«Но, Фредерик, если вы были уличным музыкантом и всё такое, – заметила я, – как вы оказались здесь? Вы изысканно одеты, а Томас сказал что-то о звёздном часе».
«Знаешь, я не помню, – бодро произнёс Фредерик, – но мы, без сомнения, сейчас это выясним!»
Мы вышли в коридор за сценой, ведущий к главному репетиционному залу. Когда проходили мимо того места, которое позже станет нашей с нонни спальней, сердце у меня запрыгало в груди; а пока здесь находилась только кирпичная стена. Я провела рукой по неровной поверхности, гадая, почувствуют ли пальцы что-то знакомое.
«Я живу здесь, – произнесла я, не успев остановить себя. – Генри, я здесь живу. В нашем времени здесь находится бетонная кладовка. Я сплю вон там, на складной кровати».
Я ощутила, как Генри похлопал меня по плечу, из-за чего, к сожалению, наша физическая рука – рука Фредерика – дёрнулась, как от тока.
– Фредерик! – рявкнул Томас. – В самом деле, следи за своими конечностями.
– Извини, друг, – ответил Фредерик. – Я, похоже, перевозбуждён. Ты же понимаешь, это большое событие.
Томас проворчал:
– Да, мне это известно.
«Я знаю, Оливия, – сказал Генри. – Но стараюсь не ходить туда. Догадываюсь, что тебе это не понравится. Но тут нечего стесняться. Это даже прикольно, правда-правда».
«Прикольно?»
«Да, твоя семья пожертвовала всем, что у вас есть, чтобы сохранить оркестр, и потому живёт за сценой в филармонии. Это так… благородно».
«Может быть, если только это не происходит с тобой», – ответила я, когда мы обогнули угол – и нас чуть не сбили с ног четверо здоровенных мужчин.
Они хлопали нас по спине, бесцеремонно обнимали и восклицали «Удачи!» и «Ты молодец, старина Фредерик!».
«Фредерик, – спросила я, пытаясь отдышаться, – что это значит?»
Фредерик так смеялся, что едва мог говорить.
«Это мои друзья по гильдии. Видимо, пришли поддержать меня!»
Я заметила, что Томас не радуется вместе с остальными, а стоит в сторонке и нервно оглядывается вокруг.
«Генри, – сказала я, – приглядись к Томасу».
«Да, я обратил внимание, – хмуро ответил Генри. – Очень подозрительный тип. Фредерик, посмотри на Томаса. Тебе не кажется, что он…»
– Ну хватит, ребята. – Томас пробрался сквозь толпу, схватил Фредерика за руку и повёл нас прочь. Лицо его лоснилось от пота. – Позвольте выдающемуся композитору подышать воздухом.
«Фредерик, вы композитор?» – удивился Генри, когда Томас уводил нас.
«Представляете, я не имею об этом ни малейшего понятия», – ответил Фредерик, всё ещё улыбаясь во весь рот, и вслух сказал:
– Томас, дружище, скажи мне: как я сюда попал, а?
– Что? – рявкнул Томас.
– Ты сказал про меня «выдающийся композитор». Я что, пишу музыку?
Томас засмеялся:
– Всё шутишь?
– Я серьёзно.
– Подожди, ты что, ничего не помнишь? – Томас остановился в самой тёмной части коридора. – Как однажды осенью барон Экельхарт услышал наше выступление на улице? Как его очаровало твоё соло и он пригласил тебя в свой особняк на частный концерт? Как он привёл тебя к самому маэстро Зайдлю и тот, восхитившись твоей игрой, принял тебя в оркестр без конкурса?
У Фредерика отвалилась челюсть. У меня внутри что-то ёкнуло: дикий взгляд Томаса настораживал.
«Генри, тут что-то не так», – сказала я.
Генри согласился со мной.
«Фредерик, нам нужно уходить отсюда».
Но наш призрачный друг его не слушал.
– Невероятно, – прошептал он.
Томас снова засмеялся:
– Вот именно! А помнишь самое удивительное: как маэстро, обнаружив твой талант, заказал тебе концерт? Говорят, это шедевр. На улице наши братья-простолюдины поговаривают, что сегодня ты должен представлять его – ещё один сюрприз. Что сам Моцарт заплакал бы, услышав твоё произведение. Что после этого ты прославишься. – В полутьме глаза Томаса недобро блеснули. – Ну что? Освежает это твою память, старина?
Фредерик кивнул, и улыбка медленно расползлась по его лицу. Пальцы у него согнулись, вспоминая, как они держали скрипку. Про себя он стал напевать мелодию, которую написал, и она эхом отразилась в нашем общем сознании. У меня перехватило горло, и Генри схватил меня за руку.
Внезапно мы узнали, каково это – быть скрипачом-виртуозом, сочинять музыку, достойную Моцарта. Механизм творчества мгновенно закрепился у нас в мозгу, как навык завязывания шнурков.
«Фредерик, – сказала я, ошеломлённая шквалом воспоминаний, – это изумительно…»
– Я композитор, – пробормотал призрак.
Томас смотрел на него с отвращением.
– Я скрипач в Городской филармонии. – Фредерик засмеялся. – Теперь я вспомнил…
Томас дёрнул головой, прерывая его. Сильные руки сграбастали нас сзади – одна схватила за талию, другая стиснула горло, лишая нас воздуха. Мы все впились в руку Томаса ногтями, но он не ослабил хватку.
– Да-да, – прошипел Томас, – и при этом ты забыл о нас. Правда, Фредерик? О своих друзьях из гильдии. Обо всей своей жизни до этой удачи и славы. Расхаживаешь здесь в хорошем костюме со своими богатенькими покровителями, а о нас, обо мне и не вспоминаешь. Ты бросил нас на улице.
