Гретхен Нунн занималось сотворением чудес. Не тех чудес, когда сверхъестественное вмешательство порождает невероятные, аномальные и невозможные явления, нет, она действовала на уровне сверхчувственного восприятия, пользуясь незаурядной проницательностью и даром преображать действительность. Нунн была магистром психодинамики. В большинстве случаев ей удавалось то невозможное, о котором просили заказчики, и гонорары ее были огромны.
Председатель, совершенно естественно, не сомневался, что загадочная пситехиня будет похожа или на эндорских ведьм из «Макбет» или на Мерлина в женском платье. Он остолбенел, увидев царевну племени Ватусси с орлиными чертами лица и бархатистой черной кожей. Ей было под тридцать — высокая, стройная и обворожительная в своем алом платье. Раздражение Миллса Коупленда мгновенно испарилось. Госпожа
Нунн одарила его слепящей улыбкой, предложила сесть, выбрала себе стул напротив и с певучим акцентом Ямайки сказала, что ее ставка — сто тысяч.
— Вы можете себе это позволить?
— Да, госпожа Нунн. Я согласен.
— Еще не все. Ваша проблема стоит этого?
— Да.
— Тогда мы пока что договорились. Я предпочитаю ясность… Что, Алекс?
Бочком проскользнувший в кабинет секретарь попросил прощения:
— Извините, но мистер Леклерк настойчиво интересуется, откуда вы могли точно знать, что его жена месяц как забеременела?
— Леклерк? Этот импотент?
— Да, хозяйка.
Госпожа Нунн раздраженно прищелкнула языком:
— Мы же условились с самого начала, что я ничего не объясняю — только сообщаю результат.
— Да, хозяйка, но он очень взволнован — по вполне понятной прйчине.
— Он оплатил счет?
— Да, чек инкассировали сегодня.
— Так и быть, в порядке исключения. Психометрия дала мне все доказательства. Поведение, характерное только для беременных. Резкая переоценка ценностей. Я проверила ее ультрасветом и обнаружила под кожей характерную маску беременности. Да еще она не принимает противозачаточных таблеток. Скажи все это Леклерку, Алекс, но никаких проявлений сочувствия. Говори ровно и по-деловому.
— Да, хозяйка. Спасибо, хозяйка.
Секретарь вышел, пятясь задом, а она повернулась к председателю:
— Не волнуйтесь, «Леклерк» — это шифр клиента, известный только мне и полностью доверенному персоналу. Я никогда не раскрываю подлинных имен.
— Понимаю.
— А вы поняли, что я сообщаю лишь конечный результат?
— Согласен, госпожа Нунн.
— Теперь — ваша проблема. И учтите, что я еще ни на что не соглашалась. Если вы это уяснили, то вперед. Все досконально — вплоть до потока сознания и свободных ассоциаций, если понадобится.
Полчаса спустя комнату вновь озарила ее сверкающая улыбка:
— Благодарю, ваша проблема действительно уникальна — весьма приятное разнообразие для меня. Если вы не передумали, то я согласна.
— Я не передумал, госпожа Нунн.
— Подумайте еще раз. Когда вы мне все это рассказывали, у вас, возможно, все выстроилось в уме, и я вам больше не нужна. Иногда так бывает.
— Не тот случай, госпожа Нунн, — с огромной убежденностью возразил Коупленд.
— Вы все еще полагаете, что без меня вам не обойтись?
— Со всей определенностью.
— Что ж, по рукам, мистер Стеклодув.
— Как? Стекло… А, понятной Благодарю вас, госпожа Нунн. Мне внести аванс или полную оплату?
— Для «ффф» это не обязательно.
— Но накладные расходы…
— Это — мои проблемы.
— Но если вам понадобится… если от вас потребуется…
Она рассмеялась:
— Мои проблемы. Я не обосновываю свои ответы и не раскрываю методы — как же я могу ставить что-то в счет? Вот поэтому моя твердая ставка так высока. И не забудьте, сударь, мне нужны отчеты «Беги-Лови» и Жгуна.
Неделей спустя последовал крайне необыкновенный личный визит Гретхен Нунн в рабочий кабинет председателя правления «ФФФ».
— Я пришла, сударь, чтобы дать вам возможность расторгнуть наше соглашение. Я не прошу никакой оплаты.
— Расторгнуть? Но почему?
— Потому что вы замешаны, как я полагаю, в чем-то гораздо более серьезном, чем мы думали вначале.
— Что же это?
— Вы не поверите мне на слово?
— Я не могу — мне необходимо это знать.
Госпожа Нунн задумчиво поджала губы, потом вздохнула:
— Ну что ж, поскольку дело такое необычное, придется нарушить мои же правила. Будьте добры, посмотрите сюда.
Она развернула перед председателем на столе для переговоров большую карту района Гиль. В центре карты стояла звездочка.
— Это Оазис Шимы, а очерченный круг около звездочки — тот предел, куда можно добраться пешком за два часа, — пояснила госпожа Нунн. — Два часа туда, два обратно — всего четыре. Это крайний предел по времени, без скидок на какие-то остановки, возможные по дороге.
— Я понял.
От звездочки к окружности змеились во все стороны расходящиеся линии.
— Это маршруты, которые смогли проследить сыскари из «Беги-Лови» — я взяла это из их отчета.
