— Что же хочешь? — спросила она.
— Отстранить твоего отца от власти.
— Как ты это сделаешь? Или ты хочешь умертвить отца? Нет!
— Клянусь тебе, не буду я его убивать! — Кучулук схватил ее руки, больно сжал. — Ты должна помочь мне. Или ты поможешь, или мы погибнем.
Все!
Она долго молчала. Плечи ее вздрагивали.
— Ты мой господин, и я буду с тобой.
— Я всегда верил в твой ум. Спасибо! — Он крепко обнял жену.
Кучулуку пришлось недолго ждать удобного случая. Как он и предполагал, султан Осман изгнал из Самарканда наместника гурхана, отказался платить дань. Чжулуху наконец зашевелился. Потрясал пухлыми кулаками.
— Я этого султана, этого неразумного мальчишку, в яму посажу! Я его заставлю чистить конюшни! Я сам пойду на него.
Кучулук осторожно возразил:
— Зачем тебе, великий гурхан, идти самому? Люди скажут, что султан до того усилился, что войной на него идет сам гурхан. Пошли Танигу… Но войска дай побольше.
— Ты верно говоришь, сын мой. Мне ли меряться силами с моим подданным. Пусть идет Танигу.
Опасный для Кучулука Танигу и главные силы гурхана ушли под Самарканд. Кучулук пробовал выманить гурхана на охоту, но он, словно что-то почуяв, сидел в своем дворце под надежной охраной. Тогда Кучулук решил захватить казну гурхана. Сокровищница находилась в городе Узгенде.
Собравшись вроде бы на охоту, Кучулук взял всех своих найманов, Тафгач-хатун и устремился к Узгенду.
В город приехали вечером. Переправились вброд через реку, протекавшую возле высоких крепостных стен. Увидев воинов, стражи захлопнули крепостные ворота. Кучулук начал колотить в полотно древком копья. Из бойницы надвратной башни высунулся бородатый воин в железном шлеме.
— Кто такие и что вам нужно?
— Ты что, ослеп?! — закричал Кучулук. — Не видишь, кто перед тобой?
— Я тебя не знаю.
— Еще узнаешь! Зови правителя города.
Голова воина исчезла. Прошло немало времени, прежде чем на крепостную стену поднялся наместник гурхана Куман-тегин. Он узнал Кучулука.
— А, это ты, хан… Зачем привел сюда своих воинов?
— Великий гурхан повелел усилить охрану города.
— Но меня он об этом не уведомил. Я не открою ворота.
К стене подскакала Тафгач-хатун.
— Куман-тегин, ты не веришь зятю великого гурхана, но не можешь оскорбить недоверием меня.
Ворота крепости распахнулись. Куман-тегин с поклоном пригласил Кучулука и Тафгач-хатун во дворец, слуги принесли угощение, горячий чай.
— Пить чай, вино, угощаться будем потом, — сказал Кучулук. — А сейчас проведи-ка нас в сокровищницу гурхана.
Куман-тегин поперхнулся чаем.
— Что за шутки? В сокровищницу кроме меня может войти только сам гурхан.
— Времена меняются, Куман-тегин! Пойдем. Не заставляй упрашивать.
— Да ты что! Эй, стража!
В покой вбежал молодой, безбородый воин с копьем и круглым щитом.
Куман-тегин поднялся, боком двинулся к дверям, не спуская глаз с Кучулука, осуждающе покачивая головой.
— Такие речи ведешь… недостойные. Принужден связать тебя, хан, и отправить…
— Подожди вязать и отправлять. — Кучулук тоже поднялся. — Сначала выйди посмотри. Дворец обложен моими воинами. Стоит мне дать знак…
Куман-тегин выскочил за двери, возвратился, растерянно разводя руками.
— Это другое дело…
Но Кучулук видел, что Куман-тегин далек от покорности, лихорадочно думает, как ему выкрутиться. Положил руку на его плечо, сжал пальцы.
— Садись. А ты, воин, иди и стань на свое место. Послушай меня, Куман-тегин. Надо спасать наше государство. Ты не можешь не видеть — оно идет к гибели. Нечестивые корыстолюбцы окружили гурхана. Они заботятся об одном — набить свои кошели золотом.
— Ты хочешь спасти гурхана?
— И гурхана, и его владения.
— Это другое дело. Только я тут не все понимаю. Спасение ты начинаешь с того, что лишаешь гурхана казны. Вытирая слезы, выдавливаешь глаза.
— Разве ты не знаешь моего отца? — вмешалась в разговор Тафгач-хатун.
— Деньги он бережет пуще своей жизни. Не платит жалования воинам, не поддерживает друзей.
— Взяв в руки сокровища, мы соберем большое и сильное войско. Гурхан еще будет нам благодарен. Ты видишь, Куман-тегин, я не разбойник, не для себя беру золото. Будь это так, я не стал бы тебя уговаривать. Долой голову — и все разговоры. Но мне нужны люди, озабоченные судьбой государства.
— В твоих словах, хан Кучулук, есть правда… — Куман-тегин растирал ладонями виски и щеки. — Жалованья не получают и мои воины. Если сюда придет шах Мухаммед, они откроют перед ним ворота. Их не заставишь сражаться… Но как я могу нарушить клятву?
— Ты покоряешься силе, принуждению.
— Это другое дело… Другое…
Втроем опустились в подземелье с зажженными светильниками. Внизу пахло сыростью, плесенью, мышиным пометом. Звякнули запоры, ржаво скрипнула железная дверь. В узком помещении со стенами, выложенными из дикого камня, рядами стояли окованные сундуки с позеленевшими бронзовыми ручками, Куман-тегин
отмыкал замки, поднимал крышки. В сундуках были золотые и серебряные слитки, монеты, камни-самоцветы, перстни, кольца, кинжалы, мечи, чащи… Тафгач-хатун с загоревшимися глазами примеряла украшения, нанизывала на тонкие пальцы перстни. Куман-тегин косил на нее мрачные глаза, вздыхал все чаще. Кучулук подошел к жене, молча снял с ее пальцев перстни, бросил в сундук.
— Не бери ничего. Когда-нибудь я подарю тебе и не такие украшения.
Идемте.
Охранять сокровищницу Кучулук поставил найманов. На другой день он собрал воинов гурхана на городской площади, выплатил всем жалованье и сказал:
— Я поднял оружие, чтобы восстановить попранную справедливость. Кто желает, пусть останется со мной. Нет — крепостные ворота открыты.
Большинство воинов осталось. Остался и Куман-тегин. Кучулук разослал во все концы гонцов, призывая правителей городов и округов присоединиться к нему. И всех, кто прибывал к нему, щедро одаривал из казны гурхана.
Скоро у него набралось достаточно войск, чтобы попытаться захватить другие города. Он выступил из Узгенда и направился к Баласагуну.
Но дойти не успел. Танигу, осаждавший Самарканд, узнав о его восстании, возвратился, перехватил на дороге. Кучулуку пришлось бежать, бросив сокровища.
Хорезмшах Мухаммед, надежда веры, бич пророка, подчинивший себе десятки владетелей, давно тяготился позорной зависимостью от кара-киданей, от неверного гурхана. Он свел свои войска с войском самаркандского султана Османа и двинулся на владения гурхана. Танигу принужден был оставить преследование Кучулука и повернуть назад, навстречу шаху. Битва произошла на равнине Иламиш. Она не принесла победы ни той, ни другой стороне. Но для Танигу окончилась печально. Он попал в плен и по приказу шаха был брошен в реку. Мусульмане, подданные гурхана, посчитали, что «надежда веры» освободит их от владычества идолопоклонников. Перед воинами, идущими домой, заперли ворота Баласагуна. Им пришлось осаждать свой собственный город. На шестнадцатый день Баласагун был взят и предан разграблению.
Воины ограбили не только жителей, но и, считая сокровища гурхана, отбитые у Кучулука, своей добычей, разделили серебро и золото, динары и дирхемы…
Махмуд-бай, правая рука гурхана, опасаясь, что для пополнения казны придется жертвовать своим богатством, дал Чжулуху пагубный совет: принудить воинов возвратить все сокровища. Войско взбунтовалось. Одни бежали к хорезмшаху, другие перешли к Кучулуку. Гурхан оказался беззащитным. И Кучулук беспрепятственно занял его ставку.
К нему привели Чжулуху. Размазывая слезы по рыхлым щекам, гурхан хотел опуститься на колени, но Кучулук сам поклонился ему.
— Великий гурхан, я лишь стрела в твоем колчане. У меня было одно желание — упорядочить дела в твоем владении.
— Ты не собираешься отнять у меня жизнь?
— Великий гурхан, это моя жизнь в твоих руках…
Гурхан его не слушал. Дрыгал короткими ногами, беспокойно озирался.
— А моих танцовщиц и музыкантов ты не заберешь?
— Они останутся при тебе.
Тут Чжулуху, кажется, поверил, что ему ничего не грозит, повеселел.
— А Махмуд-бай говорил, что ты меня убьешь. Вот глупый человек!
— Махмуд-бай негодный человек, великий гурхан. Он заслужил наказания.
— Да-да! Он мне всегда давал какие-то неумные советы. Но ты его не казни. Ну, побей палками или еще как-нибудь… У меня нет Танигу, не будет Махмуд-бая — как править владением?
— Все труды я возьму на себя.
— Тогда — хорошо. Тогда делай как знаешь. Ох, и трудное это дело править таким большим владением!
— Теперь будет легче. Владение убавилось почти вдвое…
«И тебя за это, старый огрызок, следовало бы утопить в болоте!» ожесточенно подумал Кучулук.
Глава 11
Красные, с золочеными драконами на полотнищах ворота дворца Вечного спокойствия широко распахнулись. На площадь выехал всадник, поднял серебряную трубу, и резкие звуки понеслись по ближним улицам, скликая людей лицезреть выезд хуанди на моление духам земли и неба. Следом за всадником показалась конная, потом пешая императорская стража. За нею шли знаменосцы. На бамбуковых древках проплывали полотнища с изображением красного павлина, белого тигра, черного духа войны, золотого феникса… За этими и иными значками и знаменами несли огромное желтое полотнище с ярко-красным кругом посередине — знамя солнца, главное императорское знамя. Лошади в золоченой упряжи, крытые златоткаными попонами, тянули повозку в виде пятиярусной пагоды. Каждый ярус окрашен в один из пяти главных цветов — синий, желтый, красный, белый или черный. С золотых, загнутых вверх карнизов свешивались колокольчики и украшения из жемчуга, нефрита, перламутра… По четырем углам повозки на высоких стойках блестели золотые чешуйчатые драконы. За повозкой двигались носильщики. В крытых носилках восседали сановники. Замыкала шествие конная и пешая стража.
Люди вставали на колени на обочине улицы, били земные поклоны, благоговейно простирали руки к императорской повозке с наглухо затянутыми занавесями. Пропустив шествие, Хо поднялся, отряхнул пыль с халата, пошел домой. Ласково грело весеннее солнце, чирикали воробьи, сверкали белизной свежепобеленные стены и свежепокрашенные ворота богатых дворов…