Гнев Несущего бурю
Глава 1
Год 3 от основания храма. Месяц третий, называемый Дивойо Потниайо, Великой Матери, приносящей весну, посвященный. Март 1173 года до н.э.
Чая тут нет, зато есть мелисса, тимьян и множество других ароматных трав, названия которых я не знаю даже приблизительно. А еще у меня есть самовар, на изготовление которого у мастера-медника ушел почти год, особенно на краник. То одно не выходило, то другое. То течь начинал по шву, то уголь гас. Обошелся он мне как двадцативесельный кораблик, но дело того стоит. Я сижу и прихлебываю ароматный напиток из смеси, рецепт которой Кассандра не откроет мне даже под пыткой. Они с моей женой пристрастились гонять чаи с плюшками, каковые их научила печь египтянка Нефрет. Если быть точным, это не совсем плюшки, но более подходящего слова я не знаю. Бабы в Энгоми как с ума посходили, и теперь каждая матрона считает своим долгом иметь личный рецепт горячего напитка и сдобы, куда добавляли все подряд. От инжира и изюма до рубленого мяса и фисташек. Их весьма кстати привез Кулли из Вавилонии. И травяной напиток, называемый чаем, теперь в каждом богатом доме свой, хотя он похож на все что угодно, но не на чай. Туда что только не клали…
Крошечный храм Немезиды стоит за городом, на отшибе, окруженный старым садом. Когда-то здесь была усадьба знатного писца, сгинувшего в лихолетье войны. А теперь вот святилище. Храм пятнадцати шагов в ширину, с четырьмя колоннами на фасаде, с глухими стенами и тяжелой дверью. В зале все время горит жертвенник, освещающий бронзовую статую какой-то птицы с человеческим лицом. Жутковатая тварь с крючковатым клювом на довольно милой девичьей мордашке и перьями-кинжалами пробирала до печенок даже меня. Смотришь на нее, и капля пота по спине течет. А когда наконец отрываешься от равнодушной пустоты лазуритовых глаз, то видишь вместо птичьих лап человеческие пальцы, увенчанные длинными когтями. Я и представить себе не мог, что у Анхера настолько разыграется фантазия, но именно такой он видит богиню мщения. Этих богинь как бы много, но собственных имен они еще не имеют. Не придумали пока. То Эриниями называют, то Эриной. Кто во что горазд, в общем. Я решил исправить это упущение, все равно никто ничего не поймет. Мешанина из богов сейчас просто невероятная. Тут они в каждой деревне свои. На посетителей храма созерцание статуи богини действует совершено безотказно. Это ведь я циничная сволочь, а здесь люди искренне веруют в потустороннее. Даже обмороки пару раз случались.
Этот храм я велел построить подальше от дворца, потому как терпеть не могу вопли и запах паленого мяса. Кассандра, получив приказ найти заказчика моего убийства и услышав, что теперь ей можно абсолютно все, поняла это как-то слишком буквально. В процессе своих поисков она начала находить столько всего интересного, что мое несостоявшееся убийство как-то незаметно отошло на второй план. Кассандра хотела узнавать новое, и теперь это самое новое она не могла лопатой разгрести. Сведения сыпались на нее со всех сторон, потому что поставляли их теперь сотни людей. Начиная от писцов, прикрепленных к архонтам, и заканчивая распоследней проституткой, которая знала, что если принести сюда нечто любопытное и рассказать молчаливой пожилой жрице, то можно получить от обола до золотого статера. Как повезет.
Впрочем, Кассандра сбором сведений не ограничилась и расширила свои горизонты, создав зародыш контрразведки. Потому-то я и велел построить этот небольшой храм прямо поверх руин дома с обширным погребом. Подвал оказался нужен как воздух, потому что именно тут мы с ней и сидели, наслаждаясь приятной прохладой и гробовой тишиной. Сквозь толстые своды не проникало ни звука, и это место было единственным, где я мог говорить свободно, не боясь того, что меня подслушивают. Двое здешних служителей, купленных Кассандрой за приличные деньги, были немыми. Предыдущий хозяин резко повысил их стоимость, вырезав своим рабам языки. Мужиками они оказались толковыми, и устройство дыбы освоили мигом. Вот она, в углу, пока что простаивает без дела. Кассандра знает, что я брезгую видом пыток, и поэтому у служителей Священной Истины (так называют здесь палачей и дознавателей) сегодня выходной. Такая вот у меня свояченица, любительница погонять чаи с плюшками. Она удержу не знает в своем любопытстве, вон, даже дыбой для его удовлетворения пользуется.
— Кто у тебя сейчас в работе? — спросил я ее, прихлебывая ароматный напиток, куда бросил ложечку меда.
— Сидонец один, — легкомысленно махнула Кассандра пухлой ладошкой. — У этих твоих… эллингов крутился. Все хотел устройство кораблей вызнать. Людишек в кабаке поил, вопросы странные задавал. А у самого ни товара с собой, ни дел особенных в Энгоми нет. Вот его трактирщик и сдал.
— Сколько ты ему платишь? — хмыкнул я.
— Да он скоро на эти деньги второй кабак откроет, — хладнокровно ответила Кассандра. — И пусть. Полезный человек. От него пользы даже больше, чем от портовых шлюх.
— Это хорошо, — кивнул я. — Нужно военные верфи на Кипр переносить. В Угарите куда хуже пригляд. Пусть там торговые суда строят. Только и спасает, что место пустынное, и посты стражи везде.
