Глиссандо — страница 6 из 28

тся. Я знаю. Я многое знаю о его предпочтениях, начиная с цвета волос, заканчивая стилем в одежде. Я раньше так и не одевалась вообще — как леди, — сейчас только так. Каблуки, платья, блузки — мне в них нечем дышать, но Макс и его внимание, его любовь того стоят.

Грудью чувствую дуновения ветра, от которого моя кожа набирает температуру. Горю. Дышу часто, но продолжаю стоять и не шевелиться, чтобы дать ему самом возможность окунуть нас в этот омут. Нет, я не против, я хочу этого, ведь от каждого нашего поцелуя, я понемногу схожу с ума, и мне нравится это тропинка безумия. Чувствовать его руки, губы, слышать его голос. Он подходит ко мне ближе, потом берет меня за руку и сплетает наши пальцы. Молчит. Да и о чем здесь говорить? Мне все сказали его глаза.

Я делаю свой шаг, прижимаясь к нему всем телом, потом слегка привстаю на полупальчиках, ведь даже с моим ростом, разница у нас есть. Я бы хотела сказать, что мой поцелуй выходит робким, так это звучало бы красиво, но это была бы неправда. Я не умею быть робкой, сколько бы не пыталась научиться у Розы, я другая, но ему это, кажется, нравится. Макс подхватывает меня под бедра и несет в сторону кровати, куда укладывает и ложится сверху. Вес его тела меня возбуждает. Обычно нет. Я вообще люблю быть сверху, чтобы не задыхаться, а с ним и это иначе. Мы, как одно целое, что сейчас и станет «не как будто», а реальностью.

У меня дрожат пальцы от предвкушения. О Максе говорят многое, действительно, это так, но о его возможностях в постели прямо трубят. Он как будто родился от Афродиты, и сам бог секса и любви, хотя чему удивляться? Так и есть, наверно, раз судьба дала ему день рождение в день любви. Это и есть судьба — он ее воплощение. Каждое движение, неспешное или с набором ритма, каждое и плевать! оно просто умопомрачительно. И мне хорошо так долго, как никогда и ни с кем не было.


26; Макс


Лили смотрит мне в глаза, а на их дне я вижу картины «нас» на моих простынях. В разных позах и с разной амплитудой, но это мы. Когда-то давно. Долгие мы, два с половиной года нас. Я честно не знаю, чем бы это кончилось, не кончись тем, что есть сейчас. Когда-то давно я готов был ради этой женщины на все: бросить девушку, которая была не просто моей, которая была моим другом, отменить нашу свадьбу, отказаться от семьи и своего наследства. Я правда был на это готов или это были лишь эмоции? Юношеский максимализм? Не знаю, как легла бы карта, правда, но Лили меня разрушала. Не из-за денег или перспективы их лишиться, правда, я могу заработать и сам, как показала практика. Квартиры на Мосфильмовской — результат «меня», в них нет ни грамма отца. И в моей платиновой карте его нет. Мне грело душу, что Амелия пусть и спускает деньги, как фантики от конфет выкидывает, но она делала это с моими деньгами. Принципиальная разница. В чем этот самый принцип? Да в том, что я не позволил бы ему коснуться ее даже так.

Но почему тогда ради Лили я был готов отменить свадьбу, а ради Амелии нет?…

Хмурюсь и перевожу взгляд в огонь. Ответ расплывчат, и его искать сейчас у меня нет сил. Я слишком устал, поэтому делаю глоток виски и тихо спрашиваю у Лили.

— Так что там с ее братьями? Поделишься поподробней?

4. Bang Bang (My Baby Shot Me Down)

Music played and people sang

Just for me the church bells rang

Now she's gone, I don't know why

And till this day, sometimes I cry

She didn't even say "goodbye"

She didn't take the time to lie

Bang bang, she shot me down

Bang bang, I hit the ground

Bang bang, that awful sound

Bang bang, my baby shot me down

Frank Sinatra — Bang Bang (My Baby Shot Me Down)[6]


— …Их четверо, да?

Лили слегка кивает, туша сигарету безжалостно и бескомпромиссно.

— Да. Я уже говорила, что Ирис сбежала из дома, когда ей было шестнадцать. Первый год в России она потратила на то, чтобы осесть. За это время она действительно участвовала в конкурсе красоты, потому что иначе оплатить учебу было нереально. Там как раз давали грант, и она часто шутила, что это была ее судьба. Она ведь работала в какой-то забегаловке официанткой, снимала комнатушку, и однажды, после долгой и муторной смены шла домой почти в отчаянии.

— Готова была все бросить и вернуться?

— Именно. Ирис смелая, но она всегда была принцессой. Их так воспитали. Пусть у них и были финансовые проблемы, но аристократы, даже если бедны, как церковные мыши, все равно аристократы.

— И что же ее остановило?

— Судьба, — усмехается, а потом зажигает новую сигарету.

