Пустые комнаты и рассказ о том, что она вынуждена была оплатить долги отца, застали его врасплох. Про себя он проклинал ее отца, его слабость к доступным женщинам и колоде карт. Логан, однако, не брал на себя обязанности судьи по отношению к кому бы то ни было. У него и собственных пороков хватало. Каждому свое. Но Камерон Крокер Маккензи брал не только свое. И, к несчастью, дочери Си-Си должны были платить по его счетам.
Логан оторвал ногу от акселератора, и грузовик замедлил ход. Он попытался сконцентрироваться на машине и дороге, но мысли его все время вертелись вокруг Скай. Господи, как бы ему хотелось знать заранее о мебели, которую она вынуждена была продать. И тут он призадумался.
А что бы он конкретно сделал? Ну, конечно, предложил бы взять на себя и оплатить кое-какие из долгов Си-Си. Да? Скай бы отвергла его предложение. А если бы она и взяла с него деньги, что было бы с этим «вторым медовым месяцем» и его планами вновь ее завоевать?
Неважно. Двадцатикратный бинокль не всегда годится. Особенно, если смотреть в прошлое.
Он наблюдал, как Скай ставит кассету Майкла Болтона. Все прочие кассеты Логан перед отъездом сложил в гараже. И специально оставил ту, которая ей нравилась больше всего, которая играла, когда они занимались любовью.
Кабину заполнил хриплый баритон Майкла Болтона. Логан видел, что она слушает, но слышит ли она слова песни «Когда мужчина любит женщину»? Припоминает ли она, чем они занимались в тот последний раз, когда вместе слушали эту песню? Пусть же она вспомнит, с какой страстью они тогда занимались любовью! Как они целый день пробовали и трогали друг друга, слушая все время эту кассету. Пусть же она вспомнит!
Он почувствовал, как Скай, слушая песню, устроилась поглубже. Он же слушал музыку в надежде, что она выступит в его защиту. Он должен был заставить ее понять, как пуста его жизнь без нее. Логан стиснул зубы. Задуманный им «медовый месяц» должен был привести их отношения в порядок. Обязан. По крайней мере, одно то, что она здесь, — уже хорошее начало.
Он все еще глазам своим не верил, видя ее рядом с собой в грузовике, вознамерившуюся пройти весь путь, связанный с договоренностью относительно «медового месяца». Да, она согласилась. Но согласие и реальное участие — вещи разные. Она без обиняков уже дала это понять.
Он с восхищением заметил, как она отгородилась от него сумочками, превратив их в нечто вроде Иерихонской стены. «Строй же свои стены, сладкая Скай. Укрепляй их, как следует. Я люблю, когда мне бросают вызов».
Логан бросил взгляд на импровизированную Иерихонскую стену. Пока что музыка как следует не подействовала. Скай сидела, отодвинувшись от него как можно дальше, а правое плечо ее упиралось в стекло. Напрягшийся позвоночник говорил ему о многом — тело ее не безмолвствовало.
— Я думала, мы поедем по шоссе, — проговорила она, когда грузовик свернул с межевой дороги направо.
— Торопишься начать?
Она нервно задергалась.
— Да нет. Я просто подумала, что ты… А, неважно. Я заранее должна была бы ожидать, что ты сделаешь что-нибудь неожиданное. Ты всегда так вел себя с той поры, как мы впервые встретились у озера Тахоэ.
Так, значит, она помнит об их невадской встрече! Отлично. На это он и рассчитывал.
— Есть два девиза, которым я следую, когда имею дело с женщинами: «Женщина должна догадаться сама» и «Даме всегда надо помочь, когда она оказывается в трудном положении».
— Я не оказывалась в трудном положении.
Он едва подавил смех.
— Ну, конечно.
— Мне стало не хватать воздуха для дыхания. В Неваде из-за высоты так бывает со многими, кто приезжает на отдых. Я утомилась. В конце концов, я не занималась пешим туризмом почти год.
— И ты заблудилась.
— Просто потеряла ориентировку.
— Потеряла ориентировку и заблудилась.
Она скрестила руки на груди.
— Ты всегда должен быть прав?
— Если бы я не отвел тебя назад, к лагерю, ты бы до сих пор еще бродила по лесам.
— Я бы нашла дорогу назад… со временем.
— В темноте, одна в лесу? Ладно, Скай. Тут ты никого не обманешь. Я точно знал, куда ты шла, а двигалась ты в направлении, прямо противоположном лагерю. Ты и твои горячие розовые разводы от пота…
— Это был спортивный костюм! На мне был спортивный костюм.
— Называй его, как хочешь, но этот розовый наряд сразу же привлек мое внимание. Я шел за тобою полчаса…
— То есть? — Ноги ее дернулись по направлению к нему. Он решил, что она, должно быть, повернулась к нему всем телом, но ее удержал ремень безопасности. — Ты никогда не говорил мне, что так долго шел за мною следом.
— Мне надо было удостовериться что я не сделал ошибки, выбрав тебя. Я не мог позволить себе подцепить кого попало.
— Но ты же меня не подцепил!
