Бунт против родительских ожиданий представляет собой здоровую отстраненность от отчего дома, особенно в период полового созревания. Однако и во взрослом возрасте некоторые люди испытывают желание противоречить. Они не могут спокойно сказать «да» или «нет». Если они говорят «да», это вызывает у них давнее детское ощущение, будто они подчиняются ожиданиям взрослых, а если они говорят «нет», их охватывает чувство вины. Отсюда нередко происходит позиция «и да, и нет». Это означает, что они не занимают конкретную позицию, а увиливают от принятия решений.
Два типа
Люди, чей внутренний баланс нарушен в пользу привязанности, часто немного наивны, нуждаются в гармонии, слишком адаптированы, плохо добиваются желаемого и подавляют агрессию. Они живут в рассеянном и хроническом страхе вызвать недовольство и быть отвергнутыми. Увереннее всего они чувствуют себя с тем, к кому привязаны. Привязанность означает для них безопасность. Поэтому они всегда стремятся соответствовать ожиданиям других людей наилучшим образом.
Люди, чей внутренний баланс нарушен в пользу автономии, подозрительны, мало готовы к компромиссу, целеустремленны, напористы и нуждаются в большом личном пространстве. Для них безопасность – это отсутствие доверия и самостоятельное решение всех вопросов. Поэтому они никого не подпускают по-настоящему близко и всегда сохраняют критическую дистанцию.
Адаптированные и автономные родители
Для упрощения мы хотим назвать тех, чей внутренний баланс смещен в сторону привязанности, адаптированными. Тех, чей внутренний баланс смещен в сторону автономии, мы назовем автономными. Ни один из терминов не содержит никакой оценки, они всего лишь упрощают формулировки при написании книги.
В главе «Как было у меня дома» (см. стр. 58) мы рассмотрим задачи адаптированных родителей, а потом – автономных.
Однако сначала вернемся к тому, насколько сильно наш ранний опыт повлиял на наше видение реальности в дальнейшем. Если ты перечитаешь на страницах 44–45 список навыков привязанности и автономии, то, наверное, удивленно заметишь: «Это именно те навыки, которыми мне бы хотелось обладать в совместной жизни с моими детьми». С одной стороны, мы хотим любить наших сыновей и дочерей, проникнуться их чувствами и резонировать с ними. С другой стороны, мы хотим утвердиться как отец и мать, удовлетворять собственные потребности и воспринимать детей как самостоятельных людей. Это правильно. Если мы можем поддерживать этот баланс в семье, у нас есть хорошая основа для сосуществования, в котором все могут развиваться и чувствовать себя комфортно.
Мой взгляд на мир и его влияние на мой стиль воспитания
Если мы стремимся воспитывать наших детей таким образом, чтобы дать им ощущение безопасности и привязанность, а также свободу и автономию, первое, что мы должны сделать, – взглянуть на дом наших родителей и времена нашего детства. Это даст нам ценные подсказки о том, насколько мы с самого детства находимся в состоянии баланса между привязанностью и автономией. Мы часто ощущаем, что характер наших отношений связан с нашим характером. Один человек заботлив до крайности, другому нужна дистанция. Один может установить связь с другими людьми, другой – нет. Однако мы упускаем из виду, что то, как мы формируем отношения и располагаемся между полюсами «привязанность – автономия», связано с нашим характером гораздо меньше, чем с ранними импринтингами[4], полученными от родителей. Они – основа наших чувств, мышления и поступков в отношениях. И именно в контакте с нашими дочерьми и сыновьями, когда мы выступаем в роли отца или матери, очень явно выходят на первый план эти старые шаблоны.
В детстве родительская среда – самая значимая реальность для нас. То, что мы узнаем в это время, воспринимается нами как неоспоримая истина.
Наши принципиальные навыки привязанности и автономии зависят во многом от того, насколько хорошо родителям удалось удовлетворить наши желания, связанные с этими двумя потребностями. Например, если мы получили много любви и внимания от обоих родителей, обычно нам легко передать эту любовь своим дочерям и сыновьям. Если же у нас были родители, которые не давали нам ощущения безоговорочной любви, то может случиться так, что у нас возникнут трудности принять своего ребенка таким, какой он есть. Может случиться и так, что мы, имея добрые намерения, просто задушим ребенка любовью, в отличие от своих родителей.
В некотором смысле можно представить влияние нашего детства на примере очков. В детстве, благодаря взаимодействию с отцами и матерями, мы узнаем, как можно перемещаться между полюсами привязанности и автономии. Если родители могут любить нас безоговорочно, заботиться о нас и в то же время предоставлять свободу, мы усваиваем следующее: «Со мной, таким, какой я есть, все в порядке»; «Я могу любить людей»; «Я не обязан всем нравиться»; «Я могу делать то, что хочу, и меня за это не накажут».
