есь его мозг, — отказывайся! Смерть лучше! У тебя есть выбор!
— Нет. Я всегда хотел стать воином света. Выбора у меня нет.
Извиваясь, змея поднялась к потолку, грозно шипя и собираясь напасть… Распрямившись, он принял боевую стойку — так, как когда-то на ринге, и, принимая вызов судьбы, бросил с горькой неизбежностью, как человек, принявший окончательное решение:
— Я новый страж! Я — твой страж!
Земля разверзлась, и змея, извиваясь, исчезла в пылающих недрах. Растворяясь в пространстве, выиграв свою последнюю битву, краем ускользающего сознания он увидел белое облако — это уходила ввысь, к свободе, душа предыдущего стража. Белый цвет обозначал душу, ставшую ангелом.
Антикварная лавка находилась в самом центре туристических маршрутов старого города. В ней всегда было многолюдно — людей привлекало обилие китайских безделушек и редкостей, выставленное в немного тесном зале. В лавке всегда торговал ее хозяин — старик-китаец с круглым лицом, похожим на полную луну или масляный блин. Его звали старик Ван.
Двое мужчин (в одном из них можно было узнать известного боксера, выступающего в среднем весе, второй был его менеджером, и, по совместительству, близким другом, с которым боксер был не разлей вода) задержались перед входом в лавчонку. Они рассматривали фигуру Будды из зеленого камня, стоящую в нише возле входа.
— Забавная статуэтка…. У него такое серьезное лицо! — сказал боксер, — готов поспорить на что угодно, что в своей прошлой жизни он был воином, этот святой! Или кто там он у них…
— Зеленый, как из болота, — проворчал менеджер, всегда настроенный скептично, — для камня очень странный цвет.
— Но все-таки какое мужественное лицо… — задумчиво покачал головой боксер.
— Я называю его Пилотом, — сказал старик-китаец, возникая в дверях, — так его зовут… Вернее, звали когда-то. Он страж. Не хотите ли войти?
Оба вошли за китайцем в лавчонку, в которой в тот день вообще никого не было.
— Страж? — переспросил боксер.
— Страж зеленого дракона, — и, поймав взгляд менеджера, брошенный на старинный резной буфет в глубине, улыбнулся, — вы смотрите на мой буфет? Спорю на что угодно, вы бы изумились, узнав, какие вещи хранятся в нем! Например, ключи от старых отцовских жигулей…. — старик аж сиял, потирая руки от какого-то странного удовольствия, — в нем сокровища, настоящие сокровища!
— Заговаривается старичок! — шепнул менеджер, но боксер его не услышал.
— Страж зеленого дракона? Вы о чем?
— Я расскажу эту легенду с удовольствием! А вы слышали когда-нибудь про глаз зеленого дракона? — спросил старик.
Два меча
Старик закрыл дверь и, вздохнув, вернулся на свое место. С трудом сел, расправив шафрановые складки одеяния буддийского монаха. Горькие воспоминания прорвались новым вздохом, оставив складки на лбу… Годы не те… ноги слушаются с трудом, и рука все тяжелей выводит иероглифы на пергаменте — с каждым днем… и лини похожи на закорючки, на холмистые долины или дно высохшего ручья — совсем не так было раньше, не так….
Обмакнув перо в чернильницу, старик вернулся к своему пергаменту: «как птицы, парили в небесах легенды о Великом Храме Поднебесной… о воинах, пришедших с неба, чья поступь была как сталь, а сталь их мечей — как горный хрусталь искрящейся чистоты, переливалась отражением волшебного света…». Пергамент мирно поскрипывал под рукой старика. Чернила капали на пол. Старику так много нужно было рассказать, так много… А времени оставалось так мало! Успеть! Лишь бы успеть, пока не пробьет час! Все внутри сдавило горькое (горькое, как складка на лбу) чувство тревоги. В последнее время тревога становилась все отчетливей, все сильней. Увеличивалась, росла с каждым днем. И нужно было успеть. Успеть! Скрип двери заставил старика поднять голову, и, похолодев, молча смотреть, как на пороге вырастает длинная тень. Тень, приобретающая реальные очертания. Все больше и больше. Перо выпало из рук старика, оставив тоненькую чернильную черточку на протертой циновке.
Письмо, отправленное срочной почтой, главпочтамт. Пекин
«Дорогой друг, я надеюсь, что ты выполнишь мою просьбу. Я прошу не так много, не правда ли? Задержи мой отпуск на лишнюю неделю! Поверь, ничего страшного не случится. Ну придумай что-нибудь, ты такой умный! Скажи всем, к примеру, что я тяжело заболел. У тебя получится. Я знаю. Я никак не могу вернуться сейчас! Итак, дело, которое погнало меня за тысячи километров от Пекина. Ты не прочитаешь об этом в газетах, не услышишь в новостях по телевизору… но я уверен — если я настигну свою цель, если я добьюсь результата, мир вздрогнет гораздо больше, чем от любых сенсационных историй! Ты же знаешь, я умею найти приключения на свою голову! Только в этот раз все намного серьезней, чем какая-то очередная глупость. В Пекине я не задержусь. Сегодня же вечером я еду в Ханьчжун. Поверь, я действую так не из-за сумасбродства! И не только потому, что случайно оказался свидетелем убийства. А потому, что ключ к убийству старика-монаха у меня в руках. Я отправляю по электронной почте еще одно письмо. Включи свой компьютер и прочти, тебе многое станет ясно».
