– Охотиться на привидений. Ты ведь поэтому здесь притаилась, правда? – Генри посмотрел вниз и быстро отвернулся. – С ума сойти как высоко.
Игорь снова зевнул. «Какой шустрый. Но, увы, с ужасающим вкусом в одежде».
– Привидений? – переспросила я. Я не собиралась охотиться на привидений в компании Генри. – О чём ты говоришь?
– О прошлой неделе, когда мы увидели непонятных призрачных существ и получили ожоги.
– Ерунда какая-то. – Я повернулась к своему альбому и притворилась, что рисую. – У тебя, наверное, были галлюцинации.
– Ну конечно. А чёрное пятно у меня на ноге, вероятно, простой синяк?
– Зачем тебе, кстати, эти очки?
– Для защиты. – Генри постучал по толстой пластиковой линзе. – Привидения наверняка довольно непредсказуемы. А эти странные тени… – Генри поёжился. – Что бы это ни было, я уверен, что они ещё опаснее.
Закипая от злости, я сунула альбом в сумку и ринулась к выходу с мостика. Дойдя до железной лестницы, я опустилась на одну из ступенек и стала разглядывать чёрную решётку под ногами.
Неторопливо подошёл Игорь. «А знаешь, в припадке гнева ты очень мила».
– Это не припадок. Я просто хочу, чтобы он ушёл и оставил меня в покое.
Игорь потёрся о мою ногу. «Ну а по мне, так это чистой воды припадок».
– Я не слабоумная и понимаю, что видела привидений. Ну, я так думаю. Просто Генри… Он мне не друг.
Игорь начал вылизывать лапу. «А почему? Если не считать дурацких очков, он выглядит очень достойно».
– Не хочу, чтобы он видел… – Я не могла подобрать слов. – Где я живу. Как я живу.
Игорь презрительно отрыгнул комочек шерсти. «Он же не идиот. Он здесь работает. Ему уже известно, что ты живёшь за сценой, и про твою маму он знает, но не смеётся над этим. Так в чём же дело?»
Я обернулась. Генри сидел посередине мостика, сдвинув очки на лоб. Заметив, что я смотрю на него, он помахал мне.
– Ну ладно. – Я на цыпочках пошла к нему. Внизу оркестр заиграл вторую часть. – Генри, если я поохочусь вместе с тобой на привидений или что бы это ни было, ты оставишь меня в покое?
Генри встал, широко улыбаясь.
– Не сомневайся.
– Я серьёзно. Запомни: мы не друзья.
Генри отсалютовал.
– Чисто деловые отношения.
– Я не шучу. Тебе не удастся разузнать что-нибудь о чокнутой Оливии, чтобы поржать на этот счёт в школе с Марком Эвереттом и его миньонами[10]. Это понятно?
Генри удивлённо поднял брови:
– Миньонами?
– Ну, это вроде злых слуг.
– Я в курсе, что это значит. В отличие от кое-кого, я три года подряд вишу на доске почёта.
Я вспыхнула.
– Купи себе медаль, мистер заносчивый умник. Можем продолжить поиски?
– На самом деле у Марка нет никаких миньонов. Мы давно дружим.
– Есть. Я же вижу.
Генри вздохнул и снова надел очки. Окружённые музыкой, мы стали молча осматривать помещение. Время от времени, когда кто-то из оркестрантов не попадал в ноты или вступал не вовремя, Генри морщился.
Я себе такого не позволяла, стараясь не думать о том, какое смущение испытывают Ричард, и Хильда, и Михаил. Вместо этого я сосредоточилась на Маэстро. Уши у него заметно покраснели, а внутри он наверняка сгорал со стыда.
Мы с Генри обыскали все лестницы. Прокрались в гримёрку и заглянули за диваны с протёртой обивкой в цветочек. Сунули носы даже в аппаратную, где Фрэн записывала концерт. Она не очень нам обрадовалась, но всё равно вручила каждому по мятной конфете. Когда мы вернулись за сцену и подошли к репетиционному залу, я встала между Генри и дверью и подтолкнула его:
– Всё, поиски закончены. Теперь выполняй свою часть сделки: уходи.
Генри сдвинул очки на лоб.
– Но мы ещё не смотрели в кулуарах.
– Тебе нечего там делать. Это частная территория.
– Я постоянно хожу в репетиционный зал, – нахмурившись, ответил он.
– Это незаконное проникновение. – Игорь потёрся о мой ботинок, и я позволила ему прыгнуть мне на руки. – Я могу сообщить в полицию, и тебя арестуют.
Игорь взглянул на меня. «Вот был бы номер».
Генри с сердитым видом собирался что-то сказать, но не успел произнести ни слова: дверь репетиционного зала распахнулась, и оттуда с разлетающимися фалдами фрака вылетел Роджер Фернандес, один из скрипачей.
– Ты свихнулся, старик! – крикнул он кому-то через плечо. Даже не взглянув на нас, он размашистым жестом толкнул дверь, ведущую к выходу, и исчез в глубине парковки.
Мы с Генри изумлённо смотрели ему вслед.
– Похоже, пока мы искали, концерт закончился, – прошептал Генри.
А, это хорошо. Музыканты кричат на Маэстро и даже уходят от него. Такое зрелище я не могла пропустить.
– Пойдём, – позвала я, кивнув на дверь.
Мы вошли в репетиционный зал, и я тут же пожалела об этом.
Глава 7
Маэстро стоял посередине зала, глядя в потолок, а музыканты молча смотрели на него.
