– Ну, в общем, да. Но это не настоящая смерть, вы только испытаете сопровождающие её ощущения.
– А, ну так это совсем другое дело, – съязвил Генри.
– А зачем нам это надо? – спросила я. – Мы поможем вам и переживём ложную смерть… ради чего?
– Ну, в первую очередь, это будет очень добрый поступок с вашей стороны, – осторожно произнёс Фредерик и взглянул на остальных. – Во-вторых, скажем так: в вашем концертном зале больше не будет нежелательных жильцов. Кроме прочего, это же увлекательное приключение – разве нет?
– Ты не обязана это делать, Оливия, – сказал Джакс. Он положил свои пальцы на мою руку, и по ней словно провели кубиком льда. – Мы не будем вас заставлять.
Тилли хлопнула меня по плечу – словно кто-то попал в меня снежком:
– Я не стану винить тебя, если ты откажешься, Оливия. Лично я бы не согласилась.
Мистер Уортингтон сунул руки в карманы. Я подумала, не хочет ли он что-то сказать. Может, когда-то он испытывал такой же страх, как я в последнее время?
Я высоко держала голову, словно знала, что делаю.
– Нам с Генри нужно поговорить.
Фредерик кивнул:
– Как пожелаете. – И он улетел через сцену, увлекая за собой остальных.
– Ну как? – шепнула я Генри. – Что ты думаешь?
– Я думаю, если ты собираешься помогать им, то ты чокнутая.
Последнее слово больно ужалило меня.
– Хочешь сказать – шизанутая? Отщепенка?
– Перестань, ты же знаешь, что я так не думаю. Но как мы можем им доверять? И откуда нам знать, что это «совместное пользование» не сведёт нас с ума?
Я обхватила себя руками. Генри был не так уж и не прав.
– Думаю, никаких гарантий нет.
– И вообще мы с ними почти незнакомы, – продолжал Генри. – Я хочу сказать, что готов рисковать ради тебя, но не ради них.
Я удивлённо заморгала:
– Ты бы рискнул жизнью… ради меня?
– А то! Мы же друзья.
– Но я думала… – На какое-то время я совершенно забыла о привидениях. – Я думала, мы просто партнёры и у нас чисто деловые отношения.
Генри вскинул руки:
– Конечно. Ладно. Если тебе так легче.
Я, однако, не знала, легче ли мне от этого. И не представляла, как понимать внезапное спокойствие, которое почувствовала, услышав слова Генри «Мы же друзья», сказанные таким будничным тоном.
Могут ли деловые партнёры быть друзьями?
Игорь тронул мою ногу лапой. «Ты не забыла, что твои друзья-призраки ждут ответа?»
Я тряхнула головой, пытаясь прояснить мысли, но там был туман. Смерть. Привидения. Рассеянные воспоминания. Я не могла осмыслить всё это достаточно основательно, чтобы принять решение.
– Нам нужно время, чтобы подумать, – медленно произнесла я, повернувшись к призракам. – Встречаемся здесь же завтра в полночь, и я дам ответ.
– В полночь. – Фредерик мечтательно улыбнулся. – Как это поэтично. Важные события всегда происходят в полночь.
Генри что-то зло пробормотал и отвернулся.
Внезапно Тилли пнула доску для спиритического сеанса. Её нога, конечно же, прошла сквозь неё, но призрачную девочку это не смутило.
– Зачем ты это сделала? – спросила я.
– Не приноси сюда больше эту доску, – сказала она, оглядываясь в темноту. Стоящий рядом с ней Джакс поступил с доской точно так же; они почти касались друг друга. – Она привлекает плохую породу привидений.
Глава 14
На следующий день в школе, как только Генри сел в столовой напротив меня, я спросила:
– Ну как? Поможем им? Что ты об этом думаешь?
Он сунул в рот порцию картофельного салата и сердито взглянул на меня.
– То же, что и вчера. Ни. За. Что.
– Боишься?
– Ничего я не боюсь. Просто не горю желанием притворно умирать ради призраков, которые могут сдать нас дьяволу, если мы им вдруг не угодим.
– Значит, боишься.
Он потыкал вилкой куриную котлету:
– Может быть.
– Я тоже.
– Правда?
– Да. – Я открыла альбом, пролистала страницы с эскизами привидений и нашла чистый лист. – Я не уверена, что это такая уж хорошая…
Тут у меня упало сердце. Пять страниц. В альбоме осталось всего пять пустых страниц, а у меня нет денег, чтобы купить новый. Моё зрение сузилось до размытого по краям туннеля, и, кроме этих драгоценных пяти страниц, я ничего вокруг не видела. Скоро мне придётся рисовать на чём попало – на салфетках, мятых листках из школьных тетрадей, газетах. Эта мысль была унизительной – художники не рисуют на макулатурных обрывках. У них есть альбомы с хорошей бумагой.
Однако заплакать я себе не позволила – слёзы испортят оставшиеся листы, а их и так совсем мало.
– Что с тобой? – спросил Генри.
Я захлопнула альбом, стараясь не смотреть Генри в глаза.
– Всё нормально.
Поблизости раздалось тихое покашливание. Это была Джоан. Она села за стол дальше от меня, чем обычно, на самый край скамьи, и смотрела то на нас, то на свой поднос.
– Кхе-кхе, – произнесла она снова.
– Что тебе, Джоан? – спросила я в раздражении.
– Я хотела попросить – верни, пожалуйста, мою куклу.
– Не слышу тебя.
