Ручей бежал по каменистому ложу довольно глубокого оврага с глинистыми и скалистыми берегами. Дно оврага было завалено буреломом и наносником, но хорошо просматривалось в оба конца. К обрывам подступал лес, местами прорезанный залесёнными распадками, которые выходили к ручью. Здесь и приступили к поиску: вождь и Кул по одну сторону ручья, Вид и Гирр — по другую.
С подветренной стороны каждой западины подолгу лежали неподвижно и обшаривали глазами траву и кусты, спускались, смотрели, нет ли следов к ручью, и шли дальше. Время от времени условным сигналом извещали вождя о результатах поиска. Возле одного из распадков Гирр почуял едва уловимый запах тухлого мяса. Жестами сообщил об этом Виду. Тот втянул ноздрями воздух и отрицательно покачал головой. Обследовав распадок и не найдя ничего подозрительного, Вид пошёл дальше. Но Гирр явно чуял тот же запах и осторожно двинулся на него. Не сделав и десяти шагов, Гирр замер, встретившись с жёлтыми глазами тигрицы. Она, видимо, не собиралась нападать, шла сзади, провожая непрошенных гостей от логова. Теперь она обнаружила себя и через секунду сделает решительный прыжок. Всё это молнией пронеслось в голове Гирра. Он успел вскинуть лук, и в момент, когда тигрица поднялась в воздух, но не оторвала задних лап от земли, стрела до оперения вошла ей в грудь. Страшная рана с близкого расстояния ослабила прыжок. Гирр увернулся и ударил зверя топором между ушей. Но и после этого тигрица, собрав остаток сил, бросилась на него, её могучая лапа сорвала набедренную повязку, но не достала охотника. Второй удар топора переломил ей хребет. Перебирая передними лапами, тигрица поползла в кусты, волоча безжизненный зад, из её пасти хлестала кровь. Подбежал Вид, издал победный клич. Скоро примчались вождь и Кул. Гирр обессилено опустился на землю.
В зарослях распадка, между каменных глыб, нашли вход в логово, в нём слышались урчание и возня. Вид добыл из камней огонь и разжёг костёр. Кул нарвал охапку травы и положил поверх огня. Пошёл густой удушливый дым. Когда трава затлела, её вместе с завёрнутыми внутрь углями и головешками затолкнули в логово. Через короткое время, показывая белые клыки, один за другим из расщелины выбрались четыре довольно крупных тигрёнка. Перебить их не стоило труда.
Задолго до захода солнца охотники вернулись в посёлок. Шкуру тигрицы нёс её победитель Гирр. Весть об удачной охоте опередила отряд, встречать его вышло чуть ли не всё племя. Лая с гордостью глядела на северного гостя. У неё будет ожерелье с клыками и когтями тигрицы.
Сын Барса позвал к себе в хижину Вида и строго спросил:
— Как ты мог оставить гостя наедине со зверем?
Бид честно рассказал, как это случилось. Гирр подтвердил правильность его слов.
— Я знал и раньше, что у людей, живущих в лесах, нюх острее нашего, — согласился вождь. — Иди, твоей вины нет.
5
Большой костёр развели на берегу, против посёлка. Туши тура и кабана целиком жарили на огромных вертелах, поворачивая то одним, то другим боком, а внутрь их клали раскалённые камни. Едва бог неба отправился на покой в свою хижину за полосой леса, поляну по обе стороны костра застелили шкурами, на них расставили глиняные горшки с горячим отваром, разложили жареную рыбу, куски мяса, плоды, сладкие коренья и лепёшки. Предстоял пир, неслыханно богатый даже для южного племени. Сын Барса отдавал свою дочь северному гостю. Близость мужчины и женщины происходит под покровом ночи, потому и соединение их вождь объявлял после захода солнца.
Племя расселось у костра, по одну сторону — мужчины и их сыновья, по другую — женщины и дочери. В центре мужской половины восседал вождь, справа от него — братья по отцу Сил и Нир с сыновьями-подростками, слева — почётный гость Гирр. Женскую половину возглавляла женщина вождя Жу с дочерями Лаей и Ланью.
Сын Барса подождал тишины, заговорил негромко, зная, что его слушают все:
— Потомки Барса, добрые духи послали нам желанного гостя из племени северных лесов, откуда была родом дорогая сердцу Зуна. Пусть боги и духи берегут покой лесного племени и приносят ему удачу.
— Покой и удачу лесному племени! — дружно подхватили мужчины и женщины.
— Гирр — ловкий и могучий охотник, — продолжал вождь. Он скупо пересказал поединок гостя с тигрицей.
Красноречия не требовалось. Родичи без того понимали, с какой силой пущена стрела, если она вошла в тело зверя, как в воду, и какой силы был удар топора, переломивший позвоночник матёрой тигрице. Родичи с уважением глядели на гостя.
— Гирр, сын Агу, желает остаться в нашем племени равным всем, — провозгласил вождь.
Об этом родичи не знали. Их радостный вопль укатился за озеро. Особенно ликовали женщины.
— Моя дочь Лая, — продолжал вождь, — будет женщиной Гирра.
Родичам известен обычай предков — дочь вождя доставалась победителю в состязании охотников. Взглянув на могучего Гирра, они не усомнились в его победе, да и все взрослые мужчины уже имели женщин. С некоторым опозданием, но возглас племени одобрил решение вождя.
Лая вдруг вскочила и птицей полетела к лесу. Гирр проводил её взглядом. Сын Барса рассмеялся и сказал ему в самое ухо:
— Догони свою женщину.
Гирр ещё соображал секунду и под общий смех сорвался с места. Родичи качали головами: гость догонит не только женщину, но и ветер. Недалеко убежала Лая, Гирр привёл её к костру. Вождь племени встретил их стоя, обвязал руки дочери концом волосяной верёвки, а второй его конец отдал Гирру и двинулся вокруг костра. Сын Агу вслед за ним вёл свою женщину. Вождь усадил их на отдельную шкуру между мужской и женской половинами.
— Пусть Лая подарит роду таких же охотников, как Гирр! — воскликнул сын Барса и сел на прежнее место.
Люди южного племени всю ночь ели и веселились у родового костра. Танцевали женщины, змеями извивая гибкие бронзовые тела. Танцевали мужчины, одни — обернувшись в звериные шкуры и издавая рёв, другие — наступая на них с копьями и топорами.
Снова рассаживались и много ели. Затем, сидя на подогнутых ногах и раскачиваясь из стороны в сторону, пели однообразно и бесконечно долго, как ширь озера, как ширь южных степей и лугов. Под конец появился шаман, увешанный хвостами и лоскутами от шкурок разных зверушек, со страшной маской на лице. Он бил палкой в кожаный барабан, прыгал и бесновался вокруг Гирра и Лаи, навсегда отгоняя от них злых духов.
До восхода солнца от родового костра и ночного пира не осталось следа. До восхода солнца Гирр и Лая ушли в отдельную хижину, рядом с хижиной вождя.
Гирр на удивление всем быстро овладел умением делать из глины и обжигать в огне большие и малые сосуды, научился плести ловушки для рыб и делать из камня и костей оружие, хотя всего нужнее был на охоте. Здесь не было ему равных. Мудрый вождь сам позволял ему поочерёдно постигать все навыки своего племени. Гирр научился делать долблёные лодки, используя раскалённые камни и острые долота, из волокнистой коры дерева скручивать верёвки, из волос гривы и хвоста тарпанов плести сети, научился строить прочные хижины и лесные завалы, способные удержать даже туров. Он подолгу наблюдал повадки животных, как домашних, так и диких.
Лицо Гирра покрыла курчавая борода. Был он в расцвете богатырской силы, его первому сыну Лату шло седьмое лето, когда Лая подарила второго сына, которого назвали Сурэтом.
Гирр обрадовался рождению второго сына, усмотрев в его лице сходство с людьми лесного племени. Лат был не по возрасту крупным, но лицом, чернотой волос и глаз походил на Лаю.
Вождь племени, уже полностью седой, объявил пир у родового костра в честь новорождённого охотника, но в хижину вбежал встревоженный Бид и позвал его из жилища. Путаясь и сбиваясь, он сообщил сыну Барса:
— В наше стадо ворвался огромный дикий бык, сильно ранил и изгнал вожака, увёл в степь туриц. Издалека ему не причинишь вреда, а приближаться на открытой равнине…
— Он же даст дикое потомство или совсем уведёт стадо! — встревожился вождь. — Отогнать его огнём!
— Пробовали, — сказал Бид. — Он уходит от огня, но уводит и туриц.
Ещё не зная, что предпринять, сын Барса собрал десяток лучших охотников, в их числе Гирра, Сила, Нира, и бегом увёл отряд из поселения. Женщины с затаённой тревогой глядели им вслед, они знали, что тур-самец опаснее тигра, и что кто-то сегодня останется без своего мужчины. Впереди бежал Бид, указывая дорогу. Стадо ушло далеко и паслось на большой поляне. Подобраться и нему незаметно было невозможно. Что делать, никто не знал. Можно бы подкараулить у водопоя, но и ручей протекал по открытой местности, а медлить нельзя.
— Загнать вожака огнём вместе с турицами в крепкий загон из поваленных деревьев, — предложил Нир.
— Загоном не пользовались и прадеды, деревья истлели и не удержат туров, — возразил вождь.
— Когда разъярённый бык не будет видеть никого, кроме меня, — сказал Гирр, — подойдите на выстрел из лука.
Он отдал вождю свой топор, взял у него второе копьё и пошёл к стаду.
На что решился Гирр, знал только вождь. Это он рассказывал сыну Агу, как древние предки вступали в единоборство с турами.
Охотники видели, что бык отделился от стада и двигался навстречу смельчаку, всё ускоряя шаг. Гирр остановился: нужно, чтобы бык отошёл от туриц на свободное пространство. Пригнув голову, тур горой полетел на врага. В последний миг Гирр легко отпрыгнул в сторону и больно ударил копьём в пах быка. Тур по инерции промчался мимо. Круто развернулся и увидел человека на прежнем месте. Взревев от ярости, снова бросился на охотника, но тот опять остался невредим и опять достал быка копьём. Удары копья не причиняли большого вреда великану, но он становился всё яростнее и безрассуднее. Ошалев от злобы и бессилия, зверь метался челноком взад-вперёд, а человек методично изматывал его силы. С губ тура хлопьями летела пена, мокрые бока ходили ходуном, он с хрипом дышал, а враг дразнил его, размахивая копьём. Наконец бык остановился и медленно пошёл на человека. Это уже хуже. Но Гирр ждал и такого манёвра. Он мгновенно вскинул лук, и стрела, выбив туру глаз, застряла в костях черепа. Земля дрогнула от рёва, бык с новой яростью, почти вслепую, летал взад и вперёд, пытаясь поддеть рогами ничтожного врага. Из его груди вырывались клёкот и стон, движения становились медленнее… Он остановился боком к охотнику и, повернув голову в его сторону, затравленно глядел на врага уцелевшим глазом, видимо, намереваясь и не имея сил уйти. Ноги его дрожали, он часто дышал, вывалив язык. Гирр не мог пропустить такую оплошность тура. Лук согнулся до крайнего предела всего в десяти шагах от быка, и стрела вошла между рёбер, где толчками билось сердце зверя. Тур вздрогнул, сделал два коротких шага и рухнул…