Я отыскала Ричарда Эшли – он отошёл к своему шкафчику. Генри самым раздражающим образом шёл за мной по пятам.
– Ричард, – прошептала я, – что случилось?
Ричард приложил палец к губам и покачал головой, но другой рукой обнял меня за плечи.
– Не знаю, что сказать, – в конце концов произнёс Маэстро. – Это… – Он засмеялся, но вовсе не весёлым смехом. – Друзья, это катастрофа.
Я взглянула на Ричарда и впервые заметила, что он выглядит очень усталым, лицо избороздили морщины, фрак выцвел.
Вдруг Маэстро схватил ближайший складной стул и швырнул его о стену.
Все вздрогнули. Ричард задвинул меня и Генри себе за спину, по-прежнему крепко держа меня за плечо. Игорь тихо зашипел.
Стул задел старую подвеску с китайскими колокольчиками, и она упала на пол. Звон продолжался целую вечность.
Маэстро повернулся ко всем спиной, приложил руки к стене и прижался к ней головой.
Я попыталась унять панику, скрутившую мне живот, но ничего не вышло. Бедного Игоря я, должно быть, сжала так, что он чуть дышал.
Наконец Маэстро снял с пояса рацию.
– Джереми, подойди за сцену, пожалуйста.
– Сию минуту, сэр, – послышался сопровождаемый треском голос Джереми.
Я закрыла глаза и на мгновение – короткое, ужасное, прекрасное – представила, что на плечах у меня лежит рука не Ричарда Эшли, а мамы.
Подобные приступы ярости начались у Маэстро непосредственно перед тем, как испортилась экономика и всё изменилось. Тогда мама стала мастерить для меня шатёр из простыней и вырезать звёзды из бумаги, которую приносила с работы. Когда домик был готов, а звёзды наклеены, мы с ней лежали под простынным небом, она обнимала меня, целовала в макушку и рассказывала сказку. Я засыпала, чувствуя, как она нежно гладит меня по спине, и слыша доносившуюся снизу музыку Маэстро.
– Я не хотел говорить вам это, – произнёс Маэстро, обводя взглядом музыкантов одного за другим. – Всё откладывал, чтобы не расстраивать вас. Но вы играете как школьный оркестр. Мне что, нужно вам напоминать, что вам платят за эту работу? Вы же профессионалы.
В зал вошёл кассир Джереми с обрывком бумаги в руках:
– Слушаю, сэр.
Маэстро нетерпеливо повёл рукой:
– Скажи им, сколько сегодня пришло зрителей. Скажи.
Джереми замялся. Мистер Рю, антрепренёр оркестра, приблизился к нему из-за спины и притаился в тени коридора, ведущего на сцену, сложив руки на груди и наблюдая за происходящим. Мистер Рю был начальником и старым другом Маэстро; он фактически руководил оркестром – решал, на что отпускать средства, нанимал и увольнял музыкантов. Обычно после концертов мистер Рю надолго задерживался в филармонии, занимаясь, как это называла мама, «крупным подхалимажем», – то есть заискивал перед богатыми людьми, чтобы они дали денег на оркестр.
Увидев мистера Рю, я испугалась. Почему сегодня он не убалтывает потенциальных спонсоров? Это плохой знак.
Маэстро стукнул кулаком о стену.
– Скажи им, Джереми.
– Ладно… У меня тут записано. – Джереми потеребил в руках листок. – Сегодня в зале присутствовали четыреста двадцать три человека.
– Сколько, Джереми?
– Четыреста двадцать три.
Стоявший рядом со мной Генри бессильно оперся о составленные один на другой стулья. Ричард Эшли тяжело опустился на скамью перед нами. Мне захотелось сбежать.
– И какова же выручка за вечер? – Маэстро помолчал. – Сколько денег мы заработали, Джереми?
– Двадцать одну тысячу восемь долларов.
Сумма могла показаться немалой, но из неё нужно было заплатить больше чем ста музыкантам и другим сотрудникам концертного зала и выделить средства на содержание здания, а значит, выходило, что это чистые гроши.
Несколько музыкантов выругались. Одна кларнетистка заплакала.
Мистер Рю вышел из тени, его лысая голова лоснилась. Даже его фрак выглядел помятым.
– В чём дело, дамы и господа? Что сегодня с вами случилось?
Все молчали.
– Я знаю, что это трудно, в условиях нынешней экономики вы уже получаете урезанную зарплату. И при нынешнем состоянии зала… – Мистер Рю показал рукой на потолок. – Я и сам не захотел бы выступать в подобных условиях. Но если продажа билетов не вырастет, причём существенно, к концу сезона… не знаю, что будет. Возможно, придётся распустить оркестр и прикрыть лавочку.
Маэстро вылетел из зала. Звук захлопнувшейся за ним двери пробрал меня до костей. В помещении долго никто не шевелился.
Мистер Рю потёр лоб, грустно наморщив брови:
– Извините, что принёс плохие вести. Меня они тоже не радуют.
Ричард Эшли сжал мне плечо. Я взглянула на него и внезапно почувствовала облегчение. Ричард всегда, в любой ситуации знал, что сказать и что сделать. «Это часть его очарования», – говорила мама и закатывала глаза.
– Ричард, он же не всерьёз, правда? – спросила я.
– Увы, Оливия. – Он отвернулся, словно не мог больше смотреть на меня. – Думаю, что всерьёз.
Когда все стали разъезжаться, мистер Рю нашёл меня и похлопал по руке: