28 мая. Я сообщил Наполеону о том, что получено известие о кончине королевы Португалии, а также о том, что в Рио-де-Жанейро прибыл французский фрегат с официальным посланием, в котором содержится предложение одной из дочерей короля выйти замуж за герцога де Берри. «Королева, — заметил Наполеон, — уже в течение долгого времени была сумасшедшей, а дочери все без исключения безобразны».
29 мая. Из Англии прибыл корабль; я отправился в город; там виделся с губернатором и, возвратившись в Лонгвуд, пошёл к Наполеону, который в это время играл в кегли в саду со своими генералами. Я сообщил ему (по указанию губернатора), что в парламент внесён законопроект, касающийся Наполеона. Законопроект даёт право министрам держать Наполеона под охраной на острове Святой Елены и предусматривает выделение необходимых сумм на его содержание.
Он спросил, были ли в парламенте противники этого законопроекта? Я ответил: «Почти никого». — «А разве Бругэм и Бурдетт, — заметил он, — не выступили против?» Я ответил, что не видел газет, но думаю, что г-н Бругэм что-то сказал. Я передал Наполеону несколько французских газет, которые адмирал отдал мне до того, как сам прочитал их. «Кто вам дал эти газеты?» — «Адмирал». — «Что, для меня?» (Не скрывая удивления.) — «Он просил меня передать газеты Бертрану, но на самом деле они предназначались для вас». После краткой беседы он попросил меня постараться достать «Морнинг Кроникл», «Глоуб» или любую из оппозиционных или нейтральных по духу газет.
7 июня. Завтракал с Наполеоном в саду. Между нами завязался длительный спор о методах лечебной медицины Он утверждал, что применяемая им практика лечения в случае заболевания, а именно: полное воздержание на этот период от еды, частый приём ячменного отвара, отказ от вина и верховая прогулка на семь или восемь лиг, чтобы вызвать потение, намного лучше, чем то, что рекомендую я.
Во время беседы мы также затронули вопрос о браке. Я рассказал, что в Англии, когда сочетаются браком представители протестантской и католической церкви, то необходимо, чтобы брачная церемония проводилась сначала протестантским священником, а потом уже романо-католическим священнослужителем. «Это неправильно, — заявил Наполеон, — церемонию заключения брака следует осуществлять как гражданский контракт; вступающие в брак обязаны явиться в магистрат в присутствии свидетелей и, заключив брачное соглашение, должны считаться мужем и женой. Именно такой процедуры я добился во Франции. Если же обе стороны брачного союза пожелают, то они могут потом пойти в церковь и повторить церемонию, но это не следует рассматривать как обязательную процедуру. Я всегда придерживался того принципа, что эти религиозные церемонии никогда не должны главенствовать над законами. Я также постановил, что браки, заключённые между французскими подданными в других странах, когда они заключаются в соответствии с законами тех стран, должны оставаться в силе, если супружеская пара возвращается во Францию».
15 июня. Пришёл к Наполеону, когда он завтракал, принимая ванну, поверх краёв которой был установлен плавно скользящий маленький стол с тарелками. Я сообщил ему, что Уорден нашёл его книгу, которая считалась потерянной на борту «Нортумберлэнда». «А! Уорден, прекраснейший человек, как он сейчас? Почему он не приходит ко мне повидаться? Я буду рад видеть его. Как поживает этот главный медик?» Я ответил, что Уорден будет весьма польщён оказанной ему честью быть представленным ему, если Наполеон согласится принять его в качестве частного лица, а не врача. «Поскольку вы говорите, что он истинный джентльмен, я приму его; вы можете представить его мне в саду в любой день по вашему выбору. Вам пришлось встречаться с госпожой Лоу? Я слышал, что она тактичная и вообще замечательная женщина». Я ответил, что слышал о ней точно такое же мнение и что она также обладает острым умом. «Жаль, — заявил он, — что она не может одолжить своего ума и такта мужу: ибо что касается характера этого должностного персонажа, то я никогда не встречал другого человека, у которого бы полностью отсутствовали и первое и второе».
Наполеон задал мне несколько вопросов о Лондоне. Я одолжил ему книгу об истории Лондона, которую мне подарил капитан Росс. Судя по всему, Наполеон был хорошо знаком с содержанием этой книги; он дал описание иллюстраций к книге и попытался освежить в памяти несколько легенд о городе, а затем сказал, что если бы он был королём Англии, то проложил бы широкие улицы по обе стороны Темзы и ещё одну — от собора Святого Павла к реке.
