– Он в коме. Говорят, это из-за сильного удара по голове.
– Что это значит?
– Ну, тело как будто закрывается, чтобы собрать силы для выздоровления.
– А когда он очнётся?
– Неизвестно.
Я сделала глубокий вдох, а выдыхая, почти крикнула:
– Это я виновата!
– Что ты! Нет, это тени.
– Вчера я заявила ему: жаль, что в той машине вместо мамы не оказался он, – прошептала я.
– Оливия…
Я схватила Генри за плечи:
– Как ты не понимаешь? Я уверена, что тени слышали меня. Как я могла сказать такую глупость! Они злятся на меня из-за того, что мы сделали, и потому решили исполнить моё желание.
Генри тоже взял меня за плечи.
– Оливия, Маэстро не умрёт.
– Так сказал доктор Птица?
– Кто?
– Ну, его врач.
– Нет, именно так он не сказал. Но выразил надежду.
– Это пустые слова. Не говори того, о чём не знаешь. – Я завязалась в узел, от сидения на неудобной кушетке у меня зачесались ноги. – Из чего сделана эта кушетка? Из дикобраза?
– Ричард решил, что это ёжик.
– Он здесь?
Генри улыбнулся:
– Оливия, все здесь.
– В смысле – все?
Он помог мне дойти до двери отделения, и я выглянула в фойе.
Там был весь оркестр: кто-то сидел, кто-то стоял, кто-то прилёг на сдвинутые стулья, застеленные одеялами. На полу валялись стаканчики из-под кофе, обёртки от еды и ноты. Два человека молились в углу. Грейс Поллок, первая скрипка, что-то слушала через наушники, кивая в такт музыке. Ричард Эшли растянулся на полу и храпел.
– Они ждут новостей, – прошептал Генри.
Не в силах говорить, я вернулась в палату к Маэстро. Пиканье поддерживающих жизнь аппаратов стучало у меня в голове, как гигантские зловещие часы.
– О чём ты думаешь? – спросил Генри, следуя за мной.
– Он умрёт?
– Нет, – твёрдо ответил Генри. – Скорее неожиданно проснётся с чудовищной головной болью.
– А если не проснётся?
– Проснётся, не сомневайся.
Но точно мы не знаем, правда?
– А как же концертный зал?
– Закрыт, но ещё стоит на месте. Снос отложен на неопределённый срок. Мэр Питтер сказал, это будет неуважением к твоему отцу – уничтожить филармонию, пока он лежит на больничной койке и…
Генри умолк. «…И, возможно, умирает», – мысленно продолжила я за него и медленно проговорила:
– Значит, пока здание в безопасности?
– Пока да. Оливия, там такое было! Понаехали репортёры, фотографы – весь город гудит.
– А где мистер Уортингтон?
– Прячется на крыше. Больница его нервирует. К тому же, думаю, больные и умирающие чаще видят призраков. Одна пожилая дама, вся утыканная трубками, закричала, указывая на него. Все решили, что она тронулась.
Я прижала руки к ушам, чтобы заглушить навязчивое пиканье.
– Кукла Таби в Лимбе, у теней.
Генри попытался оторвать мои руки от ушей:
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Мне нужно идти.
– Что?
Я заспешила к двери.
– Я должна попасть в Лимб.
Генри резко развернул меня.
– Ты с ума сошла?
– Послушай, если Маэстро умрёт…
– Не умрёт.
Я указала на него. Такой маленький, весь в проводах. К жизнеспособному телу не подсоединяют такое количество аппаратов.
– Но может умереть, Генри.
Генри не смотрел на меня.
– Если он умрёт, то может стать призраком, – продолжила я, – и наверняка поселится в филармонии. Когда снесут концертный зал, тени придут за ним. Будут ждать около здания, пока его привидение не появится, и утащат его.
Генри сел на кушетку с сиденьем из шкуры дикобраза.
– Об этом я не подумал.
– Нужно отвадить их отсюда, Генри. Помочь мистеру Уортингтону и показать теням, что, сколько бы они ни караулили свою новую добычу, у них ничего не выйдет. Отбить у них желание возвращаться сюда. – Я выпрямилась и стала выше. – Я должна пойти в Лимб и найти куклу.
– И как же ты это сделаешь?
Я зашагала к двери. Остановись я на секунду – могла бы и струсить.
– Ещё не придумала.
Генри преградил мне дорогу.
– Оливия, неизвестно, какие опасности тебя поджидают.
– Ну и что? Тени всё равно проиграют.
Генри взял в ладони мои щёки, совсем как недавно Ричард Эшли, но сразу покраснел и отнял руки.
– Я иду с тобой, – решительно заявил он. – Одну я тебя не отпущу.
– Нет, ты останешься здесь с Маэстро. Кто-то должен присматривать за ним. К тому же я буду не одна – возьму с собой Игоря.
Генри запустил пальцы в волосы.
– В самом деле, Оливия, ещё раз говорю тебе: это просто кот.
– А нонни говорит, это очень необычный кот.
– От этого что-то меняется?
– Просто позаботься о Маэстро, ладно? И проследи, что никто не заметил, как я ухожу.
– Ну уж нет, я не собираюсь…
Нужно было заставить его замолчать, отвлечь его. Только по этой причине я так поступила – встала на цыпочки и поцеловала Генри Пейджа в щёку. На счастье, дважды.
– От тебя пахнет сэндвичем, – сказала я, схватила десятидолларовую купюру и покинула его, стоящего с прижатой к щеке рукой.
