– Твоя мама наверху. Она хочет с тобой поговорить.
– Но…
– Папа прилетит в воскресенье.
Конор напрягся.
– Папа приедет?..
– Мне надо позвонить. – Бабушка прошла мимо него к входной двери и достала из кармана мобильный телефон.
– Зачем ему приезжать?
– Мама тебя ждет, – сказала бабушка и захлопнула входную дверь.
Конор даже не успел снять рюкзак.
Его отец прилетит. Отец. Из Америки. Он не бывал у них с позапрошлого Рождества. У его новой жены все время случалось что-то неотложное, из-за чего он не мог часто к ним приезжать, особенно после того, как у них родился ребенок. Конор привык, что отца нет рядом, потому что он все реже и реже гостил у них и звонил.
Его отец прилетит.
Почему?
– Конор? – послышался голос мамы.
Она лежала не в своей комнате, а в комнате Конора, на кровати, поверх одеяла, и глядела в окно на церковное кладбище.
И тисовое дерево.
Обычное тисовое дерево.
– Привет, милый, – улыбнулась мама, но Конор заметил, что у нее мешки под глазами, и понял, что ей очень больно – так больно ей было только однажды. В тот раз она тоже легла в больницу и провела там почти две недели. Это случилось на прошлую Пасху, и время, проведенное у бабушки, было смертельно тяжелым для них обоих.
– Что случилось? – спросил Конор. – Почему ты возвращаешься в больницу?
Мама похлопала по одеялу, предлагая ему присесть.
Конор не сдвинулся с места.
– В чем дело?
Она все еще улыбалась, но чуть более натянуто, и проводила пальцами по узору из мишек гризли на одеяле, для которого Конор был уже слишком взрослым. Мама небрежно повязала на голове свой алый шарф, и местами проглядывала ее бледная кожа. Наверное, она не пробовала даже делать вид, что примеряет бабушкины старые парики.
– Со мной все будет в порядке. Правда.
– Да?
– Мы уже говорили об этом, Конор. Не волнуйся. Помнишь, мне было плохо, но в больнице мне помогли. И в этот раз будет так же. – Она снова похлопала по одеялу. – Почему бы тебе не посидеть рядом со своей уставшей старой мамой?
Конор нервно сглотнул, но ее улыбка стала еще ярче и однозначно была настоящей. Он подошел к ней и сел на кровать лицом к окну. Мама провела пальцами по его волосам, и Конор увидел перед глазами ее руку – такую тощую, словно в ней не было мяса, только кожа да кости.
– Зачем папа приезжает? – спросил Конор.
Мама замерла, а затем убрала руку.
– Вы давно не виделись. Ты не рад?
– Бабушка выглядит не особо довольной.
Мама фыркнула.
– Ты же знаешь, как она относится к твоему папе. Не слушай ее, просто радуйся его приезду.
Какое-то время они сидели молча.
– Есть что-то еще, о чем ты мне не говоришь, – наконец произнес Конор. – Да?
Он заметил, что мама выпрямилась на подушке.
– Взгляни на меня, сынок, – мягко сказала она.
Конор повернулся, хотя готов был заплатить любую цену, лишь бы этого не делать.
– Эта терапия мне не помогла. А значит, они попробуют подстроиться под меня, применить другое лечение.
– В этом дело?
– Да, – кивнула мама. – Такое бывает. У них еще много возможностей. Не беспокойся.
– Ты уверена?
– Да.
– Потому что… – Конор осекся и посмотрел в пол. – Ты можешь мне все рассказать.
Он почувствовал, как его обнимают узкие, худые руки, которые раньше были такими мягкими. Мама ничего не говорила, только прижала его к себе. Конор смотрел в окно, и мама проследила за его взглядом.
– Это тисовое дерево, – наконец сказала она.
Конор закатил глаза, но вовсе не раздраженно.
– Да, мама, ты мне тысячу раз это говорила.
– Приглядывай за ним, пока меня нет, хорошо? Чтобы оно все еще росло здесь, когда я вернусь.
Конор понимал: так мама хочет сказать, что вернется. Он кивнул, и они продолжили смотреть на дерево.
Которое, сколько бы они ни смотрели, так и оставалось деревом.
Дом бабушки
Пять дней. Монстр не появлялся пять дней.
Может, он не знал, где живет бабушка. Или идти было слишком далеко. Ее сад нельзя было назвать садом, хотя дом у бабушки был намного больше, чем у Конора и его мамы. За ее домом теснились сараи, каменный пруд и деревянный «офис», занимавший дальнюю часть двора, в котором она чаще всего занималась своей работой агента по недвижимости – такой скучной, что Конор пропускал мимо ушей все, что бабушка про нее рассказывала. Больше на заднем дворе ничего не было, кроме разве что дорожек из кирпича и цветов в горшках. Дереву там негде поместиться. Там не было даже травы.
– Хватит пялиться в никуда, молодой человек, – сказала бабушка, высовываясь во двор и надевая сережку. – Скоро приедет твой отец. А я пока навещу твою маму.
– Я не пялился.
– Несущественно. Заходи в дом.
