В полном негодовании я сделала шаг вперед, запуталась в не до конца снятых трусиках, пошатнулась и с громким воплем: «Мама!» – упала между кроватью и гардеробом.
Газета приподнялась, Куприн выглянул наружу, увидел меня полуголую на ковре и недовольно протянул:
– Вилка, хватит дурить. Ну сколько можно, спать хочется, и выключи это блеяние, прямо зубы сводит.
Вымолвив это, он мгновенно повернулся на бок и громко захрапел.
Кое-как я встала и ткнула пальцем в кассетник. Запись сладкоголосого Иглесиаса была куплена по наводке Эли. По ее глубокому убеждению, мужчины просто растекаются лужей, услыхав его песни.
Юркнув под одеяло, я решила сама обнять Куприна. Тот сонно пробормотал:
– Леся…
Леся!!! Это уже слишком! Может, пойти на кухню, схватить скалку – классическое русское народное средство борьбы с доморощенными казановами – и приложить ею майора по голове? Вдруг Эля Малеева ошибается, и мужа, решившего сходить налево, лучше всего «лечить» витамином З? То есть элементарными затрещинами?
Но тут по непонятной причине меня одолел сон, и я провалилась в темную яму.
ГЛАВА 13
На следующий день, едва дождавшись, пока Куприн уедет на работу, я кинулась к телефону и позвонила Розе Михайловне.
– Мне надо к вам приехать, прямо сейчас.
– Что-то узнали? – воскликнула она.
– Да, – я решила особо не вдаваться в подробности.
– До полудня успеете прибыть? Меня в два заказчики ждут.
– Уже лечу, – заверила ее я, – стою в пальто.
– В пальто? – изумилась Роза Михайловна. – Вы заболели? На дворе тридцать градусов выше нуля!
– Это я фигурально выразилась.
– Вы лучше поторопитесь, – вздохнула Роза Михайловна, – в самом прямом смысле.
Я нацепила босоножки и поехала по знакомому адресу.
Хозяйка сама отворила мне дверь.
– Ну, – с порога спросила она, – выяснили, где Маша?
– Пока нет.
Роза Михайловна нахмурилась.
– Тогда зачем пришли? Ищите скорей, вас же время поджимает, кредиторы должок поджидают.
– Мы на пороге разговаривать будем или впустите меня внутрь? – не дрогнула я.
Она посторонилась.
– Ну входите.
На этот раз меня попросту отвели на кухню, там у стола сидела над чашкой Нина.
– Ступай к себе, – велела ей мать.
Девушка молча взяла кружку и исчезла. Роза Михайловна прикрыла дверь и торопливо воскликнула:
– Говорите!
– Петя убит.
– Кто?
– Ваш зять, Петр Попов.
Марченко вздрогнула.
– Что?! Надо же, какая радость! И кто же его пристукнул? Если этот человек пойман, найму ему адвоката.
– Вы так ненавидели Петра?
– А за что мне его любить? Из-за парня я лишилась любимой дочери.
– Попова нашли в подъезде на Краснокумской. Вам этот адрес о чем-нибудь говорит?
Роза Михайловна равнодушно пожала плечами:
– Даже не слышала, что в Москве имеется такая улица. Хотя наш мегаполис непомерно огромен.
– Попова лишили жизни через пару дней после того, как он убежал вместе с Мариной.
Хозяйка отшатнулась.
– Вы хотите сказать, что он мертв уже несколько лет?
– Именно так. Более того, Лиза знала о несчастье, приключившемся с мужем.
– Невероятно, – прошептала, бледнея, Роза Михайловна, – вы несете несусветную чушь! Лиза покончила с собой!
– Уже после того, как работник милиции по фамилии Сарпенко сообщил ей о смерти мужа. Неужели дочь вам ничего не рассказала?
– Нет, – пролепетала Роза Михайловна, – хотя… ее записка…
– А что в ней было такого?
– Сейчас уже точно и не воспроизведу…
– Попытайтесь.
– Вроде так: «Дорогая мама, не могу жить без Пети и Маши. Вряд ли нам удастся встретиться на этом свете, а уж на том свидимся точно. Прощай, в моей смерти прошу никого не винить».
– Вы не поняли, что Попов умер? По-моему, Лиза четко дала понять, что она не надеется более увидеть мужа в живых.
– Я думала, она имеет в виду уход мужа из семьи, – протянула Роза Михайловна, – а оно вон что оказалось. Так где же Маша, а? Куда подевалась моя внучка?
– Пока не знаю, – тихо ответила я, – но всенепременно найду девочку. Вы можете мне назвать близких подруг Лизы?
– Приходили девочки, но кто они, теперь и не вспомню, – вздохнула Роза Михайловна, – вроде Галя… нет, Гуля… или Гульнара… Не один год ведь прошел!
– Адрес Марины Райской у вас был?
– Она не москвичка, – рявкнула Марченко, – из общежития, лимита безродная! Господи, вот ужас-то! Вот несчастье! Значит, Петра убили, а Машенька осталась с этой… этой!.. Отчего она не вернула нам девочку? По какой причине забрала себе?
Я помялась и ответила:
– Пока не знаю.
Секунду Роза Михайловна сидела молча, потом ее шея стала просто бордовой. Неровные пятна поползли вверх и покрыли лицо дамы.