— Судья Калхас донесение прислал, — наморщила носик Кассандра. — Власти великого царя басилей Афин не признает вовсе. Земли, что лежат за Аттикой, её не признают тоже. Ни Беотия, ни локры, ни тем более, Фессалия. Коринф долго колебался, но теперь тоже говорит, что живет сам по себе. Цари Пелопоннеса на грани, братец. Если силу свою им не покажешь, то они совсем скоро твоих писцов перережут, а земли теменоса разделят между собой.
— А я и покажу, — усмехнулся я. — Я две тысячи в поход уведу. Прямо к Афинам.
— Так ты же хотел в Вилусу идти? — непонимающе посмотрела на меня Кассандра. — Даже царей вызвал сюда. Я думала, что они не приедут, и ты пойдешь именно туда.
— Да, я пустил такой слух, — признался я. — Но на самом деле мне нужны Афины и Коринф, сестрица. Даже больше, чем Пелопоннес.
— Зачем? — недоуменно уставилась на меня Кассандра. — Афины — глушь, приют козопасов. Их акрополь — обычная скала, там даже стен нет.
— Мне нужны горы на Лаврионском мысу, — усмехнулся я. — Они просто набиты серебром. Отдать их кому-то — значит нажить себе богатого врага. А у Коринфа я устрою волок и буду брать за провоз товара через перешеек приличные деньги.
— Ты будешь добывать серебро около Афин! — понимающе кивнула Кассандра.
— Ни в коем случае! — развеселился я. — Я просто никому не позволю добывать серебро около Афин. Мне пока что вполне хватает рудников Сифноса. Если я это сделаю, цена серебра упадет раза в три-четыре.
— Я рядом с тобой опять полной дурой себя чувствую, — грустно улыбнулась Кассандра и качнула головой, украшенной затейливым переплетением кос и драгоценными заколками. — И откуда ты такой взялся? Ведь я хорошо помню твоего отца. Обычный крестьянин, только чуть побогаче других. Открой мне свою тайну, братец. Тебе ведь не нужна роскошь, я это вижу. Ты велел отделать свой мегарон, но это только для того, чтобы внушать трепет другим. Твои покои просты, как палатка воина. У тебя даже наложниц нет. Феано не в счет, ты скоро выдашь ее замуж. Тогда зачем это все? Чего ты хочешь? Я не понимаю…
— Я спасаю этот мир, сестрица, — совершенно серьезно ответил я, прихлебывая травяной настой. — Держава хеттов простояла сотни лет и рухнула в одночасье. Кто мог бы подумать о таком еще лет десять назад? А рухнула она потому, что остановилась торговля. Великий царь сидел в своей Хаттусе, собирал пошлины с купцов и поэтому имел возможность вознаграждать воинов и держать в узде мелких князьков. Как только поток товаров иссяк, а земля вокруг Хаттусы перестала рожать, страна немедленно развалилась. Мало пошлин, плохие урожаи, а со всех сторон идут непонятные люди, которые ищут свой новый дом. И этим людям не нужны дворцы, храмы и письменность. Им нужен клочок земли и крошечный ручеек. А всех, кто им будет мешать, они пустят под нож или сделают рабами. Зачем расписной кувшин дикарю? Его баба слепит кривой горшок, и он будет доволен. Если не остановить все это, мир рухнет, сестрица. Люди разбегутся в разные стороны и начнут убивать за горсть зерна. Только торговля еще держит его на плаву. Представь, что будет, если я перестану продавать медь и железо.
— Хм… — задумалась Кассандра. — Металл сильно подорожает. Значит, крестьяне не смогут купить хороший инструмент. Значит, они меньше посеют и меньше соберут. Голод наступит, братец.
— Голод, — согласился я. — Меньше еды — меньше воинов. Хуже оружие и доспехи. А потом приходят фракийцы, шарданы или арамеи и втаптывают нас в грязь. Гибнут писцы, жрецы и искусные мастера, такие как Анхер и тот, кто сделал этот самовар. Их труд не нужен новым хозяевам. И тогда мир накрывает черное облако. Наступает дикое время, в котором нет ни закона, ни порядка. И нет больше твоего чая с плюшками, потому что никто не привезет финики из Таниса, которые ты туда кладешь.
— Ты, братец, продолжай делать то, что делаешь, — совершенно серьезно посмотрела на меня Кассандра. — Мир, в котором есть самовар и сдобные плюшки, определенно, нужно спасти. Но почему ты один должен платить за то, чтобы всем было хорошо? Порядок стоит дорого. Почему именно ты несешь все бремя расходов?
— Я собираюсь исправить эту несправедливость, — проявив жуткую невоспитанность, я с шумом втянул в себя настой ароматных трав. — Вкусно! Я сестрица, большую стройку в Энгоми затеял. Городские стены, храм, порт… Биремы одну за другой на воду спускают. У меня, сестрица, казна начинает показывать дно.
Пару недель спустя. Сифнос.
Странное это было богослужение. Эгисф стоял позади царя, одетого в пурпур, и подавал ему куски жертвенного мяса, которое тот бросал в огонь. Старший жрец взмахнул рукой, и у входа в храм выстроились десятки мальчишек, которые начали петь. Тонкие, пронзительные голоса отражались от мрамора стен и разносились далеко, до самого последнего босяка, что стоял в толпе, окружавшей храм. Вечером все население города приходило сюда, послушать это пение.