— Останавливаемся, — добавил я, потому что остановить процессию можно только по моему приказу или в чрезвычайных обстоятельствах — драка под этот критерий не подходит.
Часть казачков согласно должностной инструкции окружила мою карету живым щитом, другая, правильно все поняв, бросилась догонять поспешивших сбежать «бычар». Командир последних одним прыжком влетел в открытую калитку, закрыл ее за собой, и, надо полагать, скрылся в доме. Наивный — организация банды с целью нападения на сотрудников РПЦ и целого городового с рук ему не сойдет.
— Бах! — прогремел в переулке за домом одинокий выстрел, и я поморщился, надеясь, что это стрелял кто-то из наших, в воздух.
По противоположную сторону улицы от «гнезда оккультизма» — иначе зачем тут фотоаппарат и дьяки? — тоже имелись жилые дома, и после выстрела раздался треск спешно захлопываемых ставень. Правильно — платить жизнью за любопытство не стоит.
А это ведь не трущобы и не окраины — вполне себе приличный район. С другой стороны — чего оккультистам на окраинах среди бедноты делать? Там для них «кормовой базы» нет, а уважаемые господа в неприятные, грязные и опасные места ехать не захотят.
Открыв дверь, я подхватил аптечку — ныне ими укомплектован весь транспорт высших чиновников Империи — и сошел на грунтовку. Часть казаков тут же спешилась, чтобы продолжить окружать меня живым щитом — и направился к оценивающим повреждения и поправляющим оборванные одежды дьякам и городовому — последний успел подобрать обломки казенной сабли. Прервав свое занятие — молодой человек бросил возиться с аппаратом и подскочил на ноги — «потерпевшие» отвесили мне поклон, поблагодарив за подмогу.
— Околоточного кликни, — велел я казаку, опустился на корточки и открыл аптечку. — Иди сюда, дядька, — позвал городового, который визуально пострадал больше всех.
— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество! — козырнул он, подошел строевым шагом.
— Садись, — велел я, и он, мудро рассудив, что грязнее уже не станет, уселся задницей на дорожку. — Совсем лиходеи распоясались, — осудил я нападавших и оторвал держащийся «на соплях» рукав полицейского мундира. — На полицейских руку поднимают — куда это годится? — промыл кипяченой водой подозрительно напоминающую глубокий укус кровоточащую рану на предплечье, посыпал сибирием и наложил повязку.
— Ужо мы их быстро к ногтю прижмем — не сумлевайтесь, Ваше Императорское Высочество! — подбодрил меня будочник.
— Высморкайся, — попросил я.
Полицейский выполнил приказ, и я воткнул ему в нос куски ваты. Вроде не сломан.
— Сам-то откуда? Где служил? — спросил я.
Пока городовой гнусаво рассказывал о своем жизненном пути, я обработал раны дьякам, а казаки успели привести молодчиков, упакованных в актуальные времени, тяжелые наручники.
За спиной тем временем поскрипывали ставенки. К завтрашнему вечеру вся Столица будет знать о случившемся.
— Не горюй, — подбодрил я молодого человека. — Аппарат во время выполнения моего приказа пострадал, новый тебе обеспечим.
— Премного благодарен, Ваше Императорское Высочество! — просветлел фотограф.
— Знаешь этих, Матвей? — спросил я полицейского, кивнув на бандитов, которых уложили рожей в дорожку и придавили казачьими сапогами.
А что, права им зачитывать?
— Степки Кривого молодчики, — прогнусавил городовой и кивнул на дом. — Этот сказал, запугивал, стало быть.
— Банда? — уточнил я.
— Банда.
— А почему банда еще на свободе? — спросил я.
Полицейский отвел глаза:
— Виноваты, Ваше Императорское Высочество. Полгода Кривого сыскать не можем. Такие вот, — кивнул на задержанных. — Его и в глаза-то не видят, через третьи руки подряжаются. Прошлым месяцем ближнего Степкиного взяли, пока следствие шло, Кривой сто раз лёжки поменять успел.
— Третьи руки нам тоже пригодятся, — заметил я. — Где городовой-то?
— Не могу знать, Ваше Императорское Высочество!
— Справедливо, — признал я, не став уточнять, что вопрос был риторический.
Из-за стены казаков раздался цокот копыт, «тпр-р-ру», и к нам присоединился пятидесятилетний тучный лысеющий мужик с мощными черными бакенбардами:
— Околоточный надзиратель Федин, околоток номер… бляха номер… по вашему приказанию прибыл, Ваше Императорское Высочество.
— Идем, — поднялся я на ноги. — Этих так и держите, братцы, — указал на задержанных, затем указал на калитку. — Калитку долой.
Казачки охотно снесли калитку, и мы вошли в запущенный в плане растительности, поросший сорняками и черемухой, двор.
— Дверь долой!
Взяв разбег по протоптанной тропинке, казаки снесли и ее.
— Произвол!!! — раздался из глубин дома протестующий вопль. — Я требую прекратить и предъявить бумаги!!!
Какой «произвол», если у нас тут самодержавие, а я — наследник Империи? Нифига законов не знают, а все туда же.
— Скрутить, покуда не бить, свести всех сюда, — указал я на травку двора.
Казаки ворвались в дом, и я подумал, что нужно сооружать спецотряд для штурма жилых, правительственных и прочих зданий — терроризм сейчас кретинами используется по-другому, но со временем особо конченные представители человеческого рода догадаются начать брать заложников и пытаться диктовать условия. Казаки Конвоя, увы, действовали неправильно, и, найдись в доме два-три молодчика с огнестрелом и умением им пользоваться, пришлось бы награждать мужиков посмертно.
