направлены на то, чтобы не вызывать сомнений в реальности навязанных нам желаний и последующем счастье от ненужных покупок. Все реальное и бесспорное в итоге оказывается манипуляцией, а все сомнительное – нашим собственным мнением! Ведь это всего лишь свободное, не обернутое в манящий фантик суждение. За ним не стоят тысячи маркетологов и психологов, поэтому оно кажется недостойным нас и теряется на фоне «нужных» для нашего счастья желаний. То, в чем сомневаются люди, – и есть настоящее счастье. Вот что я им скажу. С истиной невозможно спорить!
Как оказалось – возможно. Особенно если на кону стоит неподдельное, обернутое в красивый фантик счастье двенадцати присяжных заседателей.
Суд признал Олега Рогина виновным в подрыве общественных устоев и разжигании ненависти к культуре потребления. Ему запретили публиковать свои статьи, книги и даже мысли. Как сказал Гюстав Лебон: «Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой».
Люди продолжили тратить все свои деньги на покупки ненужных гаджетов, компании продолжили увеличивать прибыль, фондовый рынок неумолимо двигался вверх, а на развитие человечества положили большой толстый клен. Обвинение создало прецедент, и теперь всех желающих свободно выражать свои мысли могли прижать намного быстрее и без лишнего шума. История, как известно, пишется прямо на наших глазах.
К сожалению, беда не приходит одна. Maple в лице правительства хотела лишить Олега любой лазейки на публикацию вредительских мыслей, поэтому на выходе из зала суда худенький пристав вручил Рогину уведомление о признании его иностранным агентом. Такая вот ирония, постирония и метаирония в одном флаконе.
Олег не знал, к чему обязывает новый статус, но тем сентябрьским днем его меньше всего беспокоило клеймо иноагента. Заходя в зал суда, он подсознательно готовился к своему поражению, его возбужденное воображение рисовало чудовищные картины наказания и расправы, поэтому Олег только и радовался, выйдя на улицу свободным человеком, без тюремных сроков и денежных штрафов. Был лишь запрет заниматься любимой работой и публиковаться в Сети. Даже короткие сообщения стали табу – ни одной мысли ни в одну социальную сеть. Разрешена была лишь переписка с близкими, но кому он мог написать? Старые знакомые из России прокляли его за сине-желтый значок, который он пару раз нацепил по требованию жены, Милана занималась глобальными делами Maple и не уделяла времени мужу, а Хетти отвергала электронную переписку.
Каких-то двадцать пять лет назад человечество жило без соцсетей, почти не использовало интернет, и никто от этого не страдал, а теперь стоит запретить человеку в полной мере пользоваться цифровыми новинками, и это становится колоссальной трагедией. Даже вне тюремной камеры Олег чувствовал себя за решеткой ограничений. Это было невероятно. Еще вчера он даже представить себе не мог, насколько привык к свободе слова внутри соцсетей. Ценность вещей осознаешь, когда их теряешь. И только тогда понимаешь всю прелесть свободы, отбираемой наступающим миром метасетей.
Кадиллак «Эльдорадо» стоял в тихом переулке за зданием суда и, как старый верный конь, ждал своего хозяина. Никакой электронной начинки, которую можно запретить или отключить – один только мятежный дух свободолюбивых 70-х, выросших из страха и отвращения конца эпохи хиппи.
Олег бросил уведомление о статусе иноагента в бардачок, завел двигатель и расслабился под шуршащий шум цилиндров, словно массировавших изнутри его уши и мозг. Идиллия на тонущем корабле жизни. Что может быть прекраснее?
Он вернулся домой, пару раз заглохнув по дороге из города. Машина явно доживала последние месяцы, как бы степенно она ни смотрелась со стороны. Дикая порода стальных жеребцов, теперь таких уже не выпускают. Теперь на дорогах все больше кастрированных электромобилей без двигателя внутреннего сгорания. Они не могут даже рычать, ими управляют по интернету, им с рождения запрещено знать о свободе.
На тумбочке в прихожей лежало приглашение на благотворительный вечер на имена Рогина и Ивановой. Олег долго держал его в руке, не зная, как поступить. Внезапно он встретил собственный взгляд в зеркале на стене и вспомнил, что должен восстановить в памяти какую-то важную вещь. Несколько месяцев боя с собственным мозгом не прошли бесследно, и вот уже тусклые образы тонкими ниточками стали вытягиваться из подсознания. Оставалось только сплести их воедино и наконец вспомнить. Олегу это почти удалось, но в последний момент его сбил звонок жены. Он купил подержанный мэйфон на замену сломавшемуся, но отныне не мог пользоваться многими его функциями. Что ж, хотя бы не запрещалось использовать телефон по прямому назначению. Как же это было непривычно…
– Ты видел приглашение? – спросила Милана. – Это очень важно для моей карьеры. Я уже почти стала вице-президентом, остается последний шаг. Будет очень здорово, если ты проявишь покорность и явишься на суд победителей, отдашь им должное. Ради меня.
