Никитин подхватывает меня и несет в глубь квартиры, дорогу я не запоминаю, потому что не могу отвести взгляда от лица Сергея.
Минуту спустя он опускает меня на постель, укрытую изумрудным ворсистым покрывалом.
— Потрясающе смотришься, — Никитин разглядывает меня, будто я произведение искусства.
Он опускается на колени и гладит мои ножки, постепенно забираясь все выше и задирая подол платья. Он не торопится, дразнит сам себя. И когда Сергей добирается верхней кромки чулок, то просто распахивает меня, раздвигая ноги.
— Даша, они красные, — гипнотизирует Никитин тоненькую алую полоску.
— Есть возражения?
— Что ты, мой любимый цвет, — бормочет он и тянется пальцем расправить трусишки. От его прикосновения в животе вспыхивает огненный шар. Мимолетное, оно запускает древний механизм, пробуждает основной инстинкт.
Целуя нежную кожу с внутренней стороны бедра, щекоча ее бородой, обдавая дыханием влажные трусики, Сергей подбирается к моей гладковыбритой девочке. Зубами стягивает трусишки, приподняв бедра и раскрывшись совсем бесстыдно, я помогаю ему получить доступ к киске.
— Расскажи мне, как ты хочешь? — снова требует Никитин.
Заплетающимся от волнения языком пытаюсь объяснить, что доставит мне максимальное удовольствие:
— Поцелуй меня, — а дальше я стесняюсь и замолкаю.
— Давай, малыш, мы же договорились. Как тебя поцеловать? — он дразнит мою щелочку пальцем.
— Помоги мне, — прошу я шепотом.
— С языком? Как именно? Нежно? Жадно? — севший голос Сергея говорит о том, что он и сам на грани.
— С языком. Жадно, — еле слышно молю.
— Как скажешь, малыш, как скажешь.
И он впивается в мою девочку, вылизывая ее и погружая язык, кончиком которого он прокладывает путь из сочной пещерки до клитора и обратно. Посасывает его, прикусывает припухшие налившиеся кровью губки. Господи, такого у меня не было никогда, но ведь я и никогда не рассказывала, как я хочу.
Мечась по покрывалу, я теряю крохи стыда и прошу:
— Сережа, пальцы…
— Только скажи, как, — продолжает он меня пытать. — Добавить пальцы? Сколько? Сделать жестко?
— Да, — задыхаюсь я. — Добавь три. Жестко. Нет. Не знаю.
И Сережа принимает сам волевое решение, сказать, что мне нравится его подход, не сказать ничего. Возвращаясь к оральным ласкам, он сосредотачивается на напряженной горошине, а пальцами погружается в глубину, где в непостижимом для меня ритме он то поглаживает переднюю стеночку, то грубо насаживает на них киску.
Много времени не понадобилось, чтобы я достигла пика.
— Малыш, а говорила, что кончаешь молча.
Похоже, до этого я просто не знала, что оргазм бывает таким мощным.
— А как же ты? — нахожу в себе силы спросить я. Видно же, что Никитину приходится тяжело.
— Мой черед еще не настал. Сначала мы тебя покормим.
Выдержка, это, конечно, прекрасно. Но ради чего, собственно, он страдает?
— Или? У тебя есть еще желания? — вкрадчиво спрашивает Сережа.
Понимая, на что он надеется, я иду ему навстречу. Он сделал мне так хорошо, что с моей стороны будет свинством оставить его с набухшим органом.
Приподнимаясь на подрагивающих локтях, я озвучиваю очередное желание:
— Сережа, я хочу попробовать твой член.
Глава одиннадцатая
Благодарность в его глазах сложно не заметить. Он сдерживается ради меня, хотя я не вижу для этого причин. Никитин не похож на человека, который отдает в постели ведущую роль. Это только сегодня и только для меня.
Расстегнув ремень и опустив молнию, он достает из черных боксеров своего дружка. Солидный экземпляр. Сглатываю. Я хотела ответить на ласку Сережи взаимообразно, но сейчас немного растерялась. Красавчик Никитина не только имеет широкую головку, но и ствол у него диаметром почти ровняется с ней. Как же приятно он, наверно, будет скользить внутри.
Я придвигаюсь ближе и обхватываю теплой ладошкой этого красавца. Слышу, как прерывается дыхание Сережи. Как бы мне ни хотелось, но надо смотреть здраво: горловой минет Никитин от меня не получит.
Облизываю губы и прижимаюсь ими к горячей головке. Сережа шумно втягивает воздух, но меня не торопит. Всасываю головку и начинаю кружить вокруг нее языком, пока не решаясь заглотить больше. Впрочем, господь дам мне две руки, одной я поглаживаю крупные яички, а другой скольжу по стволу.
— Даша, — слышу я. — Дашка, я долго не выдержу. Я весь вечер на тебя торчал как шестнадцатилетний пацан.
Поднимаю глаза на Сережу, не выпуская член изо рта.
— Дашка, малыш, язычком еще… Да! Вот так!
Никитин убирает от моего лица волосы и зажимает их в кулаке на макушке. Не то, чтобы в рот не лезли, не то, чтобы видеть возбуждающую картину.
— Даааш, — предупреждающий возглас излишен. Я чувствую, как поджимаются яйца, вижу, как напрягается низ его живота, слышу, как учащается его дыхание. Рука Сережи стискивает пучок волос. Я понимаю, что он сдерживается из всех сил, чтобы не начать толкаться мне в рот. — Дашка, малыш, солнышко, пусти за щечку, я больше не могу.
