В моей тетради пока только одни названия разделов: учебная работа, пионерская работа, культурно-массовая… Чем их заполнять — задача. Бумаг от студенческой практики у меня почему-то не сохранилось, наверно, все сдал. Знания тоже сданы на экзаменах.
Я взялся добросовестно изучать тетради моих коллег с директорским грифом на обложке: «Утверждаю». Почти все строки в них начинались с буквы «с». Следить за успеваемостью класса. Своевременно проверять дневники учащихся. Следить за накопляемостью оценок. Следить за посещаемостью учащихся, своевременно сигнализировать родителям в случаях пропусков и опозданий. Следить за внешним видом учащихся, особенно за ношением пионерских галстуков…
Попадались, правда, и предложения с буквы «п» — «провести беседу», например. Но таких строк было ровно столько, сколько в году праздников. О буднях повествовали округлые фразы на «о» — «организовать сбор металлолома»…
Несмотря на ограниченную лексику, такой план был очень популярен в учительской. Интуитивно я чувствовал, что здесь что-то не так. «Систематически следить и своевременно сигнализировать» — вызывало ассоциацию, от которой в дрожь бросало. Во всем этом надо было разобраться. Может быть, моим благим намерениям и суждено было сбыться, не появись на пороге учительской Полина Поликарповна. От сквозняка завихрились бумажки на столе, и я принялся собирать их. Но буря продолжалась. Она всегда сопровождала Полину Поликарповну.
— Товарищи! — раздался ее работяга-голос. — У кого есть газетка?
— А что, появилась новая таблица тиража? — спросил ее кто-то.
— О господи! Кому что! Мне газета нужна для воспитательной работы. Хочу почитать что-нибудь своим детям. Политическое воспитание имеет первостепенное значение…
Полина Поликарповна своей скороговоркой популярно объяснила, что тот, кто всерьез хочет организовать свой коллектив, непременно должен читать классу газету.
Я слушал и все больше недоумевал. Неужели у нее в планах так и записано: такого-то числа ворваться в учительскую, выпросить у кого-нибудь какую-нибудь газету и почитать что-нибудь классу. Не сдержавшись, я спросил ее об этом.
— Ах, Гриша, Гриша, — она со второго сентября со мной на «ты». — Молодо-зелено. Кому они нужны, эти воспитательские планы? Их же никто не читает. У нас, брат, в основном угорелая педагогика. Тут накричишь, там приласкаешь, то без обеда продержишь, а то в поход поведешь — все по обстоятельствам. И ничего, растут детишки. Через десять лет узнают, на шею бросаются. В общем, как сказал один поэт: «Дело прочно, когда под ним струится пот». Пот, а не бумажки. Понял?
Точивший меня червь сомнения не вынес веселых поучений Полины Поликарповны и, покорчившись, отполз куда-то. Почувствовав легкость необыкновенную, я взял в руку перо и принялся сочинять свой компилятивный труд, именуемый воспитательским планом.
Ты посадил свое дерево?
Воскресник был назначен на восемь утра. Я пришел за полчаса, но на школьном дворе оказался далеко не первым. Почти весь десятый «А» вместе с руководительницей был уже здесь.
— Вот и Григорий Иванович! Теперь мы определенно попадем в историю!
Похоже, что моя персона вызывает у Виктории Яковлевны прилив иронии. Впрочем, она, смягчившись, тут же добавила серьезно:
— В самом деле, почему бы вам не взяться за летопись? Ведь школа только начинается.
— Готов, в соавторстве с литератором.
— Я не люблю соавторства. Говорят, оно плохо кончается.
…Десятый «А» не случайно здесь раньше всех. Ребята в красных повязках распорядителей. Неподалеку от крыльца они поставили стол, покрытый кумачом, над ним прибита к стене фанерка — «Штаб». Начальник штаба, Готька Степанов, высокий худощавый парень с длинными волосами, крыльями спадающими на большой чистый лоб, стоит за столом и, подражая Левитану, вещает в микрофон:
— Внимание! Внимание! Впервые говорит школьный радиоузел. Проверка!.. Раз… два… три… четыре… пять… Вышел зайчик погулять…
Уловив легкомысленные нотки в голосе начштаба, девчонки окружили его и потребовали танцевальной музыки. Готька объявил концерт «По заявкам трудящихся».
Когда в восемь часов Дора Матвеевна, выйдя из квартиры, находившейся тут же в школе, проследовала к штабному крыльцу, весь двор уже выплясывал фокстрот. Дора Матвеевна потребовала к себе завуча.
— Василий Степанович, — сказала она своим ровным тоном. — Вы ответственный за сегодняшнее мероприятие, и я не хочу вмешиваться. Но, сами понимаете, этот фокстрот никак не украшает лицо школы…
Василий Степанович, не дослушав, согласно кивнул и отошел к Степанову. Готька, распоряжаясь в микрофон, выстроил классы. Выждав паузу, скомандовал:
— Школа! Под знамя, смирно! Внести знамя!
Из дверей школы под звуки марша вышли десятиклассники: невысокий плотный Женя Панфилов с расчехленным шелковым знаменем, эскортируемый ассистентами Валентиной Гойдой и Татьяной Черногоровой. Скульптурная группа прошла перед строем и замерла у штаба. Марш оборвался. К микрофону подошел Василий Степанович.
— Посмотрите сюда, — говорил он, показывая очками, как указкой, на пустырь. — Посмотрите, какой сказочный розовато-белый туман окутал деревья. Видите?
— Ви-и-дим! — отвечал полутысячный хор.
— А слышите, как жужжат в цветах пчелы?
— Слы-ы-шим! — вторили смеющиеся голоса.
— Это и будет наш сад! За дело, ребята!
Моему классу достался прямоугольник, начинавшийся у самого крыльца школы, сильно захламленный строительным мусором. Я расставил ребят и объяснил задачу: преобразовать природу на участке, обратив твердыню в пух.
Инициативу вместе с единственными в классе носилками захватил силач класса Сашка Кобзарь.
— Кого побаиваться-то! — воинственно воскликнул он. — Давай наваливай!
В носилки полетели обломки кирпичей, железный и прочий хлам. Сашка впрягся в передние поручни, хотя договор был: на каждую ручку один носильщик. Зарвавшегося Сашку потеснили, и первая четверка двинулась в путь. Девочки стали сгребать мусор в кучи. Мальчишки принялись за ящик, врытый в землю и служивший строителям местом гашения извести.
— Эй, Колос, ты чего делаешь? — Генка Воронов отпихнул Колосова, который меланхолично отбивал доски ящика.
— А как ты его вытащишь?
— Очень просто: обкопаем кругом и вытащим, — орудуя лопатой, объяснял Генка. — Этот ящик еще, знаешь, как пригодится.
Я снял свой парадный пиджак, развязал галстук и тоже взялся за лопату. Поддержав Генку, я провел историческую параллель между меланхоликом Колосовым и резвым французским Людовиком. Пока я объяснял не торопясь, что обозначают королевские слова «После меня хоть потоп», ящик наш оказался со всех сторон оголенным. Мы подвели под него палки, пропели всемогущее «Раз, два — взяли!», и он покорно лег набок у наших ног, чуть дрожащих от непривычного напряжения.
Наше внимание привлекли восторженные возгласы девчонок, образовавших кольцо болельщиков вокруг Наташи Барабак. Толстуха Наташка единоборствовала с концом трубы, выступавшей из земли. Она по-медвежьи топталась, раскачивая трубу, отдувала спадавшие на лицо волосы и одно твердила:
— Я сама.
Мальчишки поддавали жару:
— Вот дает!
— Сила!
— Смотри, Бомба, не взорвись.
Первым дрогнуло рыцарское сердце Валерки Красюка. Оттиснув плечом Наташку, он сам взялся за дело. Да не тут-то было! Поработало еще несколько рук, прежде чем показались из земли остальные три четверти коварной трубы.
Запаздывали из последнего рейса носилки. Я вышел посмотреть, в чем дело.
— Эй! Вороные! Даром я вас овсом кормлю! Давай быстрее, — орал Сашка Кобзарь, стоя на носилках и размахивая руками.
Вороные — впереди невысокий коренастый Коля Шушин, сзади жидкие Горохов с Васневым — на рысях неслись по черному двору. Им преградил дорогу сам начштаба.
— Ты чего разошелся?! — накинулся он на Сашку. — Что они тебе, лошади?
— Так мы же по очереди лошади, — возразил Кобзарь, спрыгнув с носилок.
— Все равно не дело. Старо, понимаешь? Теперь люди седлают технику. Самокаты есть у вас?
— Найдутся. Сбегаем.
— К паре самокатов приколотим доски, вот и будет машина. Понятно? Назначаю тебя, — Готька торжественно опустил руку на Сашкино плечо, — командиром первого экипажа. Получите спецзадание по очистке спортплощадки. Действуйте!
— Есть действовать! — дружно заорал экипаж.
К полудню, распаренные землей и солнцем, мы заканчивали свой участок, когда услышали в радиосводке, что по темпам вышли на первое место среди пятых классов и на третье по всей школе. В наш победный венок были вплетены и лавры кобзаревского экипажа. Он гремел не только по асфальту двора, но и в оперативной сводке.
«Самоходчики под командованием Александра Кобзаря очистили намеченную территорию и вышли на новые рубежи!»
После перерыва по приказу штаба все бригады были переведены на закладку сада. Нам пришлось уступить целый ряд готовых ямок седьмому классу, пришедшему со спортплощадки. То, что оставалось сделать, было похоже на символический акт.
Нашему классу досталось десять лунок в яблоневом ряду. Пока мы решали задачу, как разделить тридцать семь душ на десять будущих яблонь, послышалась команда:
— Ровняй стволы!
Слова эти вырвались из сложенных рупором ладоней Василия Степановича и прозвучали так незнакомо зычно, словно речь шла об орудийных стволах. Эх, если бы все военные команды вдруг обрели только созидательный смысл! «Огонь!» — и зажигается новая домна. «В атаку!» — и нагруженные самосвалы мчатся к месту перекрытия непокорной реки…
Я делаю несколько бросков лопатой и уступаю место очередному из нашей четверки Генке Воронову. Тот не торопясь роется в кармане, наконец, извлекает оттуда новенький гривенник и, поплевав на него, бросает в корни деревца.
— На счастье!
Надо бы вступиться за министерство финансов. Но монетки уже не видно. Ладно, пусть древнее делается по-древнему.
Позабыв об усталости, ребята хлопотливо топчутся вокруг саженцев, меряются с ними ростом, ласково касаются руками ветвей. Поистине ребячье это дело — сажать сады! Все клас