Первой приехала «скорая». Едва тронув запястье актрисы, врач с видом равнодушной обреченности махнул рукой и занялся домработницей, лежавшей на ковре рядышком со своей хозяйкой. Мария Федоровна была жива, хотя и смотрела бессмысленно в потолок, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. Констатировав обширный инсульт, ее на носилках отнесли в машину и отправили в больницу. Зрелище «убиенной» приятельницы и ее бледное лицо с закатившимися глазами вызвали шок околоподъездных старушек, не далее чем час назад наблюдавших ее живой и здоровой.
Приехала милиция. Массажистку отпустили, расспросив и запротоколировав ее показания. Потом начался осмотр квартиры. В понятые, естественно, попали Эвелина Ивановна из пятнадцатой и Клавдия Порфирьевна из пятьдесят второй.
То и дело охая и поминая имя Божие всуе, они рассказывали многочисленные подробности сегодняшнего дня, неожиданно богатого происшествиями. Старушек выслушали, не вникая в их взволнованные речи, и оперативная группа приступила к осмотру квартиры.
В воздухе носился запах химических реактивов. Он казался резче и приторнее в квартире, добела раскаленной солнцем. Пол был посыпан черным порошком, над ним колдовал эксперт-криминалист, и понятых гоняли из угла в угол, чтобы они не затаптывали следы. Шарахавшиеся из стороны в сторону старушки под конец нашли приют в уголке, откуда тихо блестели бесцветными слезящимися глазами.
Старший следователь райотдела милиции майор Буркин, белобрысый мужчина лет тридцати пяти, тщательно разделяя слова и подчеркивая паузой запятые, диктовал протокол осмотра квартиры молодому человеку в гражданском, который, примостившись на краешке роскошной кровати, писал. Папка лежала у него на коленях.
— Тело обнаружено на полу головой к окну, ногами к дверям, между трюмо и кроватью…
Щуплый младший лейтенант Шушарин, то и дело утирая со лба испарину, фотографировал спальню. Фотоаппарат щелкал, ослепляя режущими глаз голубоватыми вспышками.
В комнате суетился еще один сотрудник — сгорбленный, в очках — эксперт Харченко. Обмахивая кисточкой с порошком все мало-мальски пригодные для исследования поверхности, он приближал к ним нос, близоруко всматривался, щуря глаза, потом аккуратно наклеивал полоску клейкой ленты и снимал ее уже с серыми разводами.
Совершалась ежедневная монотонная работа, за которой не мог наблюдать труп женщины, все еще пристально глядевшей куда-то мертвыми глазами из-под неплотно сомкнутых век, оперенных длинными ресницами. Мужчинам, давно уже привыкшим к грязным и неприятным моментам в своей работе, было немного не по себе — в комнате как будто витал чей-то дух, безмолвно надзирающий за вторжением в свою обитель чужих людей…
У Буркина пересохло горло. Он остановился, прокашлялся и с удовольствием закурил. Когда его монотонный голос замолк, все почувствовали облегчение от наступившей тишины. В молчании стали слышны городские звуки — урчание машин, лай запертой собаки, говор голосов у подъезда.
— Ну и жара сегодня, — ища поддержки у коллег, пробормотал Харченко.
— Да-а, хорошо, что еще труп свежий, а не недельной давности, не то мы бы тут задохнулись, — поддержал разговор младший лейтенант Шушарин. На самом деле ему было очень жутко, он первый раз участвовал в выезде на место происшествия, к тому же на квартиру известной актрисы, да еще и только что убитой.
— Это точно, — вступил в беседу Буркин.
— А я ее, мужики, недавно по «ящику» видел, — сообщил Шушарин, кивком указывая на Шиловскую. — Какой-то фильм был… Бодяга такая! Кажется, что-то про мафию. Она там любовницу главаря играла. Ее в конце фильма тоже убили… Мне еще жена говорит: смотри-ка, звезда — ни один фильм без нее уже не обходится. А я еще подумал: хороша же она из себя, картинка!..
— Ну и что, я тоже ее видел по телику, — громко, чтобы разогнать застоявшуюся тишину, сказал Харченко. — И в театре несколько раз…
— Не думал я, что увижу ее так близко, — кивнул Шушарин на распростертое тело. — Жалко, да? Молодая…
— Ладно трепаться, поехали дальше, — оборвал его Буркин и забубнил снова: — Обнаружены: пустая упаковка пантропанола, стакан с бесцветной жидкостью, вероятно с водой, незапечатанное письмо, женский гребень, пульт от телевизора…
…Вечерело. Низкое солнце заглядывало в окно, и кружевная тень высоких тополей уже не защищала от его прямых розоватых лучей. Раскаленный красный шар цеплялся одним краем за почерневшие крыши домов, пронизывая лучами всю комнату насквозь.
— Ну что, есть «пальчики»? — негромко спросил Шушарин, присаживаясь на краешек кровати с резными спинками в причудливых деревянных завитушках.
— Есть, — пробормотал Харченко, собирая кусочки липкой ленты. — Есть и «пальчики», и следочки, и микрочастицы… Да боюсь, что все это только убитой и ее матери…
— Домработницы, — поправил Шушарин.
— Какая разница…
— Принципиальная. Если бы это была ее мать, то подозрение на нее отмелось бы почти автоматически, — бойко затараторил Шушарин, с удовольствием выкладывая все свои соображения. — Плюс сердечный приступ…
— Инсульт…
— Какая разница… А домработницу будут основательно проверять.
