– Да, – кивнула я, – похоже, стало ничего.
– А твой папа здесь? – спросила миссис Барски.
Я пожала плечами:
– Понятия не имею.
Супруги обменялись взглядом, от которого я съёжилась. Мне не хотелось, чтобы они меня жалели. Мы так приятно провели эту ночь. Я объелась печеньем. Генри был в остроконечной шляпе из фольги.
Когда я наконец убедила Барски, что они могут спокойно идти домой, то помогла расстелить на полу в своей комнате матрас для Генри.
– Генри будет спать здесь? – Нонни сидела на краю своей кровати, подтянув колени к груди, как ребёнок. Она почти тонула в своей ночной рубашке. – Una festa?[19] Вечеринка?
– Конечно, нонни.
Бабушка махнула Генри рукой:
– Подойди сюда, мальчик.
Пока она крутила его туда-сюда и разглядывала со всех сторон, Генри стоял столбом.
– Ты джентльмен? – спросила нонни.
Генри удивлённо вскинул брови:
– Думаю, да.
– Ты думаешь?
– Я хотел сказать – да.
– Будешь спать у двери? Охранять нас от теней? – Нонни улыбнулась мне через комнату. – Оливия рассказала мне про них.
Тилли прижалась головой к моему плечу и захихикала.
– Да, мэм, буду.
– Тебе нравятся платки?
Генри поколебался, потом снял шляпу из фольги, выбрал из кучи, лежащей на кровати нонни, жёлтый платок и по-пиратски завязал его вокруг головы:
– Обожаю их.
Нонни похлопала его по руке:
– Можешь остаться.
Когда нонни уснула, а Маэстро нетвёрдой походкой вернулся в свою комнату с какой-то вечеринки за городом и включил музыку, мы с Генри и с нашими призраками собрались на сцене. Подтянулись и несколько других привидений – нам нужно было подкрепление.
Настало время найти якоря Тилли и Джакса.
Сначала мы планировали отпустить мистера Уортингтона, поскольку он с каждым днём становился всё темнее. Но старый призрак возражал – всё время указывал на Тилли и Джакса и качал головой, издавая нечленораздельные звуки, как пещерный человек. Поэтому сначала мы занялись привидениями-детьми.
– Миссис Барски это не одобрит, – прошептал Генри, когда мы приготовились. – Она бы предпочла сделать это сама.
– Да, но они не её друзья, – возразила я, – а наши. Будет неправильно, если им станет помогать кто-то другой. И потом, неужели тебе не хочется увидеть их воспоминания?
– Разве это не эгоизм?
– Слушай, ты участвуешь или нет?
Генри вздохнул:
– Давай скорее, пока я не передумал.
Как и раньше, мы с Генри взялись за руки и приготовились подвергнуть себя холоду и темноте, испытать скованность в теле и неспособность дышать.
С последнего нашего сеанса одержимости прошло некоторое время, и Генри, вероятно, волновался так же, как и я.
– Всё будет хорошо, – сказал Джакс, но продолжал оглядывать тёмный зал.
Остальные призраки окружили нас защитной стеной, порхая вокруг. Однако они тоже были на нервах и вздрагивали при любом шорохе. Не требовалось умения читать мысли, чтобы понять, что все мы думали об одном и том же. С тех пор как миссис Барски открыла «Комнату с привидениями», тени вели себя невероятно смирно: не приближались к нам, прятались в углах, наблюдали издалека – как будто решили отступить. Всем это казалось подозрительно: выходцы из Лимба не производили впечатления существ, которые легко сдаются.
Я набралась решимости:
– Давайте покончим с этим, ребята. И поживее.
Тилли и Джакс бросились к нам, проникли нам под кожу, в уши, под ногти. На меня будто обрушилась вся вселенная, пытаясь разорвать на части. Я попыталась вздохнуть, но грудь сдавила боль, а потому я перестала дышать и подумала, что упаду в обморок.
Но потом я почувствовала руку Генри и стиснула её, а он крепко сжал мою в ответ, что означало: «Я с тобой, Оливия».
Когда я открыла глаза, это была всё ещё я – но одновременно и Джакс. Вытянув вперёд руки, я увидела руки мальчика, испещрённые шрамами и чумазые. Напротив меня стояла девочка с лохматыми косичками и кожей красивого медового цвета, на теле во многих местах были пластыри и виднелись странные отметины – может, ожоги?
«Тилли? – прошептала я. – Или… Генри?»
Девочка кивнула.
– Мы оба здесь, – сказала Тилли, но я догадалась, что её голосом говорит Генри, потому что тон был мягкий, не характерный для девочки-призрака. Эта мысль меня удивила: Генри – добряк? Я попыталась разглядеть его через маску лица Тилли. Мысль, что такой мальчик, как Генри, добр, была приятной. Такого даже не подумаешь о звезде школьной бейсбольной команды, который в столовой сидит за одним столом с популярными учениками.
«Ты отвлекаешься», – раздался голос Джакса в моей голове.
– Извини, – пробормотала я.
– За что? – спросил Генри-Тилли.
– Я отвечала Джаксу.
Генри-Тилли нахмурился:
– Как странно. Как будто Тилли во мне, а Джакс в тебе. Но я тоже внутри Тилли. Всё перепуталось. Ты говоришь голосом Джакса, Оливия, но я всё равно знаю, что это ты.
– То же самое с тобой и Тилли. Итак… Тилли, ты видишь Джакса? То есть меня?
Генри-Тилли помолчал, прислушиваясь к голосу внутри себя.
