работой, но дверь в его мастерскую открыта.
Сказав это, перс показал ей, как надо проехать через поляну, где зрелиароматные дыни, и Нефора, проехав меж сирени, жасминов и роз, увидала вдали,как катил воды Нил, а вблизи, в чаще кустов, стоял белый домик, и на нём,как живой, медный аист на белом фронтоне. Вокруг было всё тихо; синее неборасстилалось как ровно покрытый шатёр; солнце горело, в воздухе стоял зной;на белом карнизе рядком сидели и пели чёрные дрозды. Вокруг дома быломножество лилий и роз, а у самых стен и у белого мраморного порога лежалицелые пласты зелёного диарита[7]. Здесь было свежо, тихо и целомудренно: здесьжил художник.
Усталая от далёкого переезда и от жара, Нефора сошла с седла и отослаламула и провожатого вдаль под дерево, а сама осталась перед открытою дверьюЗенона. Теперь она, не переступая порога, могла видеть всю его мастерскую.Это была очень большая и высокая квадратная комната без окон; мягкий светпроникал в неё через потолок, сквозь фиолетовую слюду, отчего все вещиказались обвитыми как будто эфирною дымкой. Посередине комнаты наполированном красном порфире красовался бронзовый ибис, и из его клюваструилась свежая вода; стены окружены были колоннами и ровно окрашеныкрасновато-коричневою краской, на которой резко выделялись белые мраморные илепные фигуры, изображавшие людей и животных. Здесь были и лёгкие маскиженщин, и тяжёлые головы фараонов, и задумчивые морды верблюдов, и хищныепасти крокодилов. Зенон, как большинство художников того давнего времени,знал не одну златокузню. Подобно известному со времен Амазиса[8] художникуФеодору[9], Зенон был и архитектор, и плавильщик, и лепщик, и ваятель, и вовсём он был мастер, и знаток, и любитель всякого изящества, о чем и немудрено было заключить по его жилищу, перед которым теперь стояла Нефора,вдыхая оттуда прохладную свежесть и аромат, разливавшийся из красивых, яркоюполивой покрытых тазов, в которых рос золотистый мускус и напоял всюатмосферу своим запахом. Посреди всех художественных произведений искусства,наполнявших покой, стоял сам художник.
Глава четвёртая
Напомним, что Зенону шёл тридцать первый год. Он родился в Милете открасивой гречанки и галла. Природа дала ему стройный стан, сильные руки,огромную массу белокурых волос и огненные чёрные глаза, в которых светиласьсамая пленительная доброта и благородная твёрдость. Он был в длинном хитонеиз мягкой шёлковой материи серого цвета, с бледно-розовыми кружками по краю,ноги его были обуты в лёгкие жёлтые сандалии, а буйные русые волосы схваченытонким золотым обручиком с бирюзою на лбу.
Он стоял спиной к двери, облокотясь на подставку, на которой лежалаглыба глины для лепки, и рассматривал с сосредоточенностью деталь своеймодели.
— Зенон! — позвала его Нефора.
Он вздрогнул и оборотился. Нефора нашла, что лицо его прекрасно, ипереступила к нему за порог в его мастерскую.
— Ты не должен сердиться, что я прихожу к тебе, художник. Меняпривлекла к тебе твоя слава. Женщин влечёт к себе слава, а ты славныйхудожник. Я не здесь рождена и никогда тебя не видала, но слава твоя мнеизвестна. У меня есть тоже слава моя, которая не стоит твоей: в Антиохиименя называли «звездою между красавиц», но я прихожу к тебе за советом:помоги мне, художник!
— В чем нужна тебе моя помощь?
— Прежде всего позволь мне быть твоею гостьей и дай отдохнуть мне утебя от несносного зноя.
— Входи и будь моею гостьей.
Нефора вошла, сняла покрывало и села в широкое кресло, покрытое кожейпантеры.
Застигнутый так внезапно врасплох, «златокузнец» сразу ощутил себя какбы во власти посетившей его бойкой и настойчивой гостьи. Он подал воды ей иположил к её ногам мягкую подушку, а сам стал перед нею и смотрел на неё,сложив свои руки на груди среди мягких складок хитона. Его поразилазамечательная красота Нефорис, которая, спустив покрывало, явилась одетойтак изящно к лицу, что природная прелесть её лица блистала ещё ярче.Небольшая на круглой шее головка Нефоры была покрыта широким и тонким кефье[10]в голубых и белых полосах: мягкие складки этой искусно положенной, изящнойповязки облегали, как воздух, её лицо и чёрно-синие кудри. Кефье былоперевязано жёлтым шнуром. Уши, руки и пальцы Нефоры были украшены серьгами,кольцами и браслетами, а на стройной шее лежало золотое ожерелье измножества мелких цепочек, и на конце каждой из них дрожали жемчужные перлы.Ресницы Нефоры были подведены по египетской моде, концы пальцев слегкаподрумянены, а тонкие ногти напудрены розовым перламутром. Гибкий станНефоры охватывала лёгкая туника полосатой материи — розовой с белым, авместо пояса ей служил золотистый шёлковый шнур, у одной из кистей котороговисело маленькое зеркальце и такой же маленький сверленый из самоцветногокамня флакон с пахучею индийской эссенцией. Но всего больше поражалонеобыкновенно живое и изменчивое выражение её нежного и страстного лица,линии которого так часто менялись, что, казалось, их совсем уловитьневозможно.
