— Ну и дела! — крякнул Эбис.
— Гадай! Я тебе, как это, ручку позолочу! Почему не хочешь сказать, что в моей жизни будет?
— В жизни?! — выкрикнула цыганка. — Никакой у тебя жизни нет! У, ты… чтоб ты пропал!
Дмитрий с изумлением увидел, что лицо её выражает страх и испуг.
Женщина торопливо направилась к поджидающим её подругам.
— Я тебе и за тысячу рублей гадать не буду! — крикнула она уже издалека.
Цыганки сгрудились возле киоска по продаже талонов. Их подружка, отказавшаяся погадать Дмитрию, о чём-то оживлённо рассказывала им и то и дело указывала в сторону приятелей. Вся эта живописная цветастая группка с каждой минутой приходила во всё большее возбуждение. Они галдели с энергией весенней стайки воробьёв, дислоцированной в кустарнике.
По всему чувствовалось приближение отвратительного и внешне бессмысленного скандала. В предвкушении его люди на остановке приготовились наблюдать занимательное зрелище. Они для безопасности отошли в сторону, и между цыганками и приятелями образовалось пустое пространство, наполненное довольно мощными враждебными флюидами.
Ярко-жёлтый, ещё пахнущий краской киоск, гадалки, одетые в красочные грязноватые лохмотья, летняя, но ещё сочная трава на газонах — всё это вдруг показалось Дмитрию абсолютно нереальным и, вместе с тем, где-то уже виденным во всех подробностях. Ему даже показалось, что он наверняка знает, что должно произойти в ближайшие минуты. Тут Дмитрий снова ощутил онемение и тяжесть в левой половине головы. Окружающее подёрнулось дымкой, всё происходящее стало как-то безразлично.