– Сука, – выплюнула она бранное слово, – дрянь! Да, я отговаривала Лизу от брака. Мне никогда не нравился зять, и он в конечном счете оказался самым настоящим мерзавцем. К сожалению, я была слишком нетерпима, поэтому свое отношение к Попову перенесла на ни в чем не повинную девочку. Маша казалась мне копией отца, и, чего греха таить, я лишь обрадовалась, когда она исчезла из моей жизни. Но с Лизой мы всегда были лучшими подругами. А потом, когда дочери не стало… я поняла… я осознала… сообразила, насколько виновата перед внучкой. Милая Виола, попробуйте найти Машу, вы моя последняя надежда, единственная, кто видел девочку четырехлетней. Ведь если я встречу малышку на улице, то не узнаю ее, а она спокойно пройдет мимо меня… Машенька, прости…
Неожиданно Роза Михайловна уронила голову на стол и судорожно зарыдала.
– Сделаю, что смогу, – тихо сказала я, – буду стараться изо всех сил.
Но хозяйка продолжала плакать. Я тихонько ушла из квартиры и вызвала лифт. Вдруг дверь квартиры Марченко приоткрылась, и показалась Нина. Поманив меня рукой, она побежала по лестнице. Я последовала за ней.
Между вторым и третьим этажом Нина остановилась и прошептала:
– Не пойду на улицу, а то мама еще выйдет на балкон и увидит нас. Она врет!
– Кто? – быстро спросила я.
– Мама.
– В чем же состоит ее ложь?
– Она с Лизкой после свадьбы даже по телефону говорить не хотела.
– Вы ничего не путаете? – Я решила осторожно разведать обстановку. – Роза Михайловна сделала дочери шикарный подарок, квартиру.
Нина скривилась.
– У нас, между прочим, бабушка имелась, Сирена Львовна. Это ее жилплощадь.
– Неужели? Я поняла так, что Сирена Львовна жила здесь.
– Правильно, бабка здесь кантовалась, а ее комнаты пустыми стояли.
Слово «бабка» резануло мне слух.
– Похоже, вы с ней не очень ладили.
Нина заявила:
– Точнехонько. Бабка только Лизку любила, все они шушукались, обнимались, нас с Серегой не замечали. С самого детства так повелось. Сирена Лизке конфетку на ночь даст и одеяльце ей подоткнет, а мне лишь скажет: «Спокойной ночи», и все. Когда Лизка с Петькой любовь закрутили, мама сразу обозлилась и велела: «Выбирай, либо я, либо он». А Лизка ей в лицо заявила: «Конечно, Петя, он меня любит, а тебе на детей плевать. Только бизнес в голове, калькулятор щелкает, твои деньги подсчитывает. Я своих детей никогда ради денег не брошу».
И опять Сирена Львовна разрулила ситуацию, бабушка служила в семье Марченко мирным парламентарием. С белым флагом в руках она ходила от одной воюющей стороны к другой и в конце концов примиряла их. Вот и в тот раз она нашла замечательный выход. Лиза с Петей поселились в ее квартире. А спустя некоторое время, поняв, что дочь с внучкой закусили удила и не собираются мириться, старуха подарила апартаменты Лизе.
– Очень несправедливо, – возмущалась сейчас Нина, – отчего все всегда Лизке доставалось? С самого начала так повелось, ей лучшее, а нам с Серегой что останется. Знаете, после Лизкиной смерти квартира пустая стоит. Уж я просила маму, просила, прямо умоляла меня туда пустить пожить, а она ни в какую. Вот жадина, ни себе, ни людям. С какой стати бабка огромные хоромы Лизке отдала? Почему не вспомнила про нас с Сергеем? Вот Лизка счастливица, огребла все!
– Ваша сестра умерла, – напомнила я, – вряд ли ее судьбу можно считать счастливой.
Нина осеклась:
– Ну да. Только она сама решила убиться, с дури. Ну ушел муж к другой, и что? Следующего найди и живи на здоровье.
– Роза Михайловна никогда не ходила к Лизе? – решила я переменить тему.
– Ну потом они вроде как помирились, – поморщилась Нина, – установили худой мир. Два дня лижутся, четыре дерутся, их бабка всегда разводила, все ныла: «Девочки, не ссорьтесь. Лиза, будь умнее, Роза, дочери можно многое простить». Ходила мать к Лизке, а вот она сюда не совалась, муженек ей запретил.
– Вы не дружили с сестрой?
Нина вытянула нижнюю губу.
– Она кривляка была и эгоистка, все под себя сгребала.
– Можете вспомнить хоть кого-нибудь из подруг Лизы?
– Ну… нет.
Внезапно мне стало душно. В подъезде, несмотря на жару, были плотно закрыты все окна, от мусоропровода тянуло вонью. Стараясь не дышать, я продолжила «интервью»:
– Как же так? Наверное, друзья Лизы приходили в дом, вы общались, неужели никого не вспомните?
Нина надулась.
– Нет. Меня Лизка всегда из комнаты выставляла, если к ней кто заявлялся. За дурочку держала. Говорю же, мы не дружили.
Я, одурев от отвратительного запаха, потеряла всякое терпение и ляпнула:
– Ладно, я поняла. Вы с сестрой были в плохих отношениях. Похоже, что ваша мама тоже недолюбливала Лизу…
– И меня! – воскликнула Нина. – Мне вообще никогда ничего не доставалось! Совсем! Вообще!
Я глянула на золотые сережки, покачивающиеся в розовых ушках капризницы, и проглотила все справедливые замечания.
– Мама врет, – кипя от негодования, продолжала Нина, – она знает, к кому Петька на Краснокумскую улицу шел! Вот! Она очень хорошо поняла, в чьем подъезде его укокошили!
– Погоди, – не утерпела я, – а ты откуда в курсе про Краснокумскую и смерть Попова? Ты знала, что Петра убили, и не сказала маме?