– Я говорю, – в отчаянии почти закричала она, – отдайте мне мою куклу! Магду!
Ученики за соседними столами повернулись и стали пялиться на нас.
– А-а. – Я вынула куклу из рюкзака и подвинула её к Джоан через стол. – Вот. А доску я выбросила. Призраки сказали, что это плохая…
– Не надо, – прошептала одноклассница сквозь стиснутые зубы. – Не говори… ничего… об этих… существах. – Она схватила Магду и, выбросив нетронутый обед в мусорку, выбежала из столовой.
– Для специалиста по спиритическим сеансам она чересчур пуглива, – заметил Генри.
Но я хмуро смотрела вслед Джоан.
– Да. Она ведь видела их, правда?
– Что?
– Джоан видела призраков так же, как и мы. Это значит, что ей они тоже доверяют.
– Так что ты собираешься сказать им сегодня ночью?
Я снова повернулась к еде и стала отщипывать от хлебных корочек:
– Не знаю. Может быть, это и безумие, но…
– …но тебе любопытно.
Я взглянула на Генри и заметила удивительную вещь. Раньше я никогда не приглядывалась к нему и не обращала на это внимания. Его широко раскрытые глаза были пронзительно-голубыми. Как небо. Глаза небесного цвета. Глядя в них, я словно воспарила над землёй; прежде я испытывала такое чувство только по отношению к Ричарду Эшли.
– Да. – Я заставила себя опустить взгляд на свой сэндвич. – Мне любопытно.
– Ну, раз ты решила помогать им – а я всё-таки думаю, что тебе не нужно этого делать, – я с тобой.
Я резко вскинула голову:
– Правда?
– Правда. – Генри положил в рот очередную порцию картофельного салата. – Небезопасно оставлять тебя одну. Я им не доверяю.
По моим рукам пробежала тёплая щекочущая волна, но я держалась невозмутимо:
– Возможно, это не так уж и плохо, быть твоим партнёром в охоте на привидений, мистер Безупречность.
Он улыбнулся мне с набитым ртом.
В ту ночь, после того как нонни легла спать, я пристроилась под дверью репетиционного зала, чтобы впустить Генри. Он должен был прийти к полуночи, но я не могла оставаться в постели. Меня потряхивало от нервозности; я ещё не решила, что скажу призракам, и побаивалась разозлить их отказом. Они, конечно, обещали, что не причинят нам вреда, – но чего стоит слово бесплотного духа?
Сидя в темноте с Игорем на коленях и фонариком около ног, я услышала, как кто-то спотыкающейся походкой вошёл на кухню. Загудела лампа, затопляя коридор резким белым светом, и до меня донёсся тяжелый вздох Маэстро.
– Я думала, он уже спит, – прошептала я Игорю.
Кот оживился. «Наконец-то что-то происходит». Он спрыгнул на пол и тихо побежал на разведку.
– Оливия? – Маэстро высунул голову в коридор. Я попыталась слиться с темнотой. – Что ты там делаешь?
Я неохотно потащилась к нему, скрестив руки на груди.
– Ничего, – отрывисто ответила я.
Нужно было поскорее спровадить его в комнату, чтобы он успел заснуть, пока не появился Генри.
– Я завариваю чай с ромашкой. Хочешь?
Чай с ромашкой. Неплохо. Он успокаивает, а значит, заснёт Маэстро быстро.
– Молодец. Я иду спать.
Но когда я проходила мимо кухни, моё внимание привлекла стопка блестящей бумаги на столе. Я пригляделась и рассмотрела фотографии Городской филармонии и Маэстро вместе с оркестром. Расписание выступлений до конца года.
– Что это?
Маэстро попытался сгрести рекламные листки со стола, но они были скользкими и стали разлетаться и падать на пол.
– Да ничего особенного, так, ерунда.
Я подняла один листок.
– Это реклама выступлений оркестра.
– Я подумал, если раздать их в городе, можно привлечь публику. Много народу, конечно, не придёт, но хоть кто-нибудь.
Я посмотрела на листовку. Яркие чернила, плотная блестящая бумага.
– Печать, наверное, влетела в копеечку.
– Да. – Маэстро замолчал, сгорбившись с ворохом бумаги в руках. Казалось, он боялся поднять на меня глаза. – Недёшево.
– Где ты взял деньги? – Я уронила листок на пол. – Ты что, продал нонни и ничего мне не сказал?
– Как ты можешь так говорить? – Маэстро шагнул ко мне, и листовки посыпались из его рук на пол, залетая в углы кухни. Игорь радостно начал носиться за ними.
Маэстро стоял посреди разбросанной бумаги, словно она олицетворяла хаос, в который превратилась его жизнь. Он был таким же тощим, как я, и давно не брился.
– Я думаю, что схожу с ума, Оливия, – произнёс он наконец и тяжело опустился на ближайший стул. – У меня галлюцинации. Мне чудится, что я вижу её, но, когда приглядываюсь, оказывается, что это только игра теней.
Он поднял на меня глаза, вытирая лицо руками, и от этого стал выглядеть совсем маленьким, как ребёнок, как нонни, которая прижимает к себе свои платки в постели. Внезапно у меня перехватило дыхание.
– Ты жалок, – прошептала я. – Мама ушла. Она не вернётся.
Маэстро кивнул:
– Ты права. Конечно, ты права. – Он снова вытер лицо, опустился на четвереньки и стал собирать листовки по одной, складывая их аккуратно, как кусочки битого стекла.