Нам надевают очки, через которые мы видим мир. В них мы и продолжаем жить, будучи взрослыми. Поэтому и во взрослой жизни наша субъективная реальность находится под влиянием детского опыта. Через эти очки мы воспринимаем и своих детей – и соответственно реагируем на них. Вот почему нам так важно распознать эти очки, ведь только тогда мы сможем сознательно изменить восприятие своих детей и наше к ним отношение.
Так, например, в детстве Елизавета столкнулась с тем, что родители мало понимали ее. Они часто демонстрировали, что она чувствует и думает неправильно. Поэтому у нее плохо развита уверенность в собственных силах. Это очки, через которые она воспринимает действительность: она живет в постоянном страхе потерпеть неудачу и быть отвергнутой. Теперь у нее самой есть ребенок. Будучи матерью, она автоматически ощущает важную потребность защитить ребенка от страха перед неудачей. При этом она не понимает, что ее страхи – ее личная проблема, разросшаяся благодаря воспитанию. Вместо этого она думает, что этот страх – реальная угроза, от которой надо защищаться. Исходя из лучших побуждений, стремясь сделать ребенку добро, Елизавета всеми силами поощряет своего сына. Она очень хочет, чтобы ее ребенок раскрывал свой потенциал в спорте, в социальной жизни, а также в школе, добивался максимальных результатов и никогда не боялся потерпеть неудачу. Однако из-за притязаний матери ребенок ощущает давление, поэтому у него развивается тот же страх перед неудачей, что и у нее. Таким образом, желая лучшего, Елизавета добивается прямо противоположного.
Категории привязанности и автономии – основные темы, окрашивающие наши очки. Они экзистенциальны. Если мы, например, несем в себе неизбывную тоску по привязанности, возможно, мы будем чрезмерно привязывать к себе детей. В этом случае мы слишком плохо воспринимаем их желания автономии и самостоятельности. Если же мы испытываем потребность в свободе и склонны к независимости благодаря собственному детскому опыту, мы будем испытывать стеснение от желания привязанности и заботы со стороны своих детей. В этом случае мы слишком плохо воспринимаем их потребность в помощи, заботе и понимании.
До тех пор, пока мы смотрим на мир через «детские» очки, наше итоговое восприятие всегда искажено. Искажение при этом означает, что мы не воспринимаем детали, не замечаем часть реальности, игнорируем информацию или интерпретируем ее так, чтобы она соответствовала призме нашего взгляда.
Пример Елизаветы совершенно ясно показывает, почему так важно распознавать собственные шаблоны. Иначе велик риск того, что мы навяжем своим детям собственный опыт и детские травмы.
На следующем примере мы можем увидеть, какие последствия способны иметь эти искажения: родители Ханна и Йонас носят очки, которые преувеличивают тему близости и привязанности до крайности, поскольку оба испытывали в детстве постоянный недостаток любви. Итак, они смотрят на своего сына Эрика через очки «близости». Оба они – самоотверженные родители. Их сын – желанный ребенок. Для Ханны Эрик – первый ребенок, а у Йонаса уже есть двое взрослых детей от первого брака. Ханна всегда хотела детей и считает большим счастьем то, что познакомилась с Йонасом, а теперь у нее есть еще и Эрик. В детстве Ханна постоянно чувствовала себя немного одинокой. У ее отца был магазин красок в небольшом городке на севере Германии, а мать помогала ему вести дела. Хотя родители Ханны всегда были рядом, поскольку квартира находилась над магазином, ни у одного из них не было времени на нее. Ханна часто играла в куклы на работе у родителей, а иногда, совсем редко, с ней играла мать. Ханна до сих пор хорошо помнит звук колокольчика на двери магазинчика. Каждый раз мать вскакивала и бросалась к прилавку, и игра резко заканчивалась. Одним словом, потребность Ханны в близости недостаточно удовлетворялась родителями.
Йонас же тот, кто очень ценит свободу и не любит слишком сильно привязываться. Поэтому для своих старших детей он был скорее отстраненным отцом. Теперь же, оглядываясь назад, он критически рассматривает свою излишнюю сепарацию от детей. С Эриком у него есть еще один шанс. Он хочет все исправить ради малыша, быть близким и общительным отцом.
Всем нам знакомы эти искажения. Поэтому довольно часто родители не замечают чего-то в детях.
Можно подумать, что все в порядке. Однако если присмотреться внимательнее, то вы заметите, что при всей близости ребенок недостаточно развит в аспекте автономии: в три года Эрика все еще кормят кашей. Почему? Он часто давится, когда ест морковь или яблоко, которые надо жевать. Однако многочисленные медицинские обследования показали, что физических причин нарушения глотания, которое возникает только тогда, когда он должен съесть что-то твердое, нет. Ханна уверена, что должна быть некая органическая причина того, что ее мальчик не может есть твердую пищу. Йонас принял это, так как не хотел ссориться с ней. Эрик никогда еще не поглощал твердую пищу, и Ханна размышляет, не отказаться ли от места в детском саду, потому что воспитательницы уже намекнули, что не готовы кормить Эрика.