Письмо по электронной почте (два часа спустя)
«Итак, подробности, которые я обещал. Мой отпуск закончился совершенно неожиданным образом. В то утро я действительно отправился осматривать старинный монастырский храм — с беспечной толпой других туристов. Эти туристы затоптали весь монастырский двор (галдящее, жующее стадо двуногих!). как я оказался в том коридоре? Сам черт не разберет! Я и сам до сих пор ничего не понимаю! Просто случайно толкнул дверь в стене и оказался в темном помещении, напоминающем лабиринт, и понял почти сразу, что попал во внутренние покои монастыря (те самые покои, куда не допускаются посторонние). Эти покои полностью закрыты для туристов, и я был в них. Я шел по коридору до тех пор, пока не увидел справа полоску света. Честно тебе скажу, я немного испугался. Мало ли что рассказывают о тайный ходах древних монастырей! А вдруг я так и не найду выход? Но свет горел из-за приоткрытой двери, и я вошел туда. Я увидел старика в одежде монаха, который, скрестив ноги на полу, старательно выводил древние каллиграфические иероглифы на желтом пергаменте. Увидев меня, старик что-то забормотал на китайском, оторвал полоску от рукописи и быстро протянул мне. Его глаза смотрели на меня умоляюще и тревожно. В этот момент в помещение вошел человек в европейской одежде (гид одной из туристических группы) и, сделав мне строгий выговор на английском, вывел на монастырское подворье. Но ты ведь понимаешь, не правда ли, что я успел взять из рук старика полоску рукописи? Это был тот самый старик-монах, убийство которого вызвало столько толков… его тело нашли этой же ночью — таким образом, я видел его за несколько часов до того, как произошло убийство! В полиции об этом не знают. Местные жители называли его святым отшельником. Он никогда не выходил из своей кельи. Так получилось, что я — единственный человек, у которого есть ключ. Я перевел иероглифы, написанные на обрывке пергамента. Это название города: Ханьчжун».
Из дневника. 3 июня
«ночью я проснулся от топота ног, бегущих по коридору. Это было так странно… в сонном городке происходило что-то, похожее на жизнь. Когда я только попал сюда, то в первый же день мне показалось, что здесь остановилось время. Древний монастырь…. Он снился мне по ночам, и, когда я увидел его наяву, я вдруг испытал очень странное ощущение… как будто все, что было со мной до этого мгновения, было лишь сном, и только сейчас я начинаю постигать настоящую реальность. Как будто я вступил в другой мир и увидел то, что давно хотел понять… Странно, не правда ли? Услышав топот, я открыл дверь и сразу же поймал мальчишку-коридорного. Я спросил, что произошло. На ломанном английском мальчишка быстро залопотал:
— убить… храм… Убить… святой… ты не понять… святой убить в храм…
Из этого следовало, что в монастыре кого-то убили. Несмотря на ночь, я быстро оделся и пошел (почти побежал!) к монастырю. Все вокруг было темным. Я обошел монастырскую стену и влез внутрь — так я оказался внутри, снова в помещениях, закрытых для туристов. Я был во дворе, где находилось несколько машин и толпилась группа молодых людей — по-видимому, репортеров. Я решил прикинуться иностранным журналистом и подошел к ним. Вскоре я уже знал, что произошло. Убили старика-монаха, который никогда не выходил из своей комнаты (кельи). Его обязанностью в храме при монастыре было вести летопись, что он и делал целые дни. Даже еду ему подавали сквозь небольшое окошко. В праздничные дни к этому окошку разрешали подходить больным, и старик исцелял их одним прикосновением ладони. В поселке старика почитали святым. Никто не знал, как и откуда он появился в монастыре. Казалось, он провел в нем всю свою жизнь! Старику было ровно 103 года. Кому понадобилось убивать безобидного монаха? Да еще монаха в таком возрасте? Полиция напускала на себя таинственный вид и отказывалась сообщить даже то, каким способом его убили. В поселке началась паника — старый монах был чем-то вроде местного талисмана. Репортеры недоумевали — спросонья им ничего не шло в голову. Из разговоров я понял, что это тот самый старик, которого я видел днем! Тот самый старик, который дал мне обрывок пергамента с иероглифами! Я так и не успел их перевести… Стоило ли рассказывать об этом полиции? Кто-то из репортеров (кажется, тоже иностранец, как и я) рассказал о странном разговоре, который он случайно услышал (разумеется, подслушал. Монастырь в ближайшие дни собиралась посетить какая-то важная иностранная делегация, поэтому полно было журналистов отовсюду). Этот ушлый репортер долго работал в Китае и владел языком, поэтому смог понять, что шеф местной полиции кричал своему помощнику. Он кричал следующее: «Это что, анекдот? Ты издеваешься? Начальство мне башку скрутит, если я доложу, что старого хрыча 103 лет пристукнули таким странным способом, чтобы украсть обрывок бечевки, половину гусиного пера, пару старых сандалий и пожелтевшую бумажку, на которой тот записывал свои ненормальные сказки?"» каким способом убили старика, репортеру не удалось услышать — полицейские об этом не говорили.