— Верно, не подцепил, а спас. Как ты думаешь, зачем я купил тебе этот компас? — Он заметил, что крохотный латунный компас все еще болтается у нее на цепочке для ключей, когда она перед отъездом запирала дом.
— Я думала, что это свадебный подарок.
— Так и было.
— Что ж, он сработал. Больше я ни разу не шла по неверному пути.
Руки у него вцепились в руль.
«Что же произошло с нами? С любовью, которую мы испытывали друг к другу? Она, что, ушла навеки, Скай? Ты для меня потеряна, если я не сумею вернуть тебя на правильный путь. Почему бы, по крайней мере, не попытаться еще раз начать все сначала?» Так или иначе, он знал, что через семь дней у него будет на это ответ.
— Ты не хотел ехать в Огасту. Почему? — спросила она, выключая кассетник.
Он уже готов был рассказать ей об очередном ежегодном пау-вау рода Волка, которое состоится всего лишь в нескольких километрах от Огасты и где соберутся индейцы племени Осаге из Оклахомы и Миссури. Место для собрания уже было выбрано старейшинами племени, а территория арендована еще до того, как ему удалось привести в исполнение операцию «медовый месяц».
Господи, если бы она выбрала какое-нибудь другое место, а не Огасту. Он ведь так хотел, чтобы время, которое они проведут вдвоем, было использовано с толком и принадлежало им одним. А индейцы начнут приезжать со всех концов со своими трейлерами и палатками — типи. Ему же только не доставало нарваться на кого-нибудь из родичей.
— Я надеялся, что мы сможем договориться насчет какой-нибудь нейтральной территории, — заявил он.
— А винодельческое хозяйство и есть своего рода нейтральная территория. Оно же послужит в качестве обеспечения.
— Но оно принадлежит…
— Не бойся, говори, кому, — подначивала она его.
— Ладно. Винодельческое хозяйство принадлежит твоему отцу.
— Принадлежало. Теперь оно принадлежит мне.
— А как насчет доли Алисон?
— Папа оставил ей кооперативное владение в Аспене.
— Мило.
— Не придумывай. Она продала землю сразу же после смерти папы.
— Что у тебя осталось непроданным?
Скай слегка ссутулилась.
— Дом. Дома конца девятнадцатого века в стиле барокко — товар неходовой. Никто сегодня не хочет обзаводиться экзотическим белым слоном. Слишком накладно обогревать такое здание и охлаждать. Спросом пользуются новенькие домики, по крайней мере, так мне говорили агенты по продаже недвижимости.
— А ты пыталась продать дом?
Она подняла вверх три пальца.
— Помогло то, что я воспользовалась многовариантной системой реализации. Наша древняя белая слоновая шкура оказалась на рынке не нужна, зато сильно понадобилась антикварная мебель.
Потрясающе. Несмотря на случившееся, она не лишилась чувства юмора. Ну и женщина!
— Мы так часто открывали дом, что наш последний агент по недвижимости намекнул мне, что я сама могла бы получить лицензию: торговца в розницу…
— Ты продала так много мебели?
— Высвободила весь чердак и подвал. Ты забыл, что один из членов семьи Маккензи — любитель всякого барахла?
— Ага. — Он не забыл. Он не забыл, как он таскал ящики с сокровищами в только что купленное ими после свадьбы пожарное депо двадцатых годов. Он не забыл пространство на стене, где когда-то борцы с огнем вешали свои шлемы. Пространство, которое она заполнила старинными американскими гравюрами и ворохом сиреневых цветов. Он не забыл, как пожарное депо пахло настоящей весной даже после того, как яркие, крошечные цветочки увяли, а лепестки у них опали.
Он не забыл ничего, даже того, как она развеселилась, когда обнаружила, что там все еще оставались настоящие пожарные столбы; и как они пристроились к этим столбам на втором этаже и с криком и смехом скользнули на уровень улицы. Они катались так часто, что медная обшивка ни разу не потребовала полировки.
— Я не забыл, как ты торговалась с бедным старичком по поводу викторианского сундучка.
Она хлопнула в ладоши.
— А я про него позабыла.
— Этот торговец антиквариатом не имел ни малейшего шанса устоять против тебя, раз уж мы решили приобрести и этот сундук.
Она погрозила пальчиком.
— А ты оказался трусом. Ушел в тень и тихо дождался, когда он сбавил цену.
— Какой там еще трус? Просто я решил уйти подальше с линии огня. Ты была неутомима, о, женщина.
— Потому, что я знала, как великолепно будет выглядеть этот сундук перед нашим диваном.
— Я пытался внушить тебе, что мы не нищие, когда мы рассчитались по закладной за это пожарное депо.
— Ты хочешь сказать, ты рассчитался по закладной, — сказала она. — А я и понятия не имела, что вышла замуж за человека со средствами.
— И все равно нечего было так трястись над ценой.
— Схватка — половина удовольствия, — поддразнивала она его. — Помнишь, старичок сказал, что уже много лет так не веселился.
— Ты права, он, действительно, это сказал.
— Кроме того, — продолжала она, — я хотела, чтобы ты знал, что женился не на мотовке.
Она и мотовка? Она родилась в богатой семье, но теперь все переменилось. Теперь она сражается с финансовыми трудностями.
— Я думаю, — проговорил он.