всегда усталых, голодных, находившихся под неусыпным контролем на предмет любых возмущений, которые карались с едва ли не зверской жестокостью и стремительностью.
Власть казалась жестокой, но империя — более того, всякий известный Катону культурный народ — нуждалась в рабах, созидавших общее благосостояние и кормивших многолюдные города. Катон вновь увидел перед собой жесткое напоминание об ужасных различиях судеб людских. Худшие проявления рабства, с его точки зрения, позорили род людской, а отказаться от него никак не представлялось возможным.
Вдруг он ощутил, как дрогнула палуба под его сапогами, и поглядел вниз.
— Проклятье! — рыкнул Макрон. — Что это?
Юлия вцепилась в руку Катона:
— Что такое? Что происходит?
По всей палубе раздавались возгласы, полные удивления и тревоги, экипаж судна и прочие пассажиры «Гора» тревожно глядели себе под ноги.
— Наткнулись на камни, — воскликнул Семпроний, хватаясь за поручень.
Корабельщик покачал головой.
— Это невозможно. Мы находимся слишком далеко от берега. Я знаю эти воды. Мелей здесь нет на пятьдесят миль в обе стороны. Клянусь. Только… Посмотрите сюда! На море!
Он протянул руку, указывая на море; повернувшись в указанном направлении, все заметили, что поверхность воды как бы вскипела. Считаное мгновение, показавшееся куда более долгим, чем это положено, море продолжало колебаться под аккомпанемент тупого гула корпуса корабля. Несколько человек попадали на колени и принялись возносить лихорадочные молитвы богам. Обняв Юлию, Катон посмотрел поверх ее головы на своего друга. Макрон скрипнул зубами, ответил ему пристальным взглядом и сжал кулаки… Впервые за время долгого знакомства Катону показалось, что он заметил страх в глазах друга, страх перед непонятным.
— Наверное, морское чудовище шалит, — негромко вымолвил Макрон.
— Морское чудовище?
— Не иначе. Ах ты, дерьмо… и какой преисподней ради согласился я путешествовать морем?
Но тут легкая тряска прекратилась столь же внезапно, как и началась, и мгновение спустя по поверхности моря побежали, как и прежде, ровные волны, непринужденно раскачивавшие судно. Какое-то мгновение никто на корабле не шевелился и не заговаривал, полагая, наверное, что странное явление может повториться опять. Юлия кашлянула.
— Как ты думаешь, это вот… не знаю что, — закончилось?
— Понятия не имею, — негромко отозвался Катон.
Этот короткий обмен фразами нарушил затянувшееся молчание. Макрон от всего сердца глубоко вздохнул, а корабельщик отвернулся от пассажиров и бросил хмурый взгляд в сторону кормчего. Тот как раз выпустил из рук рукоятку громадного рулевого весла, находившегося на корме «Гора», и укрылся под кормовым украшением судна, уже медленно разворачивавшегося под ветром.
— И что, во имя Аида, ты делаешь? — громыхнул наварх. — Живо на свое место, возвращай корабль на курс.
Когда кормчий схватился за рулевое весло, наварх обратил яростный взор к остальным мореходам:
— По местам! Шевелитесь! Живо!
Моряки с заметной напряженностью в движениях вернулись к своим делам, поправив уже затрепетавший по краям парус, когда «Гор» начал терять ветер, но кормчий налег на весло, и корабль вернулся к первоначальному курсу.
Макрон нервно лизнул губы.
— Все и в самом деле закончилось?
Катон прислушался к своим ощущениям и посмотрел на море, казавшееся в точности таким, каким было прежде — до того, как началась тряска.
— Похоже, что так.
— Слава богам.
Юлия кивнула, и тут глаза ее расширились, когда она вспомнила о служанке, придремавшей на своем коврике в каюте, которую она делила со своей госпожой и сенатором.
— Пойду посмотрю, как там Джесмия. Бедняжка, должно быть, в ужасе.
Молодой человек выпустил ее из своих объятий, и она заторопилась по палубе к узкому трапу, уводившему вниз, в каюты, где размещались те, кто мог себе это позволить. Более бедные пассажиры жили и спали прямо на палубе «Гора».
Едва Юлия исчезла из поля зрения, от берега донеслись слабые крики, и Катон, Макрон и Семпроний обратили глаза к суше. В уже сгустившемся сумраке они могли различить фигуры, бежавшие прочь из поместья. Точнее, того, что от него осталось. Стены рухнули, открыв прятавшиеся за ними лачуги; стояли лишь две из них, остальные превратились в развалины.
— Владыки Тартара!.. — Макрон смотрел на руины. — Что же здесь произошло?
— Землетрясение, — отозвался Семпроний. — Другого не придумаешь. Я пережил нечто подобное в Вифинии, когда служил там трибуном. Земля затряслась, послышался глухой рев. Так продолжалось какое-то время, некоторые дома как бы рассыпались или развалились на куски. Находившиеся в них люди оказались заваленными битым камнем. — Он поежился при воспоминании. — Погибли сотни людей…
— Но если это было землетрясение, тогда почему мы ощутили его здесь, в море?
— Не знаю, Макрон. Дела богов превыше человеческого разумения.
— Так-то так, — сухо заметил Катон, — но если земля содрогнется достаточно сильно, вода передаст ее дрожь кораблям.