Концертный зал был пустым и тёмным, обломки обвалившегося потолка смели в сторону и огородили верёвкой. Дыры в потолке зияли как огромные глазницы.
Я немного постояла, соображая, как осуществить задуманное. Месяцами я избегала Лимба и не знала, как отыскать вход в него. Мне было известно только, что оттуда приходят тени и он открывался лишь в их присутствии.
Может, в этом и есть разгадка.
Из темноты навстречу мне вышел Игорь. «Ты вообще-то понимаешь, что затеяла?»
– Эй! – позвала я, и мой голос эхом отразился от стен зала. – Тени! Я пришла, чтобы…
Столб холодного воздуха сбил меня с ног. В кресле над моей головой показался мистер Уортингтон.
– Дурочка, – прогремел он. – Дурочка.
– Ничего подобного, – ответила я, зыркнув на него. – Я иду искать куклу вашей дочери. Вы должны быть благодарны.
Мистер Уортингтон с тревогой похлопал меня по плечу:
– Опасно. Пожалуйста. Останься.
И тут мою руку стало жечь, сильнее, чем когда-либо раньше, и я догадалась, что сейчас это произойдёт. Я улыбнулась мистеру Уортингтону и сказала:
– Не могу остаться.
Игорь зашипел, прыгнул мне на плечи и вонзил в них когти. «Оливия…»
Я обернулась и увидела десятки тянущихся ко мне холодных чёрных рук, которые вдруг отдёрнулись, словно я обожгла их, и опять потянулись ко мне. Позади них крутилась воронка – вход в Лимб.
– Ладно. – Я встала к ней лицом, широко раскинула руки и закрыла глаза. Игорь мяукал мне в ухо. «Можешь взять меня с собой. Я тебя не брошу».
Чёрные руки схватили меня, но ни одна из них не могла прикасаться ко мне долго. Я вспомнила слова Фредерика: они хотят быть как вы, но одновременно вас ненавидят, вы причиняете им боль. Одна рука обвилась вокруг моей головы и закрыла мне рот и нос, перекрыв доступ воздуха. Другая залезла под футболку и прижалась к сердцу.
– Кровь, – просипел дребезжащий голос. – Свежая кровь.
Они повлекли меня к какой-то стеклянной панели, которая разбилась, открыв мне дорогу. Громовые раскаты голоса мистера Уортингтона стихли, втянутые в небытие.
Тут руки внезапно меня отпустили.
Чтобы убедиться, что жива, я сделала вдох, два и почувствовала, как облачка пара замёрзли в воздухе.
Я стиснула кулаки, вонзив ногти в ладони.
Игорь дрожал, прижавшись к моему животу и впившись мне в кожу когтями. Я ощутила боль и выступившую в царапинах тёплую кровь.
Значит, жива.
Но где я?
Я открыла глаза.
Глава 44
Я стояла в зрительном зале, но совсем в другом – это была его копия в Лимбе.
Орган здесь был чёрный, а не серебряный, и имел пять ярусов. Волнистые трубы поднимались вверх, как водоросли под водой. Высокие, как дома, кресла неясно вырисовывались в темноте. Вместо пыльной красной ткани они были обиты туго натянутой кожей. На полу по колено стояла вода. Волосы у меня промокли и покрылись инеем, шерсть у Игоря тоже.
Игорь попытался мяукнуть. «Ну что, довольна собой?»
– Вот бы всё это зарисовать, – прошептала я, оглядывая занавес из спутанной паутины и зубчатые горные вершины, поднимающиеся над потолком зала. Над ними в тусклом белёсом небе мигали чёрные звёзды.
Чудеса.
Повсюду клубились цветные пятна, как бывает, когда закрываешь глаза и видишь под веками целый мир. Синие, сиреневые, красные, бледно-жёлтые. Я задрожала и стала тереть руки – кожа оказалась грубой, как кора дерева или как… ожог.
Я опустила глаза.
Игорь заметил это одновременно со мной, завыл, прыгнул в воду и забрался на один из гигантских стульев. Его когти выдирали из кожаной обивки длинные тягучие полоски.
«Что они с тобой сделали?»
Я повертела руками, оглядывая свою новую чёрную переливающуюся кожу, которая мерцала и искрилась, как вулканическая порода.
– Вот это да, – прошептала я.
Игорь вильнул хвостом. «И это всё, что ты можешь сказать?»
– Ну и как я выгляжу?
Я наклонилась и коснулась поверхности чёрной воды. Раздалось шипение, и я отдёрнула руку. Я попыталась сделать несколько осторожных шагов, и от этого движения вода вокруг моих ног тоже шипела: «Чш-ш, чш-ш».
Игорь кричал со своего кресла. «Этого не может быть!»
– Очень даже может, – возразила я и направилась к нему. – Пойдём. Нам надо найти куклу.
Он отшатнулся от меня. «Тебя что, совсем не волнует, что твоя кожа огрубела и поменяла цвет? Что ты шипишь, как сковородка, когда ходишь? Что выглядишь как тень?»
На самом деле меня это невероятно волновало. Но что можно сделать, если ты принял решение отправиться в Лимб за куклой умершей девочки, а там оказалось ещё страшнее, чем ты предполагал?
Только идти дальше.
И я пошла, посадив Игоря на плечи. Сидеть спокойно он не мог, словно моя кожа обжигала его.
– Игорь, я не причиню тебе вреда, сиди спокойно.
Игорь чихнул мне в ухо. «Откуда ты знаешь? Насколько я понимаю, это первая стадия превращения в тень. – Он снова чихнул. – Гадость. Катастрофа. Вот что я обо всём этом думаю».