– Мы два месяца не разговаривали, – растерянно ответил Олег. – После той ночи в День независимости…
– Послушай, я знаю, что между нами уже нет страсти, – начала уговаривать его жена, – но ты ведь порядочный и воспитанный человек. То, что мы не сходимся характерами, не значит, что я должна приходить на самый важный вечер в году без мужа. Там будут все акционеры компании, а многие из них ревностные христиане. Перед рассмотрением моей кандидатуры на новый пост я должна выглядеть на сто процентов, а не на девяносто девять. Понимаешь?
– Понимаю, – порядочно и воспитанно ответил Олег.
Он разложил на кровати свой черный костюм, пару часов посидел перед пустым экраном ноутбука не в состоянии что-либо написать, после чего оделся и вышел на улицу. Вечерний воздух впервые в этом году дал понять, что лето безвозвратно уходит и впереди всех ждет лишь хладнокровная убийца всего живого – зима. Тепло, радость и счастье доживали свои последние дни.
Олег приехал на своем кадиллаке по нужному адресу, где его уже ожидала Милана. Конвеншн-центр Балтимора располагался недалеко от залива, в самом сердце старого города. Одноэтажное модернистское здание из кирпича, стекла и стали тянулось на сотню метров. Образованная им улочка с красной кирпичной плиткой создавала ощущение уединенности маленького мира внутри большого. Свернув с главной дороги, Олег поставил стонущий автомобиль во внутреннем дворике с клумбами. В тихом пешеходном переулке весь Балтимор казался таким же размеренным и спокойным, что было далеко от реальности. Милана, стоя на углу возле здания, помахала мужу.
– Так, ладно, – сказала она. – Держись ровно. Ничего героического тебе делать не надо. Просто строй из себя счастливого мужа.
Они вошли внутрь. Шумный зал с высоченными потолками полнился самыми богатыми людьми Мэриленда, собравшимися в одном месте для встречи нового года по корпоративному календарю. Они праздновали успех презентации Maple. Утром, пока Олег выслушивал вердикт непреклонных присяжных, любимая всеми компания показала свои новые линейки продуктов. На развешанных по всему Конвеншн-центру экранах Олег увидел те громкие новинки, о которых знал еще с фантастической ночи четвертого июля, когда Милана включила запись собрания. Новый смартфон семнадцатого поколения в дизайне тринадцатого, новые часы, планшеты, очки. Новые возможности виртуальных миров. Тем утром весь мир узнал, что можно вдыхать новую жизнь в умирающих стариков и видеть их через очки прямо в собственном доме, знакомить их со своими виртуальными питомцами. И все это за сто девяносто девять долларов в месяц плюс налоговый сбор. Пока Олег неспешно передвигался по залу вместе с Миланой и пожимал руки всем ее знакомым, на экранах демонстрировались лучшие фрагменты презентации. Настоящие метамиры со своей экономикой и рабочими местами, которые могут занять оцифрованные люди.
– Это прекрасная идея! – восхищался один из акционеров. – Maple дает умершему человеку возможность жить и жить вечно! Она избавляет от страха смерти! Впервые за более чем две тысячи лет людям действительно обеспечат загробную жизнь! В этот раз без обмана.
– Ну разумеется, именно в этом и была цель компании, – натянуто улыбался Олег. – А не в увеличении количества подписчиков новых сервисов и не в повышении прибыли.
Акционер кривился и брезгливо уходил в сторону, избегая опасности встретиться с правдой лицом к лицу, а Милана одергивала Олега за руку.
– Ты мне помогать пришел или все портить? – сокрушалась она. – Иди лучше постой в стороне и даже не думай ни с кем разговаривать! Надо было попросить судью и это тебе запретить!
Олег расстроился и отошел к бару, где бесплатная выпивка быстро вернула его к жизни. Неподалеку стоял шведский стол, и можно было вполне спокойно пережить этот тягостный вечер, если бы не одно но. Олег увидел, как мило его жена беседует с Шелдоном Хаске. Никакой другой мужчина не мог вызвать той искренней обезоруживающей улыбки, что появлялась на лице Миланы во время беседы с секретарем Maple. Большинство самых влиятельных акционеров стояли вокруг двух воркующих голубков, а глава компании Питерсон топтался где-то в стороне, ничуть не стесняясь своего второстепенного положения.
«Так вот, кто у них главный», – понял Олег. Ему не запретили пользоваться поисковыми сервисами, и он быстро нашел информацию об этом секретаре. Смакуя дорогой виски с содовой, он положил телефон на барную стойку перед собой и читал информацию о Шелдоне Хаске третьем. Тот был секретарем компании с двадцати пяти лет, с самого первого дня ее основания. Его отец, Шелдон Хаске второй, был референтом «Умных машин» из Техаса – прародителя всех электронных корпораций Америки. Его дед, Шелдон Хаске первый, работал еще у Рузвельта, а после участвовал в плане Маршалла. Собственно говоря, он был «секретарем» того самого Маршалла.
«Чертовы манипуляторы, – буркнул Олег и выключил поисковик. – Обман на обмане и обманом погоняет. А мы все долбанные блеющие овечки».