– Она говорит, что ничего не видит, что застряла в моём мозгу, что он серый и противный, как она его и представляла. Спасибо, Тилли.
«У меня то же самое, – тихо произнёс Джакс. – Я надеялся, что смогу увидеть Тилли в наших воспоминаниях. Но всё как всегда. Я не вижу и не слышу её».
«Очень жаль, Джакс, – мысленно ответила я ему, – но я её вижу. Она прямо передо мной, поверь мне».
«Как она выглядит? Где мы?»
– Тилли говорит, что это какая-то ерунда, потому что она ничего не видит, – сказал Генри-Тилли, уперев руки в бока. – А ещё, когда я кладу руки вот так, на самом деле ими двигает Тилли. Это очень странное ощущение. – Генри-Тилли начал жестикулировать и крутиться на месте, как в сумасшедшем танце. – И это тоже заставляет меня делать она. Перестань, Тилли.
– Мы… – Я огляделась, поскольку воспоминания вокруг нас начали проясняться. – Не знаю, что тебе ответить, Джакс. – Мы среди какой-то серости.
Весь мир состоял из лёгких серых хлопьев. Некоторые из них сыпались с неба, как снежинки. Я поймала один такой комочек в ладонь – и он рассыпался пушистой пылью. Вдалеке в небо упирались похожие на острые зубья вершины разрушенных зданий.
Я мысленно описала это Джаксу и объяснила, что мы находимся в каком-то лагере, окружённом оградой и с убогими хибарами, выстроившимися посередине. Грязные люди скучивались у маленьких костров или толпились у столов, перебирая лежащие на них горы вещей и продуктов. К кускам обрушившихся стен примыкали лестницы, над колоннами не было крыши.
Я почувствовала, что Джакс начал что-то понимать, вспоминать. «Война, – подумал он. – Была война».
– Какая?
«И там было… Я что-то делал».
Над головой раздался низкий громкий вой.
Я-Джакс и Генри-Тилли бросились на землю и прикрыли головы руками.
– Джакс, что ты делаешь? – недовольно прошептала я, вдыхая землю и пепел.
«Тихо, – ответил Джакс. – Самолёты! О нет». И я почувствовала, как он сжался в комочек у меня в мозгу.
Осторожно выглянув из-под руки, я увидела, что все остальные во дворе тоже припадают к земле. Потом настала тишина, и мы ждали – минуту, две, – затем все поднялись и вернулись к своим делам, словно ничего не произошло.
– Думаю, тебе нужно объяснить, что происходит, – сказал своему второму «я» Генри.
– Да, Тилли, ты объясни Генри, а Джакс пусть объяснит мне, – поддержала я его предложение.
«Давайте вы походите вокруг и сделаете вид, что разговариваете друг с другом, – предложил Джакс. – А то вы стоите молча и смотрите в пустоту – это может привлечь ненужное внимание».
Он был прав.
– Пойдём, – сказала я, взяв Генри-Тилли за руку. – Джакс, ты чувствуешь, что я взяла Тилли за руку?
«Нет, – печально ответил Джакс. – Но я помню это ощущение – её рука в моей руке. Словно всё будет хорошо и со мной не может случиться ничего плохого».
– Объясни, что сейчас происходит, – попросила я.
Мы с Генри-Тилли стали ходить по двору кругами, взявшись за руки.
«По сути, это конец света, – начал Джакс. – Все так говорили. Я, собственно, не знаю, что стало потом, после того как мы… ну, ты понимаешь – после того как мы умерли. Но шла война, и это было страшно. Мощное оружие разрушало всё вокруг до основания».
– Поэтому всё серое?
«Да. От взрывов поднимались облака пыли, которые заслоняли солнце, люди болели и умирали от недостатка света, всё время была зима, но война не заканчивалась. Почему военные действия не прекращались? Я этого не понимал».
У меня свело живот. Я ещё никогда не видела войну, лишь притворялась, что читала о ней то, что задавали на уроках истории (а Генри действительно читал).
– Джакс. – Я пробежала пальцами по забору, у которого мы остановились. Что-то здесь было не так, даже не считая того факта, что я оказалась внутри памяти мёртвого человека. – Где именно мы находимся?
Джакс запнулся. «Это трудно вспомнить…»
– В будущем, – выпалил Генри-Тилли. Его глаза округлились, словно он сам не мог поверить в то, что только что сказал. – Так говорит Тилли: мы в будущем.
Мне пришлось ухватиться за ограду, чтобы не упасть.
– Но как это возможно? Вы ведь привидения. Если вы умерли в будущем, ещё до нашего с Генри рождения, то как ваши призраки оказались у нас, в настоящем?
Джакс пожал плечами. «По отношению к душам умерших время работает иначе. Когда начинаешь путь в царство смерти, все правила меняются. Нам известно лишь, что мы привязаны к нашим якорям. Они находятся где-то в вашем настоящем».
– Но ваши призраки старше, чем привидение Фредерика, – напомнила я. – Даже если вы умерли намного позже него, как такое может быть? Разве вы не должны быть самыми младшими?
– Тилли говорит, – через несколько секунд сказал Генри, – что они старше Фредерика, потому что дольше были призраками, хотя по нормальной шкале времени умерли позже. Но в мире призраков время исчисляется тем, сколько лет тебе понадобилось, чтобы стать привидением. Значит, Тилли и Джакс умерли в будущем, но, так сказать, призрачный стаж у них больше, чем у Фредерика, хотя он и умер в прошлом, потому что после смерти у него ушло больше времени на то, чтобы стать призраком, чем у них. – Генри помолчал. – Ты что-нибудь поняла?