Она исчезла за дверью, и Конор медленно поплелся за ней. Сегодня, в воскресенье, прилетал папа. Он должен заехать сюда за Конором, и они навестят маму, а потом проведут время вместе, «как отец и сын». Хотя Конор был почти уверен в том, что это кодовое название для очередного «Нам Надо Поговорить».
Когда папа приедет, бабушки не будет дома.
Это всем на руку.
– Будь добр, убери свой рюкзак из прихожей, – сказала бабушка, проскользнув мимо Конора и схватив сумочку. – Мы же не хотим, чтобы он подумал, будто ты живешь в свинарнике.
– Это вряд ли, – проворчал Конор себе под нос, пока бабушка отошла к зеркалу, чтобы проверить свой макияж.
В доме бабушки было чище, чем в маминой больничной палате. Уборщица Марта приходила по средам, но Конор не понимал зачем. Каждое утро, только встав с кровати, бабушка принималась пылесосить, устраивала стирку четыре раза в неделю, а однажды помыла ванну в полночь, перед сном. Она не складывала посуду в раковину, а сразу ставила в посудомойку, и как-то раз забрала тарелку прямо у Конора из-под носа, когда он и доесть-то не успел.
– Жить одной в моем возрасте… – день изо дня повторяла бабушка. – Если не я буду содержать дом в порядке, то кто?
И это всегда звучало как вызов – ответит Конор что-нибудь или нет?
Бабушка отвозила его в школу, и он всегда оказывался там задолго до начала уроков, хотя ехать до нее было целых сорок пять минут. И она забирала его из школы и отвозила в больницу, повидаться с мамой. Они проводили там около часа – или меньше, если у мамы не было сил разговаривать, а это случилось дважды за последние пять дней – а потом ехали домой к бабушке, где она заставляла Конора выполнять домашнюю работу, а сама выбирала, что бы такого заказать на ужин, чего они еще не пробовали.
Это напоминало Конору гостиницу типа «постель и завтрак», в которой они с мамой остановились однажды летом в Корнуолле. Только здесь было чище. И порядки строже.
– Так вот, Конор, – сказала бабушка, натягивая пиджак. В это воскресенье у нее не было встреч с клиентами, и Конор не понимал, зачем она так наряжается в больницу. Скорее всего этим она хочет добиться того, чтобы его папе стало неуютно. – Твой отец может не заметить, как устала мама, так что мы должны работать сообща и убедиться в том, что он не задержится дольше положенного. – Бабушка еще раз погляделась в зеркало и тихо добавила: – Хотя что это изменит?..
Она обернулась, помахала ему рукой на прощание, точнее – легонько взмахнула и сказала:
– Веди себя хорошо.
Дверь за ней захлопнулась, и Конор остался один в ее доме.
Он поднялся в гостевую комнату, которую выделила ему бабушка. Она говорила, что это его комната, но сам Конор ее так не называл, из-за чего бабушка качала головой и что-то бормотала себе под нос.
А чего она ожидала? Это не похоже на его комнату. Ни на чью комнату, и уж точно не на мальчишескую. Пустые белые стены, украшенные тремя разными изображениями парусных кораблей (бабушкины представления о том, что нравится мальчикам, были довольно узкими), и всего два предмета мебели: кровать со слепяще белыми одеялом и покрывалом и дубовый шкаф, такой громадный, что в нем можно было бы обедать.
Такая комната может принадлежать кому угодно, в любом доме на любой планете!
Конору не нравилось даже в ней находиться, пусть тут и можно было спрятаться от бабушки. И сейчас он шел туда за книгой, потому что бабушка запретила привозить в ее дом игровую консоль. Конор вытащил из сумки книжку и, выходя из комнаты, выглянул в окно на задний двор.
Все те же дорожки, сараи и офис.
И ничто на него не смотрит.
В гостиной, где вообще-то полагается сидеть, никто не сидел. Конора даже туда не пускали – не дай бог запачкает обивку. Разумеется, туда он и пошел читать книжку и дожидаться своего отца.
Конор плюхнулся на бабушкин диванчик с витыми деревянными ножками – такими узкими, что казалось, будто диван одет в туфли на каблуках. Напротив стоял сервант, в котором красовались тарелки и чашки с такими ажурными краями, что пить из них чай, не порезав губы, казалось невозможным. Над камином висели любимые бабушкины часы, которые позволялось трогать только ей. Она получила их в наследство от своей мамы и давно грозилась отнести на телешоу «Антикварные гастроли», чтобы их оценили. В часах даже был настоящий маятник, который бил каждые пятнадцать минут, да так громко, что от неожиданности можно было аж подпрыгнуть.
Гостиная походила на комнату в музее, посвященном жизни людей в старые времена. В ней даже не было телевизора. Он стоял на кухне, и его почти никогда не включали.
Конор читал. Ведь чем еще заняться?
Он хотел поговорить с отцом перед тем, как тот улетит обратно в Америку, но им надо было еще съездить к маме в больницу, и, учитывая разницу во времени и мигрени новой жены, которые всегда мучили ее в самые неподходящие моменты, Конор был рад любой возможности увидеть его.
Конор взглянул на часы с маятником. Двенадцать сорок две. Они пробьют через три минуты.
Три полые, беззвучные минуты.
Конор осознал, что страшно нервничает. Он уже давно не видел папу в жизни, а не по Скайпу.