— Очень остроумно. Однако пока не вижу, в чем серьезность дела, госпожа Нунн.
— Посмотрите внимательно на карту, господин председатель. Что вы видите?
— Ну… в конце каждой дорожки стоит красный крестик.
— А что вы видите в конце дорожек перед самым крестиком?
— Да ничего особенного, кроме того, какие они извилистые… впрочем, погодите, от звездочки они отходят пунктиром, а потом проложены штрихами.
— Вот это и есть серьезно!
— Не понимаю, госпожа Нунн.
— Я поясню. Каждый крестик обозначает место, где найден Летальный-Один.
— Как! Убийство?
— Штриховые линии отмечают путь жертвы — то, что смогли проследить сотрудники отдела по расследованию убийств, где жертва шла и что делала перед смертью.
— Перед убийством!..
— Они смогли проследить путь жертвы обратным порядком только до какого-то момента, и не дальше. Это — штрихи. «Беги-Лови» вело доктора Шиму от его Оазиса только до определенного места, и не дальше. Это — пунктир. В этот момент и в этом месте линии встречаются. Даты сходятся. Что скажете?
— Совпадение! Безусловное совпадение! — сорвался в крик председатель. — Такой блестящий, обаятельный молодой человек, у которого есть все, что только можно пожелать! Летальное преступление? Убийство? Нет, не может быть!
— Вам нужны еще факты?
— Нет, мадам, мне нужна истина. Неопровержимые доказательства, а не зыбкие умозаключения на основе точек и черточек.
— Хорошо, господин Стеклодув, вы получите свои неопр. доки.
Глава 5
И Гретхен Нунн занялась сбором неопр. доков.
Она арендовала на неделю место профессиональной нищенки у входа в Оазис. Дважды в день Шима проходил мимо, но контакта установить не удалось. Она наняла оркестр Армии Оледенения и пела вместе с ними гимны перед Оазисом. Результата никакого, а в Армии жаловались на то, что ее исполнение гимна «Как Ему пчела предстанет, коли Божий Хлад нагрянет?» привело к падению пожертвований на треть.
Ей удалось наконец установить контакт лишь после того, как она подвизалась на роли рассыльной из «Натурального Питомника». Доставив первые три обеда, успеха она не добилась. У Шимы были разные девушки, все отмытые до блеска, светящиеся благодарностью и разомлевшие в непривычном тепле. Но в четвертый раз, когда она принесла обед, он был один и впервые обратил на нее внимание.
— Так-так, — улыбнулся он, — с каких же это пор?
— Что именно, сударь?
— С каких пор «Питомник» посылает девочек вместо мальчиков-рассыльных?
— Я работаю на доставке, сударь, — гордо сказала Гретхен, — с первого числа сего месяца.
— Да брось ты этого «сударя», ладно? Я же не чиновник.
— Благодарю вас, су… доктор Шима.
— Откуда ты знаешь про мою степень?
Это была ошибка: и в списках жильцов, и в «Питомнике» он был обозначен просто как «Б. Шима — Пент-хауз», ей бы следовало это помнить. А реакция у него молниеносная…
Она, как бывало и раньше, заставила свою обмолвку работать на себя:
— Я о вас все знаю, сударь доктор Блэз Шима: Принстон, МТИ, «Дхоу Кэмикл». Главный химик-парфюмер в «ФФФ». Печатные работы: «Ароматические углеводороды», «Эфирные масла», «Химия краси…»
— Имей же совесть, — прервал декламацию Блэз, — это как страничка из «Кто есть кто».
— Оттуда и взяла, доктор Шима.
— Ты искала меня в этом дурацком справочнике? Помилуй Бог, зачем?
— Вы первая знаменитость в моей жизни.
— Кто тебе внушил эту дичь, что я — знаменитость?
Она указала рукой на его апартаменты:
— Так живут только знаменитости.
— Очень лестно, но знаменит лишь мой художник-декоратор. Ты умеешь читать?
— И писать, сударь.
— Нечасто встречается в Гили. Как тебя звать, детка?
— Гретхен, сударь.
— Опять «сударь», Гретхен! А как твоя фамилия, детка?
— У людей моего положения нет фамилий, су… доктор. Это несправедливо, по-моему.
— Ты еще и философ-социолог. Весьма необычно. Будешь завтра мальч… на доставке, Гретхен?
— Завтра — мой выходной, доктор.
— Прекрасно, принеси обед на двоих.
Так начался их роман, и Гретхен Нунн вдруг поняла, к своему крайнему изумлению, что ей все происходящее страшно нравится. Она не впервые использовала страсть в деловых целях, но впервые сама испытывала такое наслаждение. В уме она сделала зарубку на память — как-нибудь потом проанализировать психодинамику своих чувств.
Блэз и вправду оказался блестящим, обаятельным молодым человеком; с ним всегда было интересно, он был неизменно внимательным и щедрым. Из чувства привязанности и благодарности к ней за ту новизну, которую она внесла в его жизнь (вспомните, что он-то считал ее обитательницей самого дна Гили), он подарил ей одну из самых дорогих ему bijoux[4] — бриллиант в пять карат, который он сам сотворил к защите докторской диссертации. Гретхен отблагодарила его должным образом: вставила кабошон себе в пупок и пообещала, что это зрелище — для него одного.