— Можно подумать, что редко матери убивают своих дочек, — скептически заметил Буркин. — Да сплошь и рядом… Выпьют поллитру на двоих и давай друг друга лупцевать.
— Не так уж редко, — согласился Шушарин. — Но не таких знаменитых. Не хочешь ли ты сказать, что хозяйка с домработницей сначала нализались, а потом начали выяснять отношения?
— Кто их знает… По крайней мере, на месте преступления нашли мертвую хозяйку и полумертвую домработницу… — Буркин заглянул в бумаги. — Тюрину. И только сам Господь Бог пока знает, кто кого довел до состояния нестояния…
— Да, на ограбление не похоже, — встрял в разговор Харченко. — Кажется, все вещи целы.
Щелкнув зажигалкой, Буркин раскурил новую сигарету. Маленькая комнатка стала наполняться клубами сизого дыма. Он медленно поднимался к потолку, резко выделяясь расплывающимися волокнами в ярком свете закатного солнца.
— Согласитесь, что все-таки не похоже, чтобы здесь хозяйничали обыкновенные домушники, — не унимался младший лейтенант, — иначе все было бы вверх дном. Удар нанесен… — Шушарин склонился над убитой. — Острым предметом, но не ножом. В висок. Что и послужило причиной смерти…
— Торопишься, — саркастически усмехнулся Буркин, вытянув губы трубочкой и выпуская аккуратные колечки дыма. — Это вскрытие покажет, каким предметом… И что послужило причиной смерти… Рану до дна не разглядишь.
— Все равно, сразу исключается самоубийство и…
— Ну и быстр ты, парень. — Харченко неодобрительно покачал головой. — Прямо Шерлок Холмс…
Он медленно прошелся вдоль стен и, остановившись у картины в золоченой раме, сказал с восхищением, задрав голову:
— Эй, будет вам спорить. Смотрите, какие картинки странные развешаны… Как в галерее!
Буркин не тронулся с места, а лейтенант подскочил и, задрав голову, впился в нее изучающим взглядом.
— Ни черта непонятно, — через минуту внимательного рассматривания буркнул он, пожимая плечами. — Так посмотришь, вроде голая баба… Лежит… А вот так посмотришь, уже другая баба… Но уже вроде бы стоит…
— Ну так чего ж тебе еще надо? В том-то нынешнее искусство и состоит — пару-тройку дам изобразить в непонятном ракурсе и на стенку повесить… По мне, так лучше уж из «Пентхауса» вырезать.
Буркин, заинтересовавшись, подошел к ним.
— И где ты здесь голых женщин разглядел, не понимаю, — поразился он. — Я вижу дерево, сучья голые, листья, и еще черт-те чего на ветвях накручено, как будто змея обвилась… Похоже, сюжет на библейскую тему. Черт с ней, с этой картиной… Пора закругляться, — озабоченно пробормотал он, взглянув на часы.
— Это Дали, — уверенно сказал Харченко. — Подлинник небось. Они, артистки, такие, им только подлинники дарят. Это тебе не репродукции из «Пентхауса»… Постой, постой… А что означает эта дырочка? Глаз змеи как будто. Надо же, как натурально сделано! Искусство!
Сосредоточенно нахмурив брови, Буркин снял картину. За ней в стене оказалось аккуратное круглое отверстие.
— Ба-а, да здесь стреляли! — воскликнул Харченко.
Через несколько минут активных поисков удалось обнаружить еще одно пулевое отверстие — в самом углу, за кушеткой. От любопытных глаз его прикрывал пышный плед с кистями.
— Вот так дела, — задумчиво протянул Буркин. — Да здесь была стрельба… Значит, кто-то должен был слышать звук выстрелов…
— А я все думаю, за что ее убили… — не унимался Шушарин. — Вот бы мне поручили расследование. Уж я бы докопался… Молодая, красивая, знаменитая… Из-за чего?
— Любовь! — мечтательно сказал Харченко. — Из-за любви, как пить дать!
— Деньги! — категорически заметил Шушарин. — Кому сейчас эта ваша любовь нужна, когда кругом полно секса. Сейчас всем не хватает денег, а любовь — вторичный продукт. Она не является предметом первой необходимости… Но странно, выстрелы были, а на теле нет пулевых ранений…
В сумерках осмотр квартиры закончился. Понятые подписались под протоколами и удалились, робко шушукаясь между собой.
Оперативники стали собираться — их работа подходила к концу. Харченко складывал свой объемистый чемодан. Буркин набрал номер телефона и снова вызвал машину — труповозку.
— Выехали, ждите, — противным пронзительным голосом сказала дежурная.
Оставалось дожидаться приезда машины, чтобы потом опечатать квартиру и сдать найденные материалы.
Вскоре в прихожей послышались громкие голоса, и в комнату ввалились санитары с носилками.
— Ну, наконец-то, — с облегчением выдохнул Буркин. — Что-то вы, ребята, не торопитесь…
— Да у нас вызовов сегодня — во! Зашиваемся, — устало сообщил дюжий санитар с помятым лицом, лоснящимся от пота. — Жара! Тепловые удары — раз, два и капут!
Фигуры в зеленоватых халатах засуетились над трупом женщины.
— Молодая… Да никак это Шиловская, знаменитая артистка! — раздался возглас, когда безжизненное, окоченевшее тело перекладывали на носилки. — Жене сегодня расскажу, вот удивится! Она от нее без ума.