Затем он сообщает тебе, что, к сожалению, должен ехать на съемки известного фильма, и просит тебя отвезти его детей на Гавайи (чтобы дети привыкли к тебе за лето, до школы), а он за это время уладит с разводом. Ты на секунду замираешь и, засомневавшись, спрашиваешь, не сон ли это, то есть как могло случиться, что из всех красивых, знаменитых женщин, из всех вообще женщин он выбрал именно тебя. Он отвечает, что любит твое доброе сердце, и что любовь слепа, и чтобы ты не беспокоилась (то есть не мучила свою бедную симпатичную головку такими глупостями). Потом он едет снимать этот свой известный фильм.
Ты с детьми летишь на Гавайи, у самолета загорается крыло, и он падает в джунгли. Все пассажиры погибают, кроме тебя и, слава богу, его четверых детей. Ты проявляешь сверхчеловеческую смелость и с неимоверным мужеством борешься за жизнь этих детей, а также и за свою, потому что вас в джунглях подстерегает множество опасностей. (Дорогая моя Штефица, если бы ты знала, если бы ты только знала, как бы я развернулась в описании драматического спасения детей в суровых джунглях!) Не только он, но вся мировая общественность узнала бы о вас и ужаснулась. Он в составе особой спасательной экспедиции прилетает в эти проклятые джунгли, и здесь идет поистине потрясающее описание вашей встречи.
Специальным рейсом вы прилетаете на голливудский аэродром. Там вас, разумеется, встречают журналисты. Какой-то незнакомый тебе человек подбегает к твоему будущему мужу и что-то шепчет ему на ухо. Ты узнаешь, что во время драматических событий в джунглях от прогрессирующей лейкемии внезапно умерла его жена. Тебе, естественно, жаль несчастную, но одновременно ты понимаешь, что теперь у вашей любви нет преград.
Вы венчаетесь, дорогая Штефица (это нечто фантастическое, такое раньше ты имела возможность видеть разве что в кино!), ты становишься не только отличной супругой, любимой матерью четырех, а вскоре и пяти (да, дорогая моя Штефица, да!) детей, но еще и сбрасываешь с десяток килограммов и так хорошеешь, что родная тетя, которая приезжает навестить тебя, зятя и свою подругу из Босанской Крупы, не узнает свою Штефицу. Тетя плачет и говорит: «Эх, теперь не штрашно и умереть!» Это она, естественно, просто так говорит, она не собирается умирать, и, более того, твой муж оплачивает ей двухнедельное лечение в известной клинике, где тете трансплантируют зубы какой-то несчастной пятнадцатилетней девушки, только что погибшей в одной из этих ужасных американских автокатастроф. Вы все — свекровь, тетя, пятеро, а скоро и шестеро детей, которые тебя обожают, твой муж, который, разумеется, получает высшую награду за фильм, и ты — живете счастливо до конца жизни, а бог даст, так и дольше!
Вот так бы я тебя отстрочила, дорогая моя Штефица, будь я настоящим писателем. Но я как раз из тех, о ком говорят: «Жизнь диктует, а писатель пишет» — и даже более того… А в народе говорят: кто как знает, тот так и тачает. Всяк мастер на свой лад.
Штефице Цвек дает советы эмансипированная Эла(опять осноровка)
Если хотите, чтобы лак на ногтях держался дольше, нужно после того, как лак высохнет, смазать ногти яичным белком.
— Не выношу типичных женщин! — энергично замотала головой эмансипированная Эла и вставила сигарету в мундштук из слоновой кости.
— Да? — с отсутствующим видом произнесла Штефица, наклоняя голову. С мундштука улыбался вырезанный Будда.
— Подарок Фреда! — заметила Эла, перехватив взгляд Штефицы.
— А что значит «типичная женщина»? — спросила Штефица.
— Только не притворяйся, что не понимаешь! Уж куда понятнее! Это такие коровы, которые постоянно ноют, вешаются на мужиков, душат их в объятиях, вертят ими, как хотят, и все только потому, что бог дал им дырку!
Ох, как же она вульгарна, передернуло Штефицу. Эла нервно вертела в руках мундштук и проводила пальцами по вьющимся волосам. Какая она кудрявая! — думала Штефица.
— Да! — продолжала Эла. — К счастью, таких все меньше. Для женщины важнее всего работа, она должна вдыхать жизнь полной грудью и помнить, что мужчины — это не главное!
— А Марианна думает, что главное, — робко заметила Штефица.
— Марианна — корова! Идиотка, которая полагает, что если сумела выйти замуж за этого своего сопляка, то уж и ухватила бога за бороду!
— Да, но…
— Никакого «но»! Вижу, она уже успела напичкать тебя своими жизненными рецептами, как гусыню! — сердито затрясла кудряшками Эла.
— Марианна добрая. Когда я впала в депрессию, она помогла мне… — примирительно сказала Штефица.
— Ага! — Эмансипированная Эла подняла мундштук точно флаг. — Могу представить, как она помогла! Присоветовала найти парня! А у тебя не получилось! И теперь тебе еще хуже, чем прежде!
— Откуда ты знаешь? — изумилась Штефица.
— Да я-то уж знаю! Знаю вас как облупленных, знаю, чем вы дышите! Наверняка у тебя ничего не вышло! Да и не могло!
— Почему, как ты думаешь?..