Затем разговор перешёл к обсуждению темы образа жизни во Франции и в Англии. «Кто больше ест, — задал вопрос Наполеон, — француз или англичанин?» Я ответил: «Думаю, что француз». «Не согласен с этим», — возразил Наполеон. Я ответил, что французы, хотя номинально едят в день только два раза, на самом деле питаются четыре раза. «Только два раза», — настаивал на своём Наполеон. Я возразил: «Они едят в девять утра, затем в одиннадцать, потом в четыре часа дня и в семь или в восемь часов вечера!» — «Я, — заявил Наполеон, — никогда не ем более двух раз в день. Вы же, англичане, едите четыре или пять раз в день. Ваша стряпня более насыщена питательными продуктами, чем наша. Однако ваш суп просто ужасен: в нём ничего нет, кроме хлеба, перца и воды. Вы выпиваете громадное количество вина». Я заметил: «Ну не так же много, как, считается, пьют французы». — «Так почему же, — ответил он, — Пионтковский, который иногда обедает с офицерами в лагере 53-го пехотного полка, говорит, что они пьют по принципу часовой оплаты; что после того, как со стола убирается скатерть, они платят за час и пьют столько, сколько хотят, и это иногда продолжается до четырёх часов утра». Я возразил, что это очень далеко от правды, поскольку некоторые офицеры вообще не пьют вина более двух раз в день, и это происходит в те дни, когда в лагерь разрешается приглашать посторонних. Для каждого, кто пьёт вино, на стол ставится бутылка, наполненная напитком на одну треть, и когда бутылка осушается, то она вновь наполняется на одну треть и так далее.
Каждый платит только за то, что он соразмерно выпил. После этого объяснения Наполеон выглядел несколько удивлённым, заметив, что иностранец, имеющий только несовершенные знания чужого языка, легко приходит к неправильной интерпретации обычаев и порядков других наций.
17 июня. Сообщил Наполеону, что в пределе видимости в море показался фрегат «Ньюкасл» с новым адмиралом. Он попросил меня принести мой бинокль и показать ему фрегат. Вернувшись с биноклем, нашёл Наполеона, направлявшегося в конюшни. Показал ему корабль, с трудом плывущий против ветра. Вскоре пришёл Уорден, и Наполеон пригласил меня, а также Уордена и лейтенанта Блада позавтракать с ним. За завтраком разговор зашёл об аббате де Прадте; затем беседа коснулась абсурдной лжи, подробно расписанной в «Квотерли Ревью», относительно поведения Наполеона во время его проживания в коттедже «Брайерс». «Это позабавит публику», — сказал Наполеон. Во время беседы Уорден отметил, что вся Европа очень интересуется мнением Наполеона о лорде Веллингтоне как о боевом генерале. Этот вопрос Уордена Наполеон оставил без ответа, и повторного вопроса не последовало. Фрегат «Ньюкасл» доставил на остров Святой Елены трёх полномочных представителей: России — графа Бальмэна, Австрии — барона Штюрмера с баронессой, Франции — маркиза Моншеню с адъютантом, капитаном Гором. Барона Штюрмера сопровождал также австрийский ботаник.
18 июня. Сообщил Наполеону, что побывал в городе и что в город прибыли полномочные представители России, Франции и Австрии. «Вы кого-нибудь видели из них?» — «Да, я виделся с французским полномочным представителем». — «Что он за человек?» — «Он — старый эмигрант, по имени маркиз де Моншеню, чрезвычайно болтлив. Но внешне производит неплохое впечатление. Когда я стоял с группой офицеров на террасе, что напротив дома адмирала, из дома вышел маркиз и, обратившись ко мне, сказал на французском языке: «Ради Бога, если вы или кто-нибудь из вас говорит по-французски, то дайте мне знать, ибо я ни слова не знаю по-английски. Я приехал сюда, чтобы закончить свои дни среди этих скал (указывая на Лэдцер Хилл) и не могу вымолвить ни одного слова на английском языке». Наполеон от души рассмеялся от этого рассказа, при этом несколько раз повторяя: «Ну и болтун! Ну и дурак!» «Что за глупость, — заявил Наполеон, — посылать сюда этих полномочных представителей. Не имея никаких обязанностей, никакой ответственности, им здесь абсолютно нечего делать, разве только прогуливаться по улицам и лазить по скалам. Прусское правительство проявило больше здравого смысла и сберегло свои деньги». Я сообщил Наполеону, что Друо оправдан, чему Наполеон был очень рад. О талантах и добродетелях Друо он высказался в самых лестных выражениях и отметил, что в соответствии с законами Франции тот не мог быть наказан за своё поведение.
20 июня. Наполеону были представлены контр-адмирал сэр Пультни Малькольм, капитан Мейнель (командир флагманского корабля) и несколько других морских офицеров.
21 июня. Увидев Наполеона, прогуливавшегося в саду, я подошёл к нему с книгой, которую достал для него. После того как он поинтересовался состоянием здоровья г-жи Пиери, почтенной пожилой дамы, которую я навещал, Наполеон сказал, что виделся с новым адмиралом. «А вот это действительно стоящий человек, у которого доброжелательное, открытое, умное и честное лицо! Вот вам лицо англичанина. Само его лицо свидетельствует о его сердце, и я уверен, что он добрый человек: мне ещё никогда не приходилось встречать человека, о котором у меня тотчас же сложилось бы хорошее мнение, как это произошло, когда я в первый раз увидел этого замечательного пожилого господина с военной выправкой. Он ходит с поднятой головой и высказывает свои мысли открыто и смело и при этом не боится смотреть вам прямо в глаза. Его лицо заставляет любого человека желать продолжения знакомства и вызывает доверие у самых подозрительных людей».