иром.
Они познакомились в Иркутске в 1991 году при обстоятельствах довольно загадочных и любопытных… Администрация города закатила в честь дорогого московского гостя банкет. Лев Борисович расчувствовался, благодарил новых друзей за теплый прием, клялся любить и помнить, пил с кем-то на брудершафт, пел что-то веселенькое — а-ля «Семь сорок», наконец заявил, что устал, что завтра у него еще один концерт и ему необходимо отдохнуть. Просьбу уважили. Под гром аплодисментов Лев Борисович покинул банкетный зал.
Он поднялся к себе на этаж и вдруг заметил, что около его номера болтается словно маятник средних лет мужчина в армейской камуфляжной форме.
— Вы что, охрана? — удивился Лев Борисович.
— Угадали, — кивнул мужчина. — До утра.
Лев Борисович опешил.
— А причины?
— У нас город беспокойный, на вас могут наехать.
— На меня уже наехали, — сказал Лев Борисович, вспомнив свою сгоревшую дачу под Москвой.
— Знаю. Об этом в газетах писали, — снова кивнул мужчина. — Поэтому мы и приняли меры.
— Кто именно?
— Мэр города.
— Очень любезно с его стороны. А вы вооружены?
Мужчина распахнул куртку и выразительно похлопал по кобуре, прикрепленной ремнями под левой подмышкой.
— Заходите, — подумав, сказал Лев Борисович. — Нечего вам здесь до утра болтаться.
Мужчина зашел, сел у стола в кресло.
— Как вас зовут? — спросил Лев Борисович.
— Александр Иванович Рогов.
— Очень приятно! Вы из управления?
— Да.
— Выпить хотите?
— На работе не употребляю.
Номер был двухместный — люкс. Лев Борисович прошел в дальнюю комнату, разделся, попытался заснуть. Но сон как рукой сняло. Он покряхтел, поворочался, затем набросил халат и снова вышел к своему сторожу.
— Вы давно служите?
— Давно.
— Значит, опыт есть… — Лев Борисович склонил голову и неожиданно спросил: — Скажите, а что предприняли бы вы, если бы на вас наехали?
— Нашел бы надежную крышу.
— Милицию?
— У ментов своих проблем хватает.
— Тогда кого?
— Какого-нибудь крупного авторитета. Например… Тойоту.
Вора в законе Славу Сидорова по кличке Тойота хорошо знал весь преступный мир. Его богатству завидовали, за ум и хитрость уважали, за свирепость и жестокость побаивались. Причин на то имелось немало.
Банда Тойоты имела широкую сеть осведомителей — валютчиков, проституток, фарцовщиков, и они сперва работали со своими клиентами — подпольными миллионерами, богатыми цеховиками, собирателями антиквариата, крупными работниками торговли, а затем сдавали их хозяину, который умел разговорить даже самых молчаливых. Особо же строптивых заталкивали в гроб, заколачивали гвоздями и начинали пилить. Или везли этот гроб за город, по дороге неожиданно останавливались, и до потерпевшего доносились перепуганные голоса: «Вань, менты! Что делать?» «Как что? Гроб в речку и сваливаем!» Комментарии, как говорят в таких случаях, излишни. Клиент вспоминал даже то, чего раньше и не знал.
К началу восьмидесятых Тойота благодаря вездесущим и бойким газетчикам имел славу современного Робин Гуда, четыре судимости и три минимальных срока: дважды врачи признавали его невменяемым и дважды исчезали или меняли свои показания на суде свидетели. Но на пятый раз он все-таки погорел. Ментам удалось вычислить его любимый загородный ресторанчик, любимый столик, где он гулял с любимыми женщинами и обсуждал с подельниками предстоящие дела, и нашпиговать этот столик «жучками»…
— Так он же сидит, — растерянно проговорил Лев Борисович, переворошив в памяти газетные статьи о знаменитом воре.
— Сегодня сидит, завтра выйдет, — флегматично заметил Рогов.
— Завтра… Это когда?
— Завтра — это значит завтра.
Лев Борисович наморщил лоб.
— Если мне не изменяет память, ему дали четырнадцать лет, а прошло…
— Семь, — помог ему Рогов. — Вячеслав Иванович встал на путь исправления, и Верховный суд Российской Федерации смягчил приговор.
— А откуда вам все это известно? — озадаченно спросил Лев Борисович.
— Раньше я служил оперативником в лагере СТ-2, именно там отбывает свой срок Вячеслав Иванович.
— Вас выгнали?
— Достал справку — туберкулез.
— А как же вас с таким диагнозом взяли в управление?
— Я им справку не показывал.
— А если…
— Если вы захотите, покажу. — Рогов посмотрел на собеседника и не то вопросительно, не то утвердительно добавил: — Вам нужна охрана?
— Нужна, — кивнул Лев Борисович. — Вы можете организовать мне встречу с этим… Вячеславом Ивановичем?
— Могу. Но чтобы встреча оправдала ваши ожидания, его надо подогреть.
— То есть?
— Оформить заграничный паспорт, подкинуть деньжат…
— Сколько?
— Об этом вы сами с ним договоритесь.
— Хорошо. Пусть он в Москве мне позвонит. — И Лев Борисович протянул Рогову визитную карточку.