Через пару минут во дворе, пред мои очи, нарисовались «щеголь», разбитная деваха лет двадцати пяти в избыточно коротком для воспитанной леди платье и имеющий очень напуганный вид пацан лет пятнадцати со следами старых побоев на лице и поглядывающем сквозь прореху в рубахе животе. Глаза у первых двух характерные, наркоманские.
— Ну что же ты гостей так неприветливо встречаешь? — обратился я к «щеголю».
Опиумная пелена не смогла отключить инстинкт самосохранения, кураж прошел, и хозяин милого домика постепенно начал осознавать, в насколько неприятное положение попал. Бегая глазенками и потея, он принялся жалобно причитать:
— Так то не гости, Ваше Императорское Высочество! Мы никаких законов не нарушали, мирно жили — я, жена моя да сын Витька. А тут пришли какие-то, гостей моих принялись фотографировать. А к нам порою уважаемые люди заходят, им оно неприятно, вот и пришлось охраною озаботиться. Вы этих взяточников не слушайте, — потыкал пальцем в околоточного и городового.
— Как смеешь наследнику-цесаревичу врать, стервец? — взревел обидевшийся околоточный.
— Тихо, — одернул его я и обратился к пацану. — Не бойся и не ври. Скажи — батька это твой? — указал на щеголя.
Сглотнув, пацан заплакал и покачал головой.
— Ребенка увести в телегу, напоить чаем, потом разберемся, — велел я.
Казаки выполнили приказ.
— Слишком я строг был к сыну моему, — вздохнул щеголь. — Да только как лучше хотел, чтобы человеком вырос, а не голытьбой…
Повинуясь моему жесту, казак прервал акт юродства ударом под дых.
— Пойдемте, посмотрим, — махнул я рукой и пошел в дом.
Пентаграммы, столы для спиритизма, рукописи на непонятном языке, перевернутые кресты на стенах — улик оказалось предостаточно. В кабинете хозяина, в столе, нашелся журнал учета гостей, восемь тысяч рублей наличностью, запас морфия и некоторые драгоценности — это мы забрали с собой, часть пойдет на компенсации пострадавшим и премии казакам, и вернулись во двор.
— Говори, к кому обращался за наймом охраны, — велел я щеголю. — А ты, надо полагать, белошвейка?
Эвфемизм.
— Я по любви! — гордо ответила она.
— Увести в околоток, оформить занятие проституцией в обход законов, — не проникся я аргументом.
Дама покинула сцену.
— Рассказывай, мракобес, к кому обращался за охраной и где этого деятеля можно найти, — повторил я хозяину дома.
— Темно было, лица не видел, — отвел он глаза. — А настоящее имя кто скажет?
— Сломай ему мизинец, — велел я казаку.
Неприятный хруст сменился не менее неприятным воплем, и мы с мужиками перекрестились. Дьяки тихонько затянули молитву. Сердобольный у нас народ все же.
— Я жду.
— Смилуйтесь, Ваше Императорское Высочество! Они же меня удавят! — взмолилась жертва пыток.
Неприятно и очень негуманно, но если его отправить в околоток для нормальных допросов, инфа успеет разойтись, а банда — залечь на дно.
— Второй мизинец, — велел я.
Пара неприятных минут, и мы получили адрес и имя посредника.
— В околоток, — ткнул я пальцем в хозяина дома. — На каторгу пожизненно, в обвинении — организация банды с целью убийства полицейского, нападение на служителей Русской Православной Церкви, незаконный оборот опиума, организация незаконной проституции, рабовладение.
Оценив букет, околоточный уважительно присвистнул.
— Поехали до посредника, лиходеев по пути допросом, — велел я Конвою и полицейским.
Интересная будет ночка.
Глава 5
Утром меня разбудила лично Дагмара — она вполне согласованно прибыла в Зимний, дабы организовать большой прием, на котором мы официально объявим, что Императорские полномочия потихоньку передаются мне.
— Зачем ты в эту грязь полез⁈ — возмущенно спросила она.
Похлопав невыспавшимися глазами, я покосился на часы — почти одиннадцать, три с половиной часа сна как-то маловато, учитывая прием, который затянется за полночь — и повернулся на бок, натянув одеяло на голову с бессмертным:
— Еще пару часиков, мама.
Фыркнув, Императрица ушла, дав мне спокойно досмотреть дивный сон о том, как я верхом на слоне гоняю по Петербургу криминальные элементы, не забывая указывать пальцем на особо злобных, коих слону надлежит прикладывать зажатой в хоботе, раскрашенной под хохлому, дубиной.
Покосившись на почту — потом разберу — я пошел в столовую. Минусы нынешнего, медленного мира давно мне ясны — чтобы получить эффект, нужно с полгодика бегать сломя голову и фонтанировать проектами, а потом несколько томительных лет держать руку на пульсе. Большевики не зря планировали развитие страны «пятилетками» — по моим прикидкам, где-то к 1896 году я как раз и получу гигантский прирост по всем направлениям. Безусловно, что-то проявит себя раньше — например, прииски, золото с которых потихоньку поступает уже сейчас или патентные отчисления от Сибирия, будущего пенициллина и прочего. Что-то — наоборот, «выстрелит» с задержкой, но этим можно в глобальном планировании пренебречь. Когда «первая очередь» модернизации завершится, придется попахать еще с полгодика, дабы направить полученное в нужное русло — подготовку к большой европейской войне. Ну а в промежутке буду развлекаться чистками, созданием и упорядочиванием направленных на поддержание общественного порядка структур и идеологической накачкой населения, подкрепленного вполне ощутимым экономическим, культурным и прочим ростом.