Эта почти жалобная просьба греет мое самолюбие, чуть ослабив губы, я позволяю проскользнуть чуть глубже, и, надавливая пухлой нижней губой на уздечку, начинаю посасывать смелее.
Рык переходящий в стон становится мне наградой.
Облизываясь, я выпускаю и Сережу на свободу.
— Ты потрясающая, — он жарко целует меня в губы и поднимая усаживает к себе на пояс. — Но тебя надо все же покормить чем-то посущественнее.
Так меня и транспортируют на кухню, где усаживают на высокий барный стул у окна с видом на старый центр, на улицах которого толпы прохожих заметно поредели.
— Чего бы ты, Даша, желала отведать? — интересуется Никитин, открывая все коробочки.
— Тащи все, — милостиво разрешаю я.
— Вина не предлагаю, — усмехается Сережа. — Поверх «Маргариты» не стоит, я думаю.
— Ну да. Это такое себе…
Никитин перетаскивает интересные на его взгляд закуски ко мне на подоконник и, усевшись на соседний барный стул, кормит меня с рук.
И если по началу мы перешучиваемся, болтаем и пихаемся, то спустя какое-то время взгляды наши становятся все тяжелее, дыхание более томным, между нами почти искрит.
— Даш, как тебе «голое свидание»? — спрашивает Сергей.
— Мне понравилось, — искренне говорю я. — А что? Оно уже закончилось?
— Основная его часть — да, но, скажи, разве тебе никогда не говорили, что в договорах нужно обязательно читать текст мелким шрифтом?
— Говорили, конечно… Что? Да не может быть? Эта та фигня внизу? Я думала, ты ручку расписывал! — возмущаюсь я.
— Незнание закона не освобождает от ответственности, — довольно цитирует Никитин.
— Ах, ты адвокатишка! И что же там написано?
— А написано там, что если Добрынина Д.Д. довольна оказанными услугами, то она расплачивается не позднее двенадцати часов того же дня.
— Хм, пока не превратится в тыкву, что ли? И какая там у вас адвокатов такса за такие специфические услуги? — любопытствую я.
— Долго рассказывать, я тебе покажу…
— Как же долго, если там была всего одна строчка… — но меня уже взваливают на плечо и тащат по знакомому маршруту.
— Я привык ко всему подходить обстоятельно, — посмеивается в бороду Никитин и, ссадив на постель, вытряхивает из платьишка, и я остаюсь в одних чулках и бюстгальтере, трусики меня покинули еще во время выполнения моего первого желания.
Не мешкая Сережа освобождается от джинсов и от боксеров, его уже наполовину окрепший член приковывает мое внимание. Я вовсе не прочь оседлать этого жеребца, уверена, это будет сладко.
Но в этот раз проявить инициативу мне не позволяют.
— Дашенька, как ты относишься к оплате натурой?
— Положительно, — киваю я, разглядывая это совершенство.
— Прекрасно, потому что я за свои сегодняшние переживания хочу получить от тебя сполна. По высшему тарифу. И, прости, малыш, но сейчас я буду говорить, как я хочу, а ты будешь слушаться и исполнять. Готова?
В этот раз киваю молча, наблюдая, как Сережа подходит совсем близко, подрачивая своего толстяка.
— Отлично. Малыш, ползи к спинке кровати, вставай на коленки и держись за спинку.
Внутренне подрагивая от предвкушения, я выполняю требование. Позади меня кровать прогибается под весом Никитина, а секунду спустя, моя попка подвергается исследованиям. Я живо вспоминаю об озвученных Сережей желаниях. Он мнет и тискает, поглаживает и пощипывает.
— Малыш, я пробовал тебя и на язык, и на палец. Ты п*здец какая тугая, у меня от мысли, что ты будешь дрожать на моем члене, башню срывает начисто. Как давно у тебя не было секса, — Сережа нежно проводит по моим увлажнившимся губкам.
— Давно, больше полугода.
— Бедная голодная малышка, — и судя по тому, вместе с этими словами в меня ныряют два пальца, Никитин имеет в виду конкретную часть меня. — Да, вот так. Прогнись, покажи мне себя.
От всего этого безобразия, мои чувствительные соски опять начинают ныть. Но сейчас Сережа игнорирует эту потребность, хотя они так напряглись, что похожи на маленькие стержни.
Никитин свешивается с кровати и, отодвинув в сторону платье, ныряет в мою сумку. Когда он успел ее притащить? Наверно, вместе со мной по дороге из кухни. О, боже! Серьезно?
Я оборачиваюсь, чтобы отобрать у него коробку с дебильным подарком сослуживиц, но получаю строгий выговор:
— Даша, стой как стояла. Мы же договорились.
В общем, я могу только следить за тем, как Никитин достает вибратор-кролик и выбирает режим, а я-то надеялась, что он не заряжен.
Глава двенадцатая
— Скажи, Даш: полгода без секса для такой горячей малышки, как ты, это ведь очень долго… Ты радовала себе сама? — снова поворачивается ко мне Сережа и прикасается включенным вибратором к торчащему соску.
Киска жалобно сжимается, и я закусываю губу.
— Даша, правило про ответы все еще в силе. Ты трогала себя, да?