Через две недели Тойота выяснил, кто наехал на именитого певца, назначил авторитетам этой группировки стрелку, то есть встречу, на которой решаются спорные вопросы, и заявил, что Скалон работает под его крышей и он, Тойота, желает, чтобы последнего больше не беспокоили.
Инцидент, таким образом, был исчерпан. Довольны остались все: и Тойота, получивший приличное вознаграждение и ежемесячный навар к своему счету в банке, и Рогов — Лев Борисович пригласил его возглавить охрану акционерного общества, и сам Лев Борисович, вновь обретший желание петь, нести в каждый дом добро и счастье. Но он мгновенно утратил бы это желание, узнай, что организатором его встречи с авторитетом оказался сам Тойота, а вовсе не Рогов, у которого опер лагеря строгого режима бегал в шестерках.
— Что поделываешь? — спросил Лев Борисович.
— Чай пью.
— С малиной?
— С медом.
— Голова болит?
— А с чего это она у меня должна болеть? — спросил Рогов, посчитав вопрос за чистейшей воды провокацию. — Я абсолютно здоров. И вам того желаю!
— Спасибо, Александр Иванович! У меня к тебе просьба… Завтра на несколько дней в Сочи вылетает моя жена, отдохнуть… Выдели ей, пожалуйста, охранника, только не того, что с ней в прошлый раз летал, а другого.
— А чем ее Потапов не устроил?
— Он слишком рьяно относился к своим обязанностям — чуть ли не в туалет за ней ходил.
— Сделаем. Еще что-нибудь?
— Мне нужен Вячеслав Иванович.
— Лев Борисович, он мне о своих передвижениях не докладывает.
— И правильно делает. А ты обязан знать, где он пребывает!
— В Москве его нет…
— Найди мне его хоть на том свете и передай, что я жду его звонка.
— Слушаюсь! — по-военному отчеканил Рогов.
— Спокойной ночи. — Лев Борисович осторожно положил трубку и потер виски — боль не отпускала. «Странно, — подумал он, — у меня есть все, что нужно человеку для полного счастья, а голова трещит… От чего же она, подлая, трещит?»
И здесь Льва Борисовича осенило: да, у него есть все и одновременно — ничего, ибо это все лишило его элементарных человеческих радостей. Взять, например, завтрашний день… Жена катит на юг — море, солнце, шикарные апартаменты в лучшей гостинице, небольшая любовная интрижка… А что ей остается делать, когда он вечно занят? Вчера дела, сегодня дела, завтра дела! Вместо него полетит идиот-охранник, который начнет пожирать Марину глазами и с удовольствием выполнит свои мужские обязанности, когда она, притворившись спящей, сонно пробормочет: «Дорогой, возьми меня». Возможно такое? Вполне. Ему ее приколы известны. Не один раз, запоздав домой на ужин, находил на столе записку: «Левушка, захочешь есть — не греми (тарелками), захочешь меня — не буди!»
И он порой так и делал. А поутру, готовя завтрак, Марина кокетливо вопрошала: «Дорогой, мне вчера снилось, что ты напал на меня как безумный и так рычал… Это действительно был ты?» Если Лев Борисович брал грех на душу, Марина восклицала: «Бог мой, какой замечательной игрушкой одарила тебя природа!» Если отрицал, реагировала несколько по-другому: «Какой ужас! Правду говорят: кого любишь, тому и во сне не откажешь!» Но дальнейшее и в том, и в другом случае происходило по одному и тому же сценарию: Марина скидывала халат и тащила мужа в койку — воодушевить на подвиг она могла даже покойника.
Представив себе весь этот спектакль в картинках, Лев Борисович сладострастно застонал, а затем зарычал, но уже не от страсти — от несправедливости Всевышнего к своей персоне: почему кто-то отдыхает и блаженствует, а он, всемогущий правитель целой империи, торчит в этой грязной, пыльной и вонючей Москве, решая то и дело возникающие проблемы и выколачивая деньги? Когда это кончится? Он устал. Ему не тридцать и даже не сорок пять — почти шестьдесят, а он все бежит и бежит — безостановочно, круг за кругом, и нет этому проклятому кругу ни конца, ни края…
«Ничего, любишь кататься — люби и саночки возить, — успокоил себя Лев Борисович. — Завтра у меня приемный день, нагрянут людишки, колесо завертится… и все станет на свои места. А сейчас пару таблеток тазепама и спать!»
Глава IV
МАГНИТОФОННАЯ ЗАПИСЬ ТЕЛЕФОННОГО РАЗГОВОРА БЛОНСКОГО Г. И. И РАКИТИНОЙ М. В.
Блонский. Здравствуй, курочка!
Ракитина. Привет!
Блонский. Ты, говорят, золотое яичко снесла?
Ракитина. Чтобы его снести, надо сперва забеременеть… А у тебя на это времени не хватает!
Блонский. Ловко! Впрочем, ты всегда наступаешь, когда не права.
Ракитина. Ты недоволен, что я к тебе ментов направила?
Блонский. Почему? Скоков мне даже очень понравился. Он один из тех, кто до сих пор защищает честь мундира. Знаешь, что это такое?
Ракитина. Знаю. Мой дедушка за Родину погиб.
Блонский. Дура! Твой дедушка с винтовкой на танк попер, потому и погиб. Ясно? А теперь ответь: за каким чертом тебе потребовалось меня с говном мешать?
Ракитина. Не понимаю.
Блонский. Не понимаешь, значит… Кто тебя в карты проиграл, я?