— Очень просто. Ты хваталась за мужиков как утопающий за соломинку. У тебя это на лице написано! Ты готова влюбиться в первого встречного, стоит ему спросить у тебя, который час!..
— Что же делать? — прервала ее Штефица.
— Да просто живи, боже мой! Работай… Читай! Когда ты последний раз книгу в руки брала? — начала допрос эмансипированная Эла.
Штефица не ответила.
— Когда ты последний раз была на выставке? — Эла вперила мундштук из слоновой кости в Штефицу.
Штефица хотела сказать, что на выставки она вообще-то не очень любит ходить, но Эла немилосердно продолжала:
— А театр? Признайся, что и в театре ты сто лет не была! Ах, вы, глупые, ограниченные сексуальные рабыни! Только и думаете, как бы кого заполучить! Обустраиваетесь, гнездитесь… Квочки! Есть ведь и другой мир, кроме
вашего. Гуляй, читай, найди себе друзей, поступи в институт, на какие-нибудь курсы, путешествуй… Займись иностранным языком. Например, учи английский. Ей-богу, жизнь так интересна!
Эмансипированная Эла все говорила и говорила. Штефица все краснела и краснела. Как она права! И как умна!
Штефица и Эла заказали еще кофе. Эла вздохнула, отпила глоток и провела рукой по кудрявым волосам. Огляделась, неожиданно взмахнула рукой и мундштуком поставила в воздухе невидимую точку. Штефица облегченно вздохнула, сама не зная почему.
— Кстати, ты знаешь, что я замуж выхожу? — спросила Эла.
— Опять? — поразилась Штефица и торопливо добавила — За кого?
— За Фреда! — отрезала Эла.
По подсчетам Штефицы, Фред оказывался пятым. Невероятно! — с завистью подумала Штефица.
— Ну, пора идти. Позвони мне, — сказала эмансипированная Эла и встала. — И не смотри на меня так удивленно! Пятый! Да, пятый! Веками мужчины эксплуатировали нас, теперь пришло время эксплуатировать нам! Равноправно — то бишь поровну! — добавила она и засмеялась.
Сколько же у нее зубов! — подумала Штефица. И как она права!
Немного поразмышляв, Штефица решительно окликнула официанта и расплатилась.
Штефица Цвек следует советам(вытачивание)
А) Штефица Цвек в театреЯйца с треснутой скорлупой нельзя сварить, чтобы не вытек белок или даже желток. Если у вас нет выбора, возьмите такие яйца, заверните их в алюминиевую фольгу и смело опускайте в воду.
В зале было очень душно. Сначала Штефица внимательно следила за всем, что происходило на сцене: король, королева, влюбленная Офелия, которая ей больше всех понравилась. Было очень жаль, когда та утопилась. Затем на сцену вышли два могильщика. Они стояли у ямы, о чем-то говорили и лопатами выбрасывали из ямы самую настоящую землю, что весьма удивило Штефицу, потому что на сцене вообще-то мало что было настоящим.
От духоты Штефице стало плохо. Она пробралась по ряду мимо ворчащих людей, потом направилась к красной лампочке над дверью, нащупала толстые складки шторы, вышла из зала, сбежала по ступенькам и влетела в туалет. Вошла в кабинку, закрылась, закрыла унитаз крышкой и села.
Штефице казалось, что театр — огромный ящик, в котором находится ящик поменьше — зал, потом — туалет, еще меньший ящик, а в туалете — кабинка, последний, самый маленький ящичек, из которого нет выхода. «Могила, сущая могила…» — думала Штефица, глубоко дыша.
Вдруг послышались голоса.
— Я и не говорила, — сказал первый голос, — что ей все удалили. Это у нее там ничего не осталось.
— Совсем ничего? — спросил второй голос.
— Ничего. Потом у нее распространилось и на грудь, так ей и грудь отняли…
— Не может быть!
— Да-да! Боже мой, с этим не шутят. Мне на последнем аборте сказали, что это не игрушки, потому что нашли эрозию…
— Да?!
— Да. Огромную!
— Ну ничего, прижгут. У меня тоже была, только маленькая…
— Велели прийти на прижигание, пока не поздно…
— Сходи, это совсем не страшно, немного вроде как припечет… Это все-таки лучше, чем усыхание матки.
— У кого усыхание?!
— У меня. Сказали, что она уменьшается… От истощения.
— Да что ты говоришь?! Не знала… А у Анкицы-то, знаешь?.. У нее выпадает…
— Как это — выпадает?
— Откуда я знаю! Выпадает — и все!..
— О господи, за что же нам такие муки!
— Боже мой, а что поделаешь? Смотри-ка, кто-то забыл расческу!
— Возьми ее, да и пойдем потихоньку.
— Сейчас, только запру веники и ведро!
Голоса удалились. Вдруг Штефице стало так жалко (правда, неизвестно кого и почему), что она расплакалась. Потом она подумала, что ее может кто-нибудь услышать, и спустила воду…
Затем, вытирая слезы, она думала об огромной эрозии и неосознанно соединила большой и указательный пальцы в кольцо. На минуту так замерла, а когда очнулась, то увидела свою руку и пальцы, изображающие знак, значение которого она позабыла. В воздухе еще секунду-две оставалось загадочное кольцо, потом рука опустилась. Штефица еще раз нажала на ручку унитаза и вышла.