Я за этим слежу неусыпно. Зачем-то. Лили никогда так много не курила, а теперь да. То ли от нервов, то ли от привычки — мне это было неизвестно, но я все таки надеялся, что первый вариант. Тем временем, пока я лелеял свои надежды, Лили сделала затяжку и вместе с ней выдохнула продолжение, которое, если честно, было достаточно увлекательно. Я, даже не смотря на все свои связи и умения добывать информацию, мало что смог узнать о ее семье. Она и сама редко о них говорила. Наверно я до сих пор здесь сижу исключительно потому что единственный источник информации цедит второй бокал вина и курит третью подряд сигарету…

— …У нее порвался браслет, — задумчиво протягивает моя бывшая, хмуря брови, — Семейная реликвия ну или типа того. В общем у нее отскочил камень, за которым естественно побежала и наткнулась глазами на рекламную вывеску конкурса, который давал ей все, что она хотела: возможность учиться, общагу и стипендию. В последствии, конечно, этот конкурс дал ей еще больше…

— О чем ты?

— Именно на этом конкурсе она познакомилась со своим мужем.

Драматичная пауза и не менее драматичный взгляд, но какой реакции она ожидала? То, что конкурсы красоты всегда были и будут одним из любимых развлечений богатых мужиков — аксиома. Это же очень удобно, ну правда: приходишь, как в магазин, а на витрине уже выставлены лучшие образцы. На любой вкус. У меня есть друг, с которым мы учились в школе, так он только на конкурсах красоты себе любовниц и подбирает, как бы это не звучало. Говорит, что у него слишком мало времени искать кого-то, а так и искать не надо, все зависит лишь от твоих возможностей и предпочтений, точнее в нашем случае от настроения. У таких, как мы, в действительности нет определенного типажа, вокруг нас слишком много людей, женщин в частности. Даже не так: у нас слишком много возможностей, чтобы ограничиваться одним типажом. Да, вот это уже ближе к истине.

Не получив реакции, Лили слегка закатывает глаза и коротко смеется, но делает глоток вина и продолжает.

— В общем там они познакомились. Ей было семнадцать, когда они начали встречаться, ему около двадцать пяти. Знакомая ситуация, да?

Она колет меня намеренно. Снова — зачем то. Я не знаю зачем, поэтому решаю пока попридержать все свои реакции. Вообще все. Сижу, как статуя, лишь моргаю и смотрю на огонь, покручивая стакан о подлокотник. Но Лили все никак не угомонится! Она опирается на свой подлокотник и двигается ближе ко мне, щурится, а потом тихо-тихо выбивает и без того шаткую табуретку под моими ногами.

— Наверно правду говорят, что дети идут по стопам своих родителей.

— Зачем ты это делаешь?! — рычу, она же гневно, зло усмехается.

— Не понимаю о чем речь!

Понимает. И я вдруг понимаю: Лили ревнует. Она подпила, плохо себя контролирует, и правда начинает сочиться из каждой ее поры. Лили ревнует меня к своей сестре, вон как пляшут дьяволы на дне ее таких же пьяных глаз. Это снова не огонь, это именно ревность, которая лично меня вводит в ступор. Как она может делать это в данной ситуации?! Мне действительно хочется об этом спросить, но я не успеваю. Наверно хорошо, что она сейчас берет себя в руки, потому что боюсь, разговор наш зайдет не туда. Я сам под впечатлением, и если обычно смог бы сыграть с ней в любые, дурные игры, сейчас мне сложно собраться и сконцентрироваться. Меня преследует запах чего-то сладкого…карамели или кокоса.

Тру глаза, она же отгибается на спинку кресла, давя в себе любые зачатки сорвавшегося с рельс поезда, выдыхает и снова кивает, будто самой себе.

— Ирис родила своего первого ребенка, когда ей исполнилось восемнадцать. Его зовут Арнольд.

— Арн.

— Да, — мягко отвечает, улыбается вторя и смотрит, как я секунду назад, лишь на языки пламени, словно меня и нет тут вовсе, — Знаешь, мы же не жили в России. Папа работал в Норвегии. В Осло у него была своя лаборатория, красивый, шикарный дом. Я любила этот дом. Он был действительно царским, примерно, как дом Насти, только вместо дерьмового сада — огромное поле с лошадьми. Каждое утро, когда я просыпалась, выглядывала в окно и здоровалась с ними…

Стыдно признаться, но я этого никогда не слышал. Ни ее такого голоса, ни ее взгляда, которым она сейчас пожирает то, что пожирает все остальное, если теряет контроль, ни ее такой в принципе. В этот момент я понимаю, что сейчас передо мной не та женщина, которую я знал. Точнее думал, что знаю. Нет, я ее совсем не знаю на самом то деле. Лили для меня, бывшая когда-то настолько родной и близкой, оказалась по факту далеким островом в холодном океане…На самом деле в ней столько сожалений. Тонна и еще одна, сверху прижатая бесконечностью.

— Мама их очень любила. Они с Ирис занимались конным спортом, как бы забавно это не звучало. Налет клише и все дела…

— Ты с ней не общаешься? — тихо спрашиваю, Лили наконец пару раз моргает, потом опускает взгляд на свою сигарету и слегка мотает головой с натянутой улыбкой.

— Нет.

— Почему?

— Не могу ее простить.

— За то что бросила?

— За то что убила меня.

Я хмурюсь, а она поднимает глаза и врезается ими в меня. Вижу, как зачатки слез собираются в их уголках, но молчу. Стараюсь не показать жалости к этой глупой, так сильно заплутавшейся девчонке, но мне ее жаль. По-человечески и очень сильно, я ведь прекрасно понимаю, что она хочет и скажет дальше.