Фредерик, задыхаясь, попытался тряхнуть головой.
– Я не забыл…
– О, слишком поздно, дружище. – Томас засмеялся. – Где ноты?
Фредерик не понимал его. Я почувствовала его испуг и растерянность и заплакала.
«Это тот самый миг? – спросила я Генри и потянулась к нему, но не могла отыскать в лабиринтах сознания. – Мы сейчас умрём, да?»
«Не бойся. – Генри, кажется, тоже плакал, я не могла понять – вся отдалась страху. – Помни, что мы проснёмся как ни в чём не бывало. Всё это не по-настоящему».
Однако сдавленное горло и нехватка воздуха ощущались совсем по-настоящему.
– Где партитура, Фредерик? – шипел Томас. – Твоя проклятая гениальная музыка! Где ты спрятал ноты?
Но Фредерик не имел представления – я чувствовала это. А учитывая наш страх, не было надежды, что мы успеем вспомнить это вовремя.
– Где? – крикнул Томас.
Внезапно у меня в мозгу что-то щёлкнуло. Партитура. Музыка Фредерика. Меня озарила догадка, и, хотя я была до ужаса напугана, мне захотелось смеяться.
«Ноты! – сказала я Генри и Фредерику. – Мы нашли. Вот ваш якорь, Фредерик, – музыка!»
– А знаешь, Оливия, – вслух просипел Фредерик, – я думаю, ты права.
У Томаса потемнело лицо.
– Идиот! Ну и чёрт с тобой, я сам её найду. – Он снова дёрнул головой и исчез в темноте.
Потом чьи-то руки подняли нас, крутанули и бросили о стену. Скрежет металла, серебряная вспышка, оскаленное лицо под маской, потом Фредерик произнёс «Ох», сказал нам «Простите» – и это случилось.
Что-то вонзилось нам в живот. Боль, горячее, чем огонь, прошла по всему телу. Убийца отступил, и мы упали на пол. Фредерик прижал к животу руки, а когда отнял их, ладони были в крови.
Я кричала, тянулась к Генри, но боль была неимоверной и становилась всё сильнее. Его руки ускользали от меня. Я звала его, но кричать тоже было больно. Свернувшись в пульсирующий комок крови и страдания, я упала на дно нашего общего сознания.
«Генри?» – Я не узнала собственного голоса.
«Как выглядит загробный мир?» – подумала я, силясь не закрывать глаза, хотя вся вселенная давила на веки. Может, если постараться, можно в него заглянуть? Увидеть звёзды и реки, мерцающий знак выхода.
Но я не видела ничего.
И наконец позволила векам сомкнуться.
Глава 18
Когда мы очнулись, Фредерик покинул нас, испарившись из наших тел серыми клубами. Ощущение было такое, словно с меня слезает кожа.
Меня вырвало, и Генри тоже. Я была рада видеть его рядом, хотя он, как и я, лежал на полу, вытирая рот.
Боль в животе на месте нанесённого убийцей удара стала стихать. Всё тело защипало – это тепло стало брать своё, растапливая холод смерти.
Игорь подлез мне под руку, ткнулся головой в грудь и замяукал. «Глупая девочка. Храбрая девочка».
– Оливия, – окликнул Генри, – как ты?
Я кивнула и даже не стала возражать против того, что Генри до сих пор держал мою руку, сжимая её до боли. Эта боль означала, что мы оба здесь, живы и здоровы.
Как только я смогла надолго раскрыть глаза, то огляделась. Мы находились в концертном зале, снова старом и ветхом. Мистер Уортингтон парил поблизости с огромной дырой на месте рта.
– Это было так странно, – прошептали Тилли и Джакс. Летая над нами, они изучали нас, словно подопытных в сумасшедшем эксперименте.
– Что именно? – поинтересовалась я.
– Фредерик просочился в вас, – объяснила Тилли, – и потом вы оба сидели, взявшись за руки, откинув головы назад и широко раскрыв рты, в которых что-то бурлило. Думаю, это Фредерик. – Девочка-призрак улыбнулась. – Чудеса.
Джакс, казалось, был не слишком доволен.
– Тилли объяснила вам, что произошло? – тихо спросил он.
Я кивнула.
– Где Фредерик?
Тилли указала на другой конец сцены:
– Вон там.
Привидение композитора свернулось в углу, как испуганный ребёнок, такое прозрачное, что его едва было видно. Ещё не доверяя ногам, я подползла к нему.
– Фредерик? – Я положила руку ему на плечо. Моя кожа выглядела как лёд, оттаивающие пальцы были сине-лиловыми. – У нас получилось?
Он повернулся ко мне с вытянутым лицом. Когда он моргал, глаза сползали вниз и снова возвращались на место. Он едва не разваливался на части. Его тело колыхалось, словно находилось на дне озера, глубоко под водой.
– Мне это далось нелегко, но теперь всё хорошо, – проговорил Фредерик. Он попытался обнять меня, но я начала дрожать, и он отстранился. – Ах, Оливия, Генри, простите меня. Я не помнил, как это мучительно.
– Не волнуйтесь об этом, Фредерик, – сказала я, хотя живот всё ещё болел и всё тело ныло. – Мы с Генри знали, чем рискуем.
– Но вы не знали, что вас будут убивать, – ответил Фредерик, качая головой. Она с тихим щелчком отвалилась, и он взял её в руки, глядя на себя. – Надо же. Томас, лучший друг, заказал моё убийство.