— Вполне возможно, — согласился Семпроний. — В любом случае нам повезло. Гнев богов в полной мере обрушился на тех, кто находился на суше.
Несколько мгновений все трое рассматривали развалины жилищ рабов, неторопливо уплывавшие назад, за корму продвигавшегося вперед «Гора». В руинах вспыхнул пожар, должно быть, перекинувшийся от кухни, где уже начинали готовить вечернюю трапезу. Языки огня разгоняли сумрак, освещая еще не пришедших в себя людей. Некоторые из них в отчаянной спешке разбирали руины, чтобы высвободить заваленных. Катон с жалостью покачал головой.
— Слава богам, мы в море. Не хотел бы я сейчас оказаться на берегу. Уж хоть за это будь благодарен, Макрон.
— В самом деле? — негромко отозвался ветеран. — Почему ты решил, что боги уже разобрались с нами?
— Эй, на палубе! — донесся сверху голос. — Смотри сюда, наварх!
Моряк, сидевший верхом на рее у самой верхушки мачты, указал свободной рукой на запад вдоль берега.
— Доложи, как положено! — рявкнул снизу вверх наварх. — Что ты там увидел?
После короткой паузы моряк ответил встревоженным голосом:
— Не знаю, господин. Никогда не видел ничего подобного. Линия… прямая, словно стена… выросшая прямо поперек моря.
— Ерунда, парень! Это невозможно.
— Господин, клянусь, это стена… на стену похожа.
— Дурак! — Капитан бросился к борту корабля, ухватился за тросы и полез наверх к впередсмотрящему. — Ну, утырок, и где эта твоя стена?
Впередсмотрящий ткнул ладонью в сторону горизонта, к меркнувшему свету заходящего солнца. Капитан сразу прищурился, а потом, когда глаза его привыкли к свету, он увидел ее. Слабый отблеск отраженного света тянулся от горизонта над темной полосой, пролегшей из моря к самому берегу Крита. Там, где она доходила до суши, бушевала водяная пена.
— Матерь богов, — охнул наварх, похолодев.
Дозорный был прав. На «Гора» накатывала стена… стена воды. Огромная волна надвигалась вдоль берега прямо в сторону корабля — будучи уже всего в двух-трех милях, она мчалась к ним быстрее, чем самый быстрый из скаковых коней.
Глава 2
— Вот это волна. — Глаза Катона округлились. — Какая огромная!
— Как твой клятый утес, — ответил капитан. — И прет вдоль берега прямо на нас.
— Тогда надо изменить курс, — посоветовал Семпроний, — убраться с ее пути…
— На это времени уже нет. В любом случае она протянулась до самого горизонта, уклониться от нее невозможно.
Сенатор и оба центуриона красноречиво посмотрели на наварха, и Семпроний, наконец, промолвил:
— И что же нам теперь делать?
— Что делать? — Корабельщик коротко рассмеялся. — Помолиться, попрощаться друг с другом и ждать, пока волна обрушится на нас.
Катон покачал головой.
— Нет. Ты еще можешь что-то сделать и спасти корабль.
— Говорю тебе, поздно, — вяло проговорил мореход. — Ты еще не видел ее, эту волну. Но увидишь, как только она ударит.
Все глаза обратились к горизонту, и тут Катон заметил как бы темную тень на кромке мира, казавшуюся еще тонкой, ничем не опасной линией. Он попытался рассмотреть ее, после чего повернулся к наварху.
— Но ты же видал всякие шторма, так ведь?
— О, да! Но шторм — одно дело, а такая волна — совсем другое. Надежды нет никакой.
— Вот дерьмо! — возопил Макрон и, обеими руками ухватив наварха за ворот, привлек грека к себе. — Надежда есть всегда. Я выжил в стольких треклятых сражениях не для того, чтобы утонуть на твоем корыте. Только я не моряк. Это твоя работа. Твоему кораблю грозит опасность. Пытайся вывести его из беды. Делай все возможное, чтобы дать нам шанс выжить! Понял меня? — Он встряхнул наварха. — Ну же!
Грек потупился под жестким взглядом центуриона и кивнул:
— Я сделаю все, что в моих силах.
— Так-то лучше, — осклабился Макрон, выпуская наварха. — Может, и мы сумеем чем-то помочь?
Моряк нервно глотнул.
— Если вы не против, не путайтесь под ногами.
Глаза Макрона сузились.
— И только?
— Можете привязать себя к мачте или к чему-нибудь еще, чтобы волна не смыла за борт.
— Хорошо.
Повернувшись к нему спиной, наварх начал раздавать приказания экипажу; моряки принялись распускать рифы[6] на громадном главном парусе. Кормчий у руля, напрягаясь, разворачивал «Гора» носом к закату.
— Что он делает? — возмутился Семпроний. — Этот дурак поворачивает корабль носом к волне.
Катон кивнул.
— Разумная мера. Нос — самая крепкая часть корабля. Встретив волну носом, мы можем пробить ее, если корабль не сумеет вскарабкаться на нее.
Семпроний посмотрел на него.
— Надеюсь, что ты прав. Ради себя самого, ради меня и ради всех нас.
Как только сенатор умолк, Катон подумал о Юлии и, заторопившись к каютам, окликнул Макрона:
— Привяжись к мачте, и сенатора тоже привяжи.