Усевшись небрежно в кресло, Нефора, не ожидая расспросов хозяина, самарассказала ему, в чем её надобность. Она сказала, что желает во что бы то нистало иметь к предстоящей палестре самую изящную диадему работы Зенона, а оней отвечал, что это невозможно, ибо всё время его до предстоящей палестрыуже распределено им для исполнения других, ранее полученных заказов.
— А правду ли ты это говоришь? Можешь ли ты мне сказать: для когоименно ты теперь взялся работать?
— Я думаю, что это я вправе сказать, — отвечал неосторожно художник иназвал Родопис и Сефору, тех самых, которых всех сильнее Нефора желалапревзойти своею красотой, появись в первый раз на александрийской палестре.
— Родопис и Сефора! — воскликнула Нефора. — Неужто же я меньше их стоюв очах человека, который способен ценить изящное в мире?
— Человек прежде всего должен исполнять то, что составляет его долг.
— Долг художника служить красоте, и я тебе даю к тому наилучшеесредство. Зачем ты будешь напрасно тратить талант свой для плосколобойРодопис и скуластой Сефоры? Им всё равно искусство твоё не поможет, и они вдиадемах твоих не станут изящней; но укрась ты Нефору, приложи красоту уборак её красоте — палестра забудет ристанье, а заплещет моей красоте и твоемуискусству, художник.
И когда Нефора увидала, что художник ей внимает, то она, чтобы не датьему опомниться и ещё сильнее преклонить его на свою сторону, решилась невыйти от него без того, чтобы не принудить Зенона изменить данному слову итем более восторжествовать над Родопис и Сефорой. Нефора решила не толькоумолять Зенона и льстить ему вниманием и лаской, но даже прямо прельщать егосвоею красотой, с тем чтобы довести его до страстного увлечения и купить унего предпочтение себе хотя бы даже ценою своей чести.
«Тогда, — думала она, — он перестанет отказываться, и чего не хочетсделать мне за большие деньги, то сделает без всякой денежной платы, как длясвоей любовницы. Я этого желаю… У меня будет убор всех изящнее, а вредачести моей от этого никакого не будет, потому что, наверное, никому даже ина мысль не придёт, чтобы я, самая первая красавица, молодая и богатая вдоваНефорис, брака с которой искало и ищет столько знаменитых людей, отдаласьиз-за выгод уроженцу Милета… Никто не поверит, что я отдала себязлатокузнецу за то, чтобы иметь его златокузню… чтоб унизить еюсоперниц… Да, этому никто не поверит, и я тем смелее на это решаюсь».
К тому же… Зенон был красив и…
Нефора вдруг ощутила над собой его обаянье.
Все до сих пор искали внимания её, — и вот человек, кого она ищет…Она предлагает себя… Она себя продает…
Это ей ново, и дико, и страстно желанно.
Нефора не размышляла, или её рассудок был слишком сговорчив и вел её кдостижению того, чего ей желалось.
«Всё равно я должна буду выйти замуж за какого-нибудь вельможу,которого я не буду любить, а пока я свободна, не вольна ли я самарасполагать собой как хочу? Я хочу, я могу, я желаю здесь, в этой тиши,внезапно купить себе ценою своей красоты услуги красавца Зенона. Так, мойхудожник! тебя ничто не спасёт от соблазна моей красоты, и торжество моё надтобой неизбежно».
И Нефора, нимало не медля, начала стремиться к тому, чтобы осуществитьсвоё намерение.
Глава пятая
Она сказала Зенону:
— Хорошо, я не хочу настаивать, чтобы ты портил твой честный обычай, ноты можешь помочь мне, оставаясь господином своих обещаний, которые далРодопис и Сефоре.
— Я не вижу, как я могу это сделать.
— Я тебя научу, если только ты хочешь у меня научиться, — сказала сулыбкой Нефора.
— Учи, я охотно готов тебя слушать, — отвечал, также слегка улыбаясь,Зенон златокузнец.
— Сядь со мною рядом и слушай.
Зенон сел в стоявшее рядом другое кресло, а она взяла его за руку исказала:
— Ты ведь дал слово не делать лишь новых уборов и не имеешь досуга наэто. Я и просить тебя больше об этом не стану; но что ты скажешь на то, еслиможешь мне сделать удовольствие, не нарушая своего слова?
— Тогда я сделаю все, чтобы не огорчить тебя понапрасну.
— Я не хочу ничего больше: здесь со мной мой пёстрый персидский ларец,в котором лежат все мои драгоценности. Там много есть разных прекрасныхвещей, которых здесь, в Александрии, на мне не видали. Я привезла их длятого, чтобы ты их рассмотрел и